Из-за чего Китай оказался на грани экологической катастрофы?

К началу пятого десятилетия реформ (согласно китайской терминологии) КНР подошла с грузом экологических проблем критического масштаба. Они наравне с коррупцией и социальным расслоением являются главными вызовами для правящей Коммунистической партии (КПК). Впрочем, ошибкой было бы думать, что смог и загаженные водоемы – примета последних лет. Еще в дневниках советского стажера Юрия Чудодеева от 1985 года мы читаем: «Я видел, как загрязнена река Янцзы. Если так дальше будет продолжаться, Китай ждет катастрофа».

Как проблема изменения климата влияет на международные отношения и бизнес-модели

Ощущение надвигающейся катастрофы растянулось на десятилетия. И, вероятно, продлится еще не один год. Каждое новое поколение, восприняв в качестве стандарта то состояние окружающей среды, которое существовало в момент взросления, вряд ли задумывается о том, что и оно, в свою очередь, было результатом серьезного антропогенного воздействия. Например, если обратиться к классическим источникам, то можно заметить, что о снижении плодородия на полях и о проблеме вырубки лесов писали еще современники Конфуция.

Ничего удивительного в этом нет – китайцы живут на одной и той же территории несколько тысячелетий, и все это время они не очень-то заботились о том, в каком состоянии оставят ее потомкам. Экологическому сознанию вообще сложно было появиться в Китае, учитывая ту жесточайшую конкуренцию, с которой сталкиваются китайцы в условиях перенаселенности. Тут если не ты срубишь последнее дерево, это сделает твой сосед – в голодную годину он выживет, а ты умрешь.

Последний катастрофический голод в Китае имел место всего 60 лет назад. Еще в 1980‑е большинство населения питалось и одевалось достаточно скудно. На этом фоне призывы ограничивать себя, свою предпринимательскую деятельность и потребление ради защиты окружающей среды попросту не нашли бы понимания. Ситуация начала меняться лишь в новом тысячелетии.

Гармоничное развитие

В 2000‑е тогдашнее руководство КНР во главе с Ху Цзиньтао фактически признало, что феноменальные темпы экономического роста были достигнуты ценой глубокого социального расслоения и деградации окружающей среды. В идеологический оборот были введены такие концепции, как «научное развитие» и «гармоничное общество», утверждающие, что устойчивость развития на основе сбалансированного сосуществования человека и природы должна стать неотъемлемой частью «социализма с китайской спецификой». Слова, впрочем, по большей части тогда так и остались словами, а с приходом нового руководства появились новые лозунги.

Уже при Си Цзиньпине в 2012 году государственной пропагандой были запущены другие идеологемы: «экологическая цивилизация» и «бережливое общество». Концептуальная рамка была дополнена десятком различных законов и деклараций, формулирующих требования к построению «зеленой экономики». Иначе говоря, нельзя утверждать, что китайские власти не волнуют проблемы экологии. Еще как волнуют. И руководство страны старается сделать все, что в его силах, чтобы с этими проблемами справиться.

Результаты уже есть. В отдельных сферах – например, в альтернативной энергетике – весьма достойные. Кроме того, как утверждают пекинцы, если раньше по пальцам можно было пересчитать количество дней в году без удушающего смога, то сейчас, наоборот, легче пересчитать дни, когда без маски невозможно выйти на улицу. Все остальное время качество воздуха вполне приемлемое.

Но то столица. Здесь живут первые лица страны, расположены зарубежные дипломатические и торговые представительства; через два года пройдут Олимпийские игры. Хуже всего с экологией дела обстоят в маленьких промышленных городках, где расположено так называемое «грязное производство» (текстиль, выделка кожи и меха, производство полимеров и пластмасс, аккумуляторных батареек для бытовой техники, металлургия).

В филиалы экологического ада на Земле они стали превращаться в эпоху «дикого капитализма с китайской спецификой», когда жажда наживы заставляла по максимуму эксплуатировать имеющиеся ресурсы, не считаясь с трудовым и экологическим законодательством. Здесь за годы реформ ситуация принципиально не изменилась. Правильные экологические решения, принимаемые наверху, с завидной регулярностью проваливаются, когда дело доходит до их реализации на местах. Хозяева бизнеса давно перебрались в более благополучные районы, а модернизировать производство чаще всего невыгодно. Соблюдение экологических норм на таких предприятиях обернулось бы для их владельцев крупными убытками, а для населения – потерей средств к существованию.

Примерно так же рассуждают и местные чиновники. Да, можно выполнять все бесчисленные распоряжения и директивы центра. Но что тогда будет с плановыми показателями? И не приведет ли это к тому, что, когда настанет пора подводить итоги работы на этой должности (китайских чиновников ротируют раз в три-четыре года), начальство останется ими недовольно?

Как экологическая повестка стала частью политической жизни в США

Хорошо известен пример угольной шахты вблизи Линьфэня (провинция Шаньси) – одного из самых загрязненных городов мира, согласно различным рейтингам. В 2012 году во время очередной кампании по построению «экологической цивилизации» центральное правительство постановило закрыть многие шахты, не соответствовавшие даже начальным экологическим нормам. Однако после первого визита проверяющих было обнаружено, что шахты продолжают работать. Комиссия потребовала закрыть производства немедленно, и в присутствии чиновников на двери был повешен амбарный замок. Шахту вычеркнули из реестра работающих предприятий, и пекинские чиновники отбыли восвояси – отчитываться о снижении числа загрязняющих природу производств. Когда через некоторое время контролеры вернулись на место нарушения, то обнаружили, что снятая с учета шахта продолжает работать как ни в чем не бывало. Как и «закрытая» таким же образом соседняя электростанция, на которую поставляется добытый на шахте уголь.

Как пишет Михаил Коростиков, «у местных властей просто нет никаких реальных стимулов закрывать вредное производство: это приведет к росту безработицы в и так депрессивном регионе, поскольку направленные на «стимулирование предпринимательской активности» программы центрального правительства в Шаньси просто не работают. Безработица, в свою очередь, может привести к массовым протестам, наказание за которые от центральных властей будет куда жестче, чем за незакрытую шахту».

Тотальное потребление

Наконец, намерение властей строить «экологическую цивилизацию» противоречит другой концепции – наращивать внутреннее потребление. КНР давно уже хочет слезть с «экспортной иглы», то есть покончить с ситуацией, когда доходы национальной экономики зависят от продажи китайских товаров за рубеж. Для решения этой задачи КНР должна превратиться в более-менее замкнутую экономическую систему. На практике это означает, что большая часть производимых могучей китайской экономикой товаров должна в самом Китае и потребляться (как, собственно говоря, и было на протяжении большей части истории Поднебесной). А для этого бережливых и рачительных китайцев необходимо заставить потреблять, потреблять, потреблять.

И ради того, чтобы заставить китайцев не прятать деньги под матрасом, а тратить их не раздумывая, в ход идут любые средства. И электронная коммерция, и анализ больших данных, и искусственный интеллект, и постоянные распродажи, и «день холостяка» с «черной пятницей», и длинные выходные, которые с 2020‑го в Китае вновь будут три раза в год (на Новый год по лунному календарю, день образования КНР и майские праздники).

Десять лет назад британка Фуксия Данлоп так описывала обычный китайский званый ужин: «Никто из присутствующих не испытывал сильного чувства голода, но ужин оплачивала какая-то фирма, а в Китае не принято накрывать столы скромно. Мой друг заказал роскошных алых креветок со сложным гарниром; целую рыбу, приготовленную на пару; крабов, тушенных с чили и чесноком; свиную ногу; огромное количество блюд из курятины, утятины и говядины; дорогие дикие грибы; супы и пельмени. Все это выглядело вульгарным, блюда были кричаще показными и на вид, и на вкус; явно не обошлось без пищевых красителей, бульонных кубиков и глутамата натрия. Мы вертели в руках палочки, поклевывая немного того, немного другого. Я не заметила, чтобы кто-нибудь за столом ел в полном понимании этого слова. Большей части блюд через несколько часов предстояло отправиться на корм свиньям».

С началом антикоррупционной кампании Си Цзиньпина по привычке много и напоказ потреблять, казалось бы, был нанесен удар, но, похоже, пришелся он лишь по официальным мероприятиям с участием чиновников. В Китае по-прежнему принято заказывать намного больше, чем сможешь съесть. Дарить бесполезные безделушки во множестве красивых коробочек и пакетиков. Часто менять модели телефона просто потому, что можешь себе это позволить. Когда в магазине я спросил у продавца, будет ли новенький «Хуавэй» работать три года, продавец, казалось, просто не понял моего вопроса – зачем ему работать три года, если через год можно будет купить новую модель, с еще более совершенной селфи-камерой и функцией дополненной реальности?

Государство не одобряет расточительства, но в основном из-за коррупционной составляющей. О том, что оборотная сторона «тотального потребления» – это истощение ресурсов и загрязнение окружающей среды, думают значительно меньше. Не только тяжелая, но и самая что ни на есть легкая промышленность (производство материалов для обуви, одежды, сумок) «мастерской мира» – это очень и очень грязная индустрия. И если на Западе в моду постепенно входит умеренность, то в Китае, где наращивание потребления – задача политической важности, это совсем не так. Поэтому и все разговоры об «экологической цивилизации», сопровождаемые стимулированием внутреннего рынка, звучат не очень убедительно. И вряд ли стоит ждать, что отношение к природе у большинства граждан серьезно изменится. Вопрос лишь в том, насколько еще хватит ресурсов окружающей среды – будет ли ощущение «надвигающейся экологической катастрофы» вечным?