Какие предпосылки определяют внешнеполитический курс Индии

• Легенды древних дней
• Идеализм или прагматизм
• Дивный новый мир
• Мир глазами индийцев

Легенды древних дней

Стартовая точка индийского нарратива находится в поистине доисторических временах: самый ранний памятник Мехргархской культуры, считающейся предшественницей Хараппской цивилизации, датируется примерно 7000 г. до н.э. Многие ученые считают Хараппскую цивилизацию древнейшей на планете. Люди, составлявшие ее, умели строить города, прокладывали водопроводы, совершали морские путешествия. Правда, и Мехргарх, и Хараппа находятся на территории не самой Индии, а нынешнего Пакистана. Но эту проблему индийская историография успешно решила: поскольку пакистанцы, с индийской точки зрения, – это обращенные в ислам индийцы, значит, культурное наследие, территориально расположенное в Пакистане, все равно является достоянием индийского народа.

Вплоть до мусульманского завоевания, начавшегося в середине VII в. и растянувшегося до XVI в. (на самом деле завоевать всю территорию Индостана мусульманским правителям так и не удалось), Индия переживала, как гласит нарратив, золотой век. Великие монархи династии Маурьев и Гуптов на севере, Чола и Паллава на юге правили мудро, воевали успешно, земля плодоносила, и всё было хорошо. Мусульманское завоевание, приведшее к многочисленным жертвам, гибели сотен тысяч человек и насильственному обращению в ислам обитателей Центральной и Южной Индии, положило этой идиллии конец. Тем не менее и мусульманские правители сумели создать великие империи, которые впоследствии рухнули из-за внутренних распрей. Это позволило европейцам покорить Индию. Она превратилась в колонию, чьи ресурсы европейцы беззастенчиво эксплуатировали, чтобы обеспечить процветание своим странам. Особенно преуспели в этом англичане, которым господство над Индией позволило вывести свою страну в ранг сверхдержавы.

Это ощущение вселенской несправедливости и того, что у Индии незаконно отняли ее место в кругу великих держав, прочно укоренилось в сознании индийской интеллигенции и бизнес-элит в последней четверти XIX в. Первый премьер независимой Индии Джавахарлал Неру прямо говорил, что его страна должна вернуть себе статус великой державы. Все последующие индийские правительства, невзирая на партийную принадлежность, следовали в том же русле и продолжают это делать до сих пор. Но каждое последующее правительство решало эту задачу по-своему.

Идеализм или прагматизм

Подход самого Джавахарлала Неру до сих пор вызывает в индийском обществе массу споров. И есть из-за чего. В эпоху, когда страны мира были разделены на два лагеря – капиталистический и социалистический, Неру предложил средний путь. Он заложил основы Движения неприсоединения – то есть клуба стран, не желавших вступать в холодную войну, а намеренных держаться в стороне. Основную массу этих стран должны были составить бывшие колонии.

План Неру в итоге провалился – в первую очередь потому, что Китай, видевшийся ему вторым столпом этого движения, не собирался идти в индийском фарватере. В принципе китайцы не прочь были бы участвовать в проекте, но параллельно хотели урегулировать пограничный вопрос с Индией, и вот тут возникла проблема: индийские элиты хотели сохранить ту границу, которую они унаследовали от британцев, некогда навязавших ее Китаю. В итоге все закончилось сокрушительным поражением Индии в короткой пограничной войне 1962 года, отставкой одного из соратников Неру и архитектора сближения с Китаем Кришны Менона, а потом и смертью самого Неру, морально сломленного произошедшим. С тех пор в индийском общественно-политическом дискурсе термин «нерувианизм» прочно связывается с прекраснодушием, доходящим до игнорирования интересов страны.

В последнее время, однако, появляется все больше ревизионистов, считающих Неру не идеалистом, а максимально жестким реалистом, просто не сумевшим учесть все факторы, когда разрабатывал стратегию возвеличивания Индии. Идея превратить Индию в лидера особого, третьего блока выглядела весьма заманчиво, а Китай в те годы уступал Индии экономически – то есть в сложившейся конструкции ему отводилась вспомогательная роль. Если бы план Неру сработал, то Китай, вполне возможно, так и остался бы в положении младшего брата. Но амбициозная стратегия потерпела крах.

Кто прав – апологеты Неру или его критики, – сказать сложно, но в последующие десятилетия дочь Неру Индира Ганди придерживалась достаточно осторожного и взвешенного подхода. С одной стороны, ее правительство стремилось превратить весь регион Южной Азии и Индийского океана в зону влияния Дели (в западных СМИ эта политика получила название «индийской доктрины Монро» или «доктрины Индиры»). С другой – продолжало сколачивать коалицию выбирающих третий путь стран – Движение неприсоединения. В условиях холодной войны, когда Москва и Вашингтон старались перетянуть на свою сторону третьи страны (в том числе во время голосований в ООН), эта стратегия выглядела весьма разумной. И наконец, Индия искусно балансировала, поддерживая в целом хорошие отношения и с СССР, и с США, и с Британией, и с Францией. Индийские дипломаты творили чудеса, умудряясь, с одной стороны, выступать с антиколониальных позиций в рамках Движения неприсоединения, а с другой – не препятствовать строительству американской базы на острове Диего-Гарсия, так как это считалось стратегически выгодным. Или, к примеру, не осуждая СССР за вторжение в Афганистан, в то же время отправлять неофициальные заверения в Исламабад о том, что обострения в Кашмире не будет и потому Пакистан может спокойно отправлять войска на афганскую границу.

Дивный новый мир

Эта внешнеполитическая эквилибристика оказалась как нельзя кстати в начале 1990-х, когда холодная война закончилась, а СССР приказал долго жить. В отличие от большинства бывших союзников Москвы, вынужденных либо продолжать борьбу в одиночку, как Куба, либо идти на поклон к бывшему неприятелю, как страны Восточной Европы, Индия сравнительно безболезненно вписалась в новый мировой порядок. Вовремя проведенные реформы Нарасимхи Рао позволили ей в меру либерализовать экономику, а возникший в Южной Азии и Индийском океане вакуум силы – претендовать на роль регионального лидера.

В 1998 году Индия провела испытания ядерного оружия. Готовились они достаточно давно, еще при Рао, но осуществить их выпало правительству Атала Бихари Ваджпаи, лидера «Бхаратия Джаната парти» (БДП). После испытаний Индия сразу попала под санкции США и их союзников. Однако ограничения с нее были достаточно быстро сняты: в новом мире дружба Нью-Дели стала ценным активом.

Вопреки расхожему представлению американо-индийское сближение началось не на почве противодействия Китаю. США переживали шок после теракта 11 сентября, и главным врагом им виделись радикальные исламисты. Индия, ведшая к тому моменту мощную антипартизанскую операцию в Кашмире, поддерживающая «Северный альянс» в Афганистане и заинтересованная в изоляции Пакистана как спонсора исламского терроризма, сумела блестяще представить себя в качестве последовательного борца с радикальными исламистами. Симпатии Вашингтона были индийцам обеспечены.

Начавшееся при Ваджпаи сближение переросло при правительстве Манмохана Сингха во взаимовыгодное партнерство, переходящее, по мнению оппозиционных индийских политиков и сторонних критиков, в слишком тесную и неравноправную дружбу. Сингха обвиняли в том, что он готов был исполнять любые американские прихоти, лишь бы заслужить похвалу из Вашингтона. Доля правды в этом была. Но в то же время премьер сумел, не сближаясь со Штатами слишком сильно, обеспечить максимально благоприятный для Индии режим экономического взаимодействия и убедить американцев, что им нужна мощная Индия как партнер в условиях намечающегося противоборства США и Китая. В итоге все остались довольны: пока в Вашингтоне мечтали о том, как Индия превратится в антикитайский бастион, индийцы спокойно торговали и с КНР, и США, привлекали как китайские, так и американские инвестиции, ударными темпами развивая свою экономику. При этом индийцы продолжали укреплять отношения с Францией, сохранять их с Британией и наращивать с Россией, которая после десятилетия разрухи вернулась на мировую арену.

Пришедший на смену Сингху в 2014-м Нарендра Моди начал медленно, но неуклонно менять внешнеполитический курс. На смену мягкой силе и политике дружелюбного отношения ко всем соседям пришла жесткая риторика и прагматичная линия поведения. Декларации о мягкой силе подкрепляются при необходимости силой жесткой, которую Индия без колебания пускает в ход, когда требуется, – достаточно вспомнить «хирургические удары» по базам на территории Пакистана в ответ на теракты в Кашмире и рейды индийского спецназа на территории других стран, если туда отступают разбитые отряды боевиков. Новая Индия близка к тому, чтобы исполнить мечту Неру.

Мир глазами индийцев

Статус великой державы, к которому Индия близка как никогда, требует концептуального обоснования и наличия собственного видения мира. Стремительный рост ВВП в первом десятилетии XXI века позволил индийским элитам задуматься о расширении сферы влияния. В это время появились концепции т. н. трех кругов (мандалы), которые делили мир на три части с точки зрения Нью-Дели – зону ближнего соседства, в которую входят государства Южной Азии, дальнего соседства – здесь находятся Ближний Восток, Средняя Азия, Юго-Восточная Азия и Восточная Африка – и весь остальной мир. Если в зоне ближнего соседства Индия готова силой отстаивать свои интересы, то в зоне дальнего соседства озабочена прежде всего наращиванием экономического влияния, а в мир Индия проецирует образ страны, настроенной ко всем крайне дружелюбно. По сути, в этой картине мира вокруг Индии создается сфера влияния, в которую Нью-Дели не намерен допускать потенциальных соперников.

Контуры этой сферы индийцы впервые обрисовали в 2007-м, когда эксперты Гурприт Кхурана и Премвир Дас предложили концепцию Индо-Тихоокеанского региона – конструкта, включающего всю акваторию Индийского океана и части Тихого с прилегающими территориями. Ученые исходили из того, что Индия, нависая над китайскими линией снабжения нефтью и газом из стран Персидского залива и маршрутом экспорта товаров в Европу, может при желании влиять на внешнюю политику КНР. Пришедшее в 2014 году к власти правоцентристское правительство Моди добавило в эту концепцию столь любимую традиционалистами и консерваторами культурную составляющую, превратив сугубо практическую теорию в широкую стратегию восстановления былого величия Индии. При этом индийские власти действуют достаточно гибко, активно развивая связи с мусульманскими странами, такими как Мальдивы и Саудовская Аравия. Своей стране индийцы отводят роль моральной сверхдержавы – в конце концов, кому, как не Индии, стране с многотысячелетней историей и культурой, выступать в качестве арбитра в международных спорах?

Ни одна из идей, выработанных за предыдущие десятилетия, не забыта, хотя многие были скорректированы, чтобы соответствовать изменившимся реалиям. На смену «неприсоединению» пришла концепция «мультиприсоединения», подразумевающая, что Индия готова участвовать в любых форматах – лишь бы они не накладывали на нее обязательств, идущих вразрез с национальными интересами. Из Движения неприсоединения она при этом не выходит, хотя эта организация и находится в упадке.

Не отказывается Индия и от претензий на роль постоянного члена Совета Безопасности ООН, несмотря на все разговоры о том, что Организация Объединенных Наций себя исчерпала. До тех пор, пока членство в Совбезе является обязательным атрибутом великодержавного статуса, Индия будет за него бороться, продолжая балансировать между враждующими государствами и блоками и уверенно идя по дороге, намеченной лидерами движения за независимость десятилетия назад.

Автор – руководитель Группы Южной Азии и региона Индийского океана ИМЭМО РАН