Какой будет внешняя политика Пекина после XX съезда Компартии Китая

Эпоха вызовов

К ХХ съезду Компартии КНР подошла с багажом проблем, которых не было пять лет назад, когда на предыдущем съезде Си Цзиньпин триумфально объявил о начале «новой эпохи» в деле построения социализма с китайской спецификой. С 2018 года Китай фактически находится в состоянии открытого противоборства с Америкой. Причем конфликт развивается сразу в нескольких плоскостях. К торговой войне, затеянной президентом Дональдом Трампом, вскоре добавились наложение санкций на отдельные китайские компании и китайских граждан, разрыв научно-технологических связей, а также ужесточение критики «морального облика» КНР с акцентом на нарушениях прав человека.

В 2020 году разразилась пандемия коронавируса, заставившая скорректировать все направления социально-экономической и даже внешней политики. Китай первым столкнулся с новой болезнью и предпринял жесткие меры, чтобы купировать эпидемию. Поначалу КНР успешно справлялась с новой напастью, вызывая зависть и восхищение других стран. Однако сейчас ситуация стала прямо противоположной – в большинстве государств о ковидных ограничениях уже позабыли, а Китаю то и дело приходится вводить локдауны. При этом китайские вакцины, судя по всему, малоэффективны против новых штаммов вируса. Это вынудило страну пойти на беспрецедентное с начала эпохи кайфан («открытости») закрытие от внешнего мира, что повлияло как на торгово-инвестиционные, так и гуманитарные связи.

Наконец, в 2022-м резко обострился украинский кризис, поставив весь мир на грань того, что специалисты называют «гибридной третьей мировой войной». Нейтральная позиция, которую занял Пекин по отношению к действиям России, была воспринята на Западе враждебно. В июне Китай был официально назван «системным вызовом интересам, ценностям и безопасности» Евро-Атлантического блока. Одновременно предприняты действия по расширению «глобальной НАТО» в Индо-Тихоокеанском регионе за счет развития таких блоков, как «Четырехсторонний диалог по безопасности» (США – Австралия – Япония – Индия), AUKUS (Австралия – Великобритания – США) и «Партнерство в синем Тихом океане» (те же страны плюс Новая Зеландия).

А в августе визит спикера палаты представителей Нэнси Пелоси на Тайвань показал готовность Вашингтона взвинтить ставки в «войне нервов» с Китаем, раз за разом унижая и дискредитируя его в глазах соседей. В Конгрессе США началась разработка нового закона, регулирующего отношения с Тайванем (Taiwan Policy Act), – его предполагается принять в конце года или начале следующего. «Этот эпохальный закон должен послать четкий сигнал Пекину: не совершайте тех же ошибок с Тайванем, что совершила Россия [с Украиной]», – уверен инициатор законопроекта Боб Менендес.

По новому закону значительно увеличиваются объемы военной помощи Тайбэю, Тайвань получает статус, равный статусу «основного союзника вне НАТО» (non-NATO major ally), снимаются ограничения на официальные взаимодействия американских чиновников с тайваньскими коллегами. При этом Вашингтон продолжает утверждать, что верен принципу «единого Китая» и официально считает Тайвань провинцией КНР. Китайцы пытаются объяснить Соединенным Штатам, что их политика в отношении Тайбэя – это «вмешательство во внутренние дела КНР», однако ничего с американской нахрапистостью поделать не могут. В результате если еще десять лет назад мирное воссоединение острова и материка казалось неизбежным, то теперь это крайне маловероятно.

Смысл действий Вашингтона станет понятнее, если вспомнить, как развивался украинский кризис. «Тайваньская карта» нужна США, чтобы заставить Китай тратить ресурсы не на мирное развитие, а на военно-политическое противостояние. Расчет делается на то, что попытка Пекина окончательно решить тайваньский вопрос настроит соседей и партнеров резко против КНР и заставит их сблизиться с США, а самим американцам даст повод обрушить на Китай лавину санкций. Из-за этого в КНР и союзной ей России начнется социально-политический кризис, итогом которого станет смена власти в этих странах и их выбывание из «большой игры».

Действуя в рамках этой логики, за неделю до ХХ съезда КПК президент Джо Байден подписал закон, запрещающий продажу полупроводников и оборудования для их производства в Китай. При этом США стремятся объединить усилия с ключевыми союзниками (Японией, Южной Кореей и европейскими странами), чтобы быть не единственной страной, вводящей ограничения. Таким образом, в ближайшей перспективе прогресс КНР в области суперкомпьютеров и искусственного интеллекта может замедлиться. Это станет очередным признаком того, что время мирного развития Китая позади, впереди эпоха вызовов и испытаний.

«Прекрасный Китай будущего»

Эти тревожные настроения были отражены в программном докладе, зачитанном Си Цзиньпином в первый день съезда. Традиционно этот документ фиксирует текущее состояние политической философии партии и служит источником вдохновения для обсуждений в течение всего пятилетнего цикла. О нынешнем историческом этапе в докладе сказано так:

«Китай вступает в период развития, когда одновременно существуют стратегические шансы, риски и вызовы, возрастают неопределенные и труднопредсказуемые факторы, в любое время могут появиться «черный лебедь» и «серый носорог» (т. е. непредвиденные угрозы или риски, которые были известны, но долгое время недооценивались. – «Профиль»). Мы обязаны повышать бдительность, всегда быть готовыми к худшему сценарию, думать о потенциальных опасностях, быть готовыми выдержать суровые испытания».

Ни Америка, ни какая-либо другая страна в тексте не упоминается, но очевидно, что львиная доля вызовов связана с давлением извне. Особенно это заметно в разделе, который посвящен Тайваню: «Тайваньский вопрос – это дело только китайцев, и решен он должен быть ими самими. Мы продолжим прилагать максимум усилий для достижения мирного воссоединения Родины, в то же время мы ни в коем случае не станем исключать применение силы».

О сроках воссоединения в докладе сказано не было, что открывает простор для спекуляций. Зато в докладе особое значение придается 2027 году. На этот год придется столетие Народно-освободительной армии Китая (НОАК) и завершение построения «Спокойного Китая». По мнению американских экспертов, именно к этому времени КНР постарается взять Тайвань под контроль. Впрочем, материалы съезда этот вывод не подтверждают. В них говорится лишь, что к столетию НОАК необходимо «ускорение темпов превращения народной армии Китая в вооруженные силы передового мирового уровня» при обязательном сохранении «абсолютного руководства со стороны партии».

Наконец, доклад вписывает китайскую повестку в картину общемировой политики: «Сегодня мир претерпевает невиданные изменения. С одной стороны, развитие, сотрудничество и всеобщий выигрыш стали неудержимыми историческими веяниями <…> С другой стороны, притеснение слабых, грабеж, игра с нулевой суммой и другие формы гегемонии, деспотизма и травли причиняют миру огромный вред, усугубляют «четыре дефицита»: дефицит мира, дефицит развития, дефицит безопасности и дефицит управления. Мир вновь оказался на перепутье исторического развития, и его будущее зависит от выбора всех народов».

Под «гегемонией» и «деспотизмом» подразумеваются действия США, установивших свой однополярный мировой порядок. Сейчас, по мнению китайцев, данная модель, характеризующаяся «вмешательством во внутренние дела других стран и применением двойных стандартов», уже не может удовлетворять потребности народов мира. Новую модель международных отношений КНР видит в «построении сообщества единой судьбы человечества».

Эта концепция ассоциируется с Пекином и его попытками навязать миру свои правила (вероятно, именно это имел в виду госсекретарь США Блинкен, когда говорил, что «если Америка теряет свою лидерскую роль, то ее занимает Китай, причем не в том ключе, который совпадает с нашими интересами и ценностями»). Однако, если разобраться, речь в концепции «сообщества единой судьбы человечества» идет об универсальных, не имеющих привязки к конкретной стране принципах сосуществования. По сути, это очень абстрактная идеалистическая идея о том, что «все страны могут следовать общим принципам, жить в мире и согласии, а также стремиться к сотрудничеству и всеобщему выигрышу». Ничего сугубо китайского здесь нет. В «прекрасном мире будущего» Китай видит себя лишь одним из центров мирового развития – пусть и с активной созидательной ролью.

Кадры решают всё

Претворение в жизнь этого проекта напрямую зависит от того, кто будет стоять во главе ключевых стран мира, и в первую очередь в самом Китае. Но, если точно предсказать, кто будет через три года руководить, например, США, в отношении КНР такой проблемы не возникает.

На ХХ съезде Си Цзиньпин был избран лидером партии на следующие пять лет. Он же, скорее всего, в марте будет избран председателем КНР. Ничто не мешает ему переизбраться и еще на один пятилетний цикл в 2027–2028 годах. Более того, поскольку в докладе 2035-й обозначен как веха, то есть как год, к которому нужно «в основном завершить социалистическую модернизацию», можно предположить, что товарищ Си планирует так или иначе находиться у власти до этого времени.

Конфигурация, установившаяся в высших партийных органах после ХХ съезда, позволяет Си Цзиньпину претворять его идеи в жизнь без оглядки на чье-либо недовольство. Среди членов Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК – только ставленники Си. Среди членов Политбюро и Центрального комитета сторонников Си Цзиньпина абсолютное большинство.

Среди тех, кто по итогам съезда занял места среди высшего партийного руководства, особое значение для внешнеполитического курса имеют члены Центральной комиссии КПК по иностранным делам. Этот партийный орган, включающий в себя руководителей всех ключевых структур, занимающихся международной повесткой (в том числе глав ведомств, отвечающих за отношения с Тайванем, Гонконгом и Макао), фактически определяет внешнюю политику. Министр иностранных дел в нем всего лишь один из членов, подчиняющийся по партийной вертикали председателю комиссии (Си Цзиньпин) и руководителю канцелярии данной комиссии, который и является де-факто «первым лицом» в иерархии внешнеполитических ведомств КНР.

Сейчас канцелярией Центральной комиссии КПК по иностранным делам руководит 72-летний Ян Цзечи, а кресло министра занимает 69-летний Ван И. По итогам съезда Ян Цзечи не вошел в Центральный комитет партии, что говорит о его скором уходе на пенсию. Ван И не только вошел, но и был избран в Политбюро – это значит, что в ближайшее время он сменит Ян Цзечи во главе Центральной комиссии по иностранным делам, а министром иностранных дел станет кто-то другой.

От Ван И можно ожидать продолжения того курса, который сформировался в последние годы и характеризуется возросшим желанием Китая «обрести голос» в мировой политике. Ван И по образованию японист, имеет опыт руководства Канцелярией ЦК КПК по делам Тайваня и аналогичного ведомства в структуре правительства. Он был одним из руководителей китайской делегации на встрече в Анкоридже в марте 2021-го, которая зафиксировала китайско-американский разлад. Востребованность его компетенций по Тайваню и Японии подчеркивает значение, которое в руководстве КПК придают «тихоокеанскому вектору» внешней политики.

О том, кто будет новым главой МИД, мы узнаем только в марте, когда сессия китайского парламента назначит премьера Госсовета и утвердит предложенный им список министров. В числе наиболее вероятных кандидатур называют Цинь Гана – 56-летнего посла в США. На съезде он был достаточно сенсационно избран членом ЦК, перескочив статус кандидата в члены ЦК, что говорит о его скором повышении на одну из должностей в Центре и положении «главного американиста» в китайской элите.

Другим претендентом на кресло министра считается 59-летний Лю Хайсин – кадровый дипломат, специалист по Франции с опытом работы в европейских странах. С 2018 года он является заместителем главы канцелярии Совета государственной безопасности КНР, а на съезде был избран в ЦК. Назначение Лю Хайсина символизировало бы усиление СГБ, чье влияние в выработке внешнеполитического курса отмечает большинство наблюдателей, а также особое внимание к «европейскому вектору» внешней политики. При этом если министром станет именно Лю, то и Цинь Ган без высокой должности не останется, так как освобождается место руководителя Канцелярии ЦК КПК по делам Тайваня – ведомства, приобретающего сейчас особое значение.

А что же Европа?

Визит Шольца в Пекин сразу после съезда КПК возмутил «прогрессивную» европейскую общественность, привыкшую критиковать Китай за несоблюдение демократических норм. Взаимодействие России и КНР этой публике видится «союзом автократий», угрожающим «свободному миру», а Тайвань и Донбасс – проблемами одного порядка, требующими вмешательства со стороны «мировых арбитров».

В Пекине все это вызывает недоумение. Во-первых, Китай настаивает, что «тайваньский вопрос» – это его внутреннее дело и аналогии с Украиной здесь неуместны. Во-вторых, в КНР противятся блоковому подходу и призывают отбросить «менталитет холодной войны» – манеру делить мир на противоборствующие лагеря. В-третьих, Китай не в восторге от того, что в комплекте с «декаплингом» с США, по мнению многих европейцев, должен идти и «декаплинг», то есть разрыв торгово-промышленных связей, с Европой.

Если американцы инициировали «декаплинг» ради удержания собственной мировой гегемонии, то зачем их примеру следуют европейцы, в Пекине понять не могут. Европа – крупнейший рынок для китайских промышленных товаров. Порты Западной Европы на всех условных картах «Экономического пояса Шелкового пути» указаны как важные пункты торгово-логистических цепочек. Китай в 2010-х сделал Европу основным объектом своих статусных инвестиций и сейчас не хотел бы терять ее из-за проблем, которые китайцам кажутся надуманными.

Поэтому визит Шольца был воспринят в КНР позитивно и рассматривался сквозь призму естественного для новой эпохи возврата к принципам реальной, а не идеологически окрашенной политики. В будущем Китай будет занимать такую же позицию по отношению и к другим странам, готовым выйти из-под влияния Вашингтона. По сути, «красная линия» у Пекина только одна – категорическое невмешательство во внутренние дела, одним из которых является «тайваньский вопрос». Все остальное – предмет обсуждения и торга.