Какую роль на международной арене сегодня играет НАТО

Со стороны европейцев объединение в рамках альянса во главе с США было добровольным шагом, мотивированным страхом перед возможным восстановлением германской мощи и перед двойной «красной угрозой» – со стороны советской армии и со стороны местных коммунистических партий. Отдав внешнюю и военную политику на откуп американцам и уже не опасаясь друг друга, правительства европейских стран получили возможность сосредоточиться на социально-экономических программах. Что касается США, то для них лидерство вначале в рамках «свободного мира», а затем в глобальном масштабе – основа не только внешнеполитической стратегии, но также квинтэссенция их представлений о роли Америки в мире.

НАТО потому и сохранилась после окончания холодной войны и исчезновения «советской военной угрозы», что США не собирались отказываться от лидерства, а европейцы оказались не готовы к суверенизации своей политики. Чтобы не выглядеть так, будто она осталась без работы, НАТО переориентировалась на практические миссии – миротворчество (в Боснии и Герцеговине); вооруженные интервенции (там же, на Балканах, включая воздушную войну против Сербии и Черногории); борьбу с международным терроризмом (многолетняя операция в Афганистане); вмешательство с целью свержения режима (в Ливии).

Эти функциональные новации имели, однако, второстепенное значение. Гораздо важнее был запущенный в 1993 году процесс расширения блока на восток. Начиная с 1997-го число членов альянса удвоилось, преимущественно за счет стран распущенной в 1991 году Организации Варшавского договора (ОВД), прибалтийских республик и балканских государств. Вначале расширение НАТО носило больше политический характер, чем военный. США стремились заполнить геополитический вакуум, образовавшийся в Восточной Европе в результате распада советского блока и Югославии; пресечь автономистские настроения на западе Европы (прежде всего во Франции и в только что объединившейся Германии) и, наконец, сдержать потенциальное восстановление России как великой державы.

Стремление самой России вступить в альянс американцы при этом отвергли, согласившись только на такую форму сотрудничества, которая не предполагала доступ Москвы к принятию решений в рамках НАТО. Партнерство НАТО–РФ рассматривалось в Вашингтоне как своего рода мягкая привязка Москвы к Брюсселю. Иллюстрацией такой привязки стала миротворческая операция НАТО в Боснии и Герцеговине (SFOR) в 1995 году, где контингент Вооруженных сил РФ подчинялся российскому генералу, занимавшему специально созданную должность заместителя Главнокомандующего ВС НАТО в Европе по российскому контингенту. Это решение оказалось крайне непопулярным в России, и такая линия не имела продолжения. В 1999-м во время конфликта в Косово российские миротворцы действовали не только самостоятельно, но и на встречном курсе с натовцами, что едва не привело к военному столкновению.

В дальнейшем как Акт об основах отношений РФ–НАТО (1997 год), так и Совет Россия–НАТО (2002 год) обозначили довольно узкие, по существу информационно-технические, рамки взаимоотношений. Несмотря на протесты Москвы, расширение блока продолжалось в Центральной и Восточной Европе, в Прибалтике и на Балканах. Москве удалось согласовать только некоторые ограничения на развертывание вооруженных сил и вооружений альянса во вновь принимаемых странах. НАТО также упорно отказывалась от установления отношений с возглавляемой Москвой Организацией Договора о коллективной безопасности (ОДКБ): Брюссель тем самым не хотел поддерживать «российскую гегемонию» в СНГ, предпочитая работать с отдельными постсоветскими странами напрямую. В 2010 году, на фоне перезагрузки российско-американских отношений, в НАТО согласились говорить о стратегическом партнерстве, что дало Москве повод надеяться на формирование – на основе совместной системы противоракетной обороны Европы – единого периметра безопасности России и НАТО.

Вскоре, однако, стало понятно, что Вашингтон категорически против системы «двух ключей» в управлении совместной системой ПРО. Беспрецедентное решение Москвы в 2011-м не препятствовать – в духе только что объявленного стратегического партнерства – передаче НАТО мандата Совбеза ООН на установление бесполетной зоны над Ливией не было по достоинству оценено Западом. Силы НАТО вышли далеко за пределы этого мандата, вмешавшись в гражданскую войну и сыграв решающую роль в кровавой смене ливийского режима. Тем не менее еще в 2012-м Россия предоставила НАТО возможности для наземного и воздушного транзита войск и грузов в Афганистан. Аэродром Ульяновска стал перевалочным пунктом для натовского транзита. Этот коридор действовал вплоть до 2015 года.

С 2014-го, после киевского майдана, резко развернувшего внешнеполитическую ориентацию Украины в сторону НАТО, и последовавшими за этим присоединения Крыма к России и начала вооруженного конфликта в Донбассе Атлантический альянс вернулся к своей исторической роли – военно-политического противника Москвы. Следующие восемь лет вялотекущего конфликта в Донбассе стали периодом все большего сосредоточения НАТО на Восточной Европе и России. Параллельно была свернута операция НАТО в Афганистане. США и их союзники существенно увеличили военное присутствие и практическую деятельность на западных границах России. В то же время Германия и Франция оказались не готовы стать самостоятельными посредниками в украинском кризисе.

С началом специальной военной операции России конфронтация между Москвой и США/НАТО перешла в формат масштабной гибридной войны. Поставляя вооружения и военную технику Украине, передавая ей данные разведки в режиме реального времени и направляя удары по российским войскам и объектам, обучая личный состав ВСУ и оказывая финансовую и другую материальную поддержку Киеву, страны НАТО все глубже втягиваются в конфликт с Москвой. Существует реальная опасность эскалации военных действий, способная вызвать прямое вооруженное столкновение России и НАТО.

На июньском саммите НАТО в Мадриде Россию официально назвали «самой значительной и прямой угрозой» для стран блока. У этого будут очевидные стратегические и военно-технические последствия. Восточный фланг альянса быстро превращается в восточный фронт. Шестикратно увеличивается численность вооруженных сил НАТО, предназначенных для немедленного задействования на этом направлении. Быстро растут военные расходы стран блока: долгое время отстававшая в этом отношении Германия объявила о масштабной программе перевооружения бундесвера. С приемом в альянс Финляндии протяженность линии соприкосновения НАТО и России удвоилась, а Петербург, уже давно соседствующий с натовской Эстонией, стал еще более уязвим.

Членство Финляндии и Швеции в блоке делает Балтику «натовским озером», к которому Россия выходит на двух небольших участках – в районах Петербурга–Кронштадта и Калининграда–Балтийска. Провокационные действия Литвы, угрожающей Калининграду наземной блокадой, превращают этот российский эксклав в современный аналог Западного Берлина – потенциальную невралгическую точку в гибридной войне. Увеличение сил передового базирования США, Великобритании, Германии, Канады в Польше и Прибалтике, а в перспективе, возможно, в Финляндии и Швеции превращает северо-западную границу России в полосу военного противостояния, напоминающую линию конфронтации между НАТО и ОВД в центре Европы в годы холодной войны.

Нынешняя гибридная война между Западом и Россией – часть глобального процесса переформатирования миропорядка. США консолидируют своих союзников одновременно для противоборства с Россией и противостояния с Китаем. Новая концепция НАТО рассматривает КНР как «системного конкурента», бросающего вызов западному сообществу и его правилам. Таким образом, эта концепция в принципе выводит альянс за пределы Евро-Атлантического региона. Впрочем, НАТО уже проводила операции в Афганистане и Ливии, и вряд ли упоминание Китая в новой концепции приведет к тому, что организация как таковая станет активно участвовать в противостоянии Америки и КНР в акватории Южно-Китайского моря или в районе Тайваня: географически это слишком далеко. Для этих целей США привлекают отдельных членов НАТО, прежде всего Великобританию – наряду с тихоокеанскими союзниками Японией, Австралией и другими.

Вместо механического расширения сферы деятельности НАТО на Азиатско-Тихоокеанский регион происходит усиление координации деятельности американских союзников в Европе и Азии при ведущей роли Вашингтона. На мадридском саммите блока впервые присутствовали лидеры Австралии, Новой Зеландии, Южной Кореи и Японии. Фактически уже сейчас США вместе с союзниками открыли два фронта. Они одновременно ведут гибридную войну с Россией и стремятся сдерживать растущее влияние Китая. Таким образом, в военной сфере – наряду с геополитической, экономической, технологической, информационной – происходит углубление интеграции в рамках американской системы союзов.

В результате сейчас коллективный Запад и НАТО как его важнейшая военно-политическая организация выглядят более сплоченными, чем когда бы то ни было после окончания холодной войны. Это закономерно: страны Запада объединились вокруг своего лидера – США – перед лицом вызова их многовековому доминированию на международной арене. При всех внутренних разногласиях и конфликтах это единство пока что выглядит достаточно прочным. Смена элит в европейских странах происходит, но попыток выйти из общего строя не наблюдается. Разговоры об автономизации европейской оборонной политики стихли, вспоминать об относительно недавних (2019 год) громких словах президента Франции о «смерти мозга НАТО» стало неприлично.

Экономические проблемы и разнообразные политические скандалы в европейских странах – членах НАТО могут повлиять на результаты выборов в этих государствах, но вряд ли их политический курс от этого радикально изменится. Возникшая в последние годы альтернатива справа (такие партии, как «Национальное объединение» во Франции или «Альтернатива для Германии») пока не располагает достаточными ресурсами, чтобы реально претендовать на власть. Надо также учитывать, что национально ориентированные партии, пришедшие к власти, могут очень по-разному строить отношения с Россией – достаточно обратиться к примерам Польши и Венгрии.

Потенциал суверенизации Европы, таким образом, не стоит преувеличивать. На обозримую перспективу он довольно скромен. С этой точки зрения более интересен вопрос о перспективах внутриполитического развития США. Поляризация политических сил в Америке достигла максимума со времен Гражданской войны, и противоборство между «синим» демократическим лагерем и «красным» республиканским обостряется накануне ноябрьских промежуточных выборов, за которыми уже маячат президентские 2024 года. Пока, правда, все выглядит так, что оба лагеря в принципе согласны с необходимостью продолжения жесткого давления на Россию и противостояния с Китаем. Обе основные политические силы привержены идее глобального лидерства США и заявляют о поддержке НАТО и других союзов. Традиция американского изоляционизма, которую пытался было в своей своеобразной манере поддержать Дональд Трамп, остается в запасе на случай серьезных потрясений. Нет сомнений, что возвращение Трампа в Белый дом повергнет европейские элиты в шок, но предсказать, где и, главное, когда могут наступить будущие потрясения, невозможно. Очевидно одно: мир уже вступил в эпоху больших перемен.

Автор – профессор-исследователь Высшей школы экономики, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН