Локдауны, США и кризис на Украине: что мешает расти экономике Китая

• Вечный локдаун
• Экономический кризис и его последствия

Вечный локдаун

Китай первым в мире столкнулся с COVID-19 и первым же опробовал стратегию «нулевой терпимости» к вирусу. Благодаря ей Пекин добился значительных успехов в борьбе с эпидемией. Вариант «нулевой терпимости» был выбран с учетом специфики политической системы КНР, психологических особенностей китайцев и достижений в сфере цифрового контроля. Пока в других странах правительства не могли заставить граждан сидеть по домам, в Китае без проблем закрывали на карантин целые многомиллионные города, обеспечивали тотальное ПЦР-тестирование, а позже и столь же тотальную вакцинацию населения.

В результате уже весной 2020-го, когда пандемия в мире вовсю набирала обороты, в КНР заявили о готовности вернуться к «нормальной жизни». Как писал автору этих строк один китайский коллега: «Когда мы в Китае сидели на карантине, вы радовались жизни; сейчас вы поголовно болеете, а у нас дискотека».

Однако «нормальной» эта жизнь была лишь отчасти. Во-первых, неизбежным следствием политики «нулевой терпимости» стало практически полное обрубание контактов с внешним миром. Для всех въезжающих из-за рубежа действовали строжайшие карантинные правила, из-за чего даже зимняя Олимпиада в Пекине оставила у ее участников и гостей не самые приятные воспоминания. Во-вторых, вспышки коронавируса все равно регулярно случались, и власти, уповая на эффективность «нулевой терпимости», продолжали изолировать районы и города, ограничивать любую деятельность своих граждан, в том числе экономическую.

Успешный пример Китая соблазнил многих. Самым прилежным учеником стал Вьетнам. В начале пандемии там ввели трехмесячный локдаун, который сняли, лишь когда в течение нескольких дней не произошло ни одного нового заражения. Однако год спустя, в мае 2021-го, во Вьетнаме началась настоящая катастрофа. За короткий период заболели более миллиона человек. В крупных городах вновь был введен жесткий локдаун (на этот раз длиной 122 дня), следить за его соблюдением поручили военным.

Лишь 29 августа премьер-министр заявил, что политика «обеспечения стерильности» потерпела крах и вся надежда теперь на коллективный иммунитет и массовую принудительную вакцинацию. К концу сентября ситуация в стране в целом улучшилась. Однако 23 тысячи умерших и мощный удар по экономике, пережившей два локдауна длиной в несколько месяцев, – расплата за попытку перенять китайский опыт.

В самом же Китае считают, что, даже несмотря на высокий уровень вакцинации (более 88% населения, 53% получили и бустерную дозу), переходить к модели ограниченного распространения вируса слишком рисково. В статье, опубликованной шанхайскими медиками в журнале Nature Medicine, утверждается, что в этом случае, если учесть высокую плотность населения и степень развитости медицинской инфраструктуры, через полгода в Китае было бы 112 млн переболевших, из них 5 млн потребовалась бы госпитализация, 2,7 млн – реанимация, а умерли бы порядка 1,6 млн человек, из которых 75% – лица старше 60 лет.

Соответственно, от модели «нулевой терпимости» к коронавирусу Пекин отказываться не собирается. Во многом потому, что отказ от нее будет равнозначен признанию своих ошибок. А этого «безгрешная» Коммунистическая партия Китая и лично председатель Си позволить себе не могут.

При этом глава ВОЗ Тедрос Габрейесус заявил, что его организация не считает китайскую политику целесообразной в условиях распространения штамма «омикрон». Серьезные сомнения в том, что прежняя тактика будет эффективна против нового штамма, возникли, когда пошел второй месяц локдауна, на который 28 марта был закрыт 24-миллионный город, справедливо считающийся экономической столицей Китая, – Шанхай.

Между тем число заразившихся и погибших от коронавируса в Шанхае, по официальным данным, даже в свои пиковые моменты в середине апреля уступало показателям Москвы, где с 15 марта отменены почти все антиковидные ограничения, включая масочный режим. В России считают, что кампания по вакцинации и приобретение коллективного иммунитета позволили обуздать эпидемию. В Китае же продолжают гнуть линию «нулевой терпимости» с упорством, заслуживающим лучшего применения.

Тень надвигающегося локдауна встает перед Пекином и другими крупными городами, куда неизбежно рано или поздно проникнет чрезвычайно заразный «омикрон». В Пекине перед майскими праздниками уже закрыли школы. На июль перенесены «гаокао» – вступительные экзамены в вузы. На неопределенный срок отложено проведение чемпионата страны по футболу.

Судя по всему, режим «перманентного локдауна» продлится как минимум до окончания важнейших политических мероприятий, знаменующих завершение одного пятилетнего цикла и начало следующего. Осенью состоится ХХ съезд КПК, а весной 2023-го – созыв нового состава Всекитайского собрания народных представителей (парламента). На них будет определено, кто займет ключевые посты в государстве, будут внесены изменения в устав партии и конституцию, сделаны очередные победные реляции. В Китае не принято, чтобы какие-то неприятные события омрачали это ритуальное действо, а потому власти постараются сделать все возможное, чтобы фон у него был безоблачный.

Самого Си Цзиньпина пока не критикуют за затянувшийся локдаун, во время которого рядовые китайцы, помимо прочего, страдают от нехватки продовольствия. Шанхайцы ругают в основном местных чиновников, которые, боясь получить нагоняй из Пекина, перегибают палку с ограничительными мерами. Кроме того, популярен тезис о том, что неконтролируемое распространение коронавируса обернется для 1,5-миллиардного Китая гуманитарной катастрофой. Пекину такие настроения выгодны, и в целом нет сомнений, что переход к новому пятилетнему циклу пройдет гладко.

Однако издержки поддержания видимости стабильности высоки. Из-за политики «нулевой терпимости» к коронавирусу нарушены многие производственно-логистические цепочки. Закрыт крупнейший порт КНР – шанхайский. Китайский бизнес несет огромные убытки, а иностранные заказчики уходят на другие рынки. Срок оборота средств, вложенных в китайское производство, многократно увеличился. В особенности это касается россиян, с которыми китайские партнеры предпочитают сейчас работать по 100-процентной предоплате.

Заказывать сейчас производство в КНР – значит обрекать себя на несколько месяцев с выведенными средствами. Условно говоря, предоплату перевел весной, товар получишь осенью, а деньги вернешь после его продажи – только зимой. В таких условиях легче и выгоднее размещать заказы в других странах или же работать с отечественными производителями.

Западные предприниматели перестают работать с Китаем по другим причинам – идеологическим или опасаясь санкций. Но какими бы ни были эти резоны, КНР от этого не легче. Картина вырисовывается не слишком радужная: имея в перспективе сокращение трудоспособного населения, страна постепенно перестает быть «мастерской мира».

Экономический кризис и его последствия

Впрочем, сам Китай уже достаточно давно поставил себе задачу перестать зависеть от зарубежных рынков. Шок, испытанный китайским истеблишментом в 2018 году, когда Дональд Трамп объявил КНР торговую и санкционную войну, сподвигнул Пекин принципиально изменить экономическую стратегию. Сейчас декларируется переход к системе «двойной циркуляции». Суть ее сводится к тому, что большая часть производимой в КНР продукции должна потребляться самими китайцами.

Но пока зависимость Китая от мировой рыночной конъюнктуры остается огромной. Соответственно, глобальный экономический кризис, вызванный противостоянием Запада и России, не оставил в стороне и КНР. Китайские эксперты уже скорректировали прогноз развития экономики, признав: желаемый уровень роста ВВП в 5,5% достигнут не будет, а более реальной представляется цель 4,8%. И хотя основной причиной замедления экономического роста стали китайские заморочки, связанные с пандемией, значение внешнего фактора тоже существенно.

Впрочем, учитывая обстоятельства, можно сказать, что и 4,8% роста – неплохой результат. Но, во-первых, и этой цели еще нужно достичь (в пандемийном 2020 году рост ВВП составил лишь 2,2%, а ведь на локдауне находился не Шанхай, а экономически менее значимый Ухань). А во-вторых, нужно понимать: китайское население, разбалованное несколькими десятилетиями выдающихся экономических успехов, чутко отреагирует на любое снижение уровня жизни.

Текущие проблемы во многом связаны с тем, что Китаю невыгоден рост цен на энергоносители, спровоцированный введением санкций против России, поскольку страна не способна обеспечить себя энергией самостоятельно. Даже урановую руду для активно развивающейся атомной генерации КНР закупает за рубежом. При этом Пекин старается дифференцировать поставки и не попадать в зависимость от одного, даже самого надежного поставщика. Поэтому помимо нефти, трубопроводного и сжиженного газа, угля и собственно энергии, генерируемой на дальневосточных ГЭС и идущей в Китай по высоковольтным проводам, Пекин продолжает закупать «нероссийские» энергоносители ближневосточного, африканского и латиноамериканского происхождения. Конкуренция за них многократно выросла, что приводит к дополнительным издержкам.

Не критичной, но весьма досадной для Китая стала потеря Украины как поставщика продовольствия. После начала торговой войны с Вашингтоном Пекин компенсировал нехватку американской кукурузы, покупая у Киева почти треть всего объема импорта этой сельхозкультуры. Это позволило Украине в короткие сроки стать мировым лидером по поставкам кукурузы (23% рынка), а также подсолнечного масла (почти 40%). Сейчас, когда прогноз по поводу украинского урожая 2022 года является крайне мрачным, Пекин снова начал закупать американскую кукурузу.

При этом отношения между США и КНР остаются очень сложными. Американцы продолжают жестко критиковать Китай. Вашингтон хочет, чтобы Пекин перестал поддерживать Россию (даже если эта поддержка в основном моральная), но пытается добиться этого не обещаниями каких-либо благ, а угрозами. И хотя торговая война 2018–2020 годов, по сути, мало что изменила и торговое сальдо между странами по-прежнему складывается в пользу Пекина, китайский бизнес чувствует свою уязвимость перед воротилами мирового капитала с берегов Гудзона и Потомака. Опасаясь попасть под «вторичные санкции», крупные китайские компании не спешат воспользоваться возможностями, открывающимися для них на российском рынке.

В итоге сейчас уже можно констатировать: экономические успехи Китая в первые два года пандемии коронавируса, особенно заметные на фоне проблем остального мира, фактически сошли на нет. Продолжается отток производства, не решена проблема «плохих долгов» крупных корпораций и местных правительств, китайская экономика далека еще от самодостаточности, и мировая экономическая рецессия, которая, вполне вероятно, наступит во второй половине года, не обойдет стороной и КНР.

Cтраны будут реагировать на надвигающийся кризис по-разному. Прочность политического режима в Китае такова, что речи о массовых акциях протеста или революциях идти не может. Максимум – «дворцовый переворот», да и он выглядит нереалистичным, поскольку политическое пространство зачищено и вопреки широко распространенным инсинуациям никакая борьба между национально-патриотической и «проамериканской» частями элиты не идет.

Однако замедление темпов экономического развития неизбежно будет означать сокращение поддержки КПК со стороны населения. Вероятно, как и ранее, основным средством купирования этих настроений станет мобилизация общества с помощью националистической риторики, культа личности председателя Си и призывов противостоять внешним и внутренним вызовам. От борьбы с внутренними проблемами, главной из которых в последнее время был ковид, население устало, так что остался вызов внешний. В нынешней международной ситуации, очень напоминающей расклады перед Первой и Второй мировыми войнами, от китайского руководства потребуется максимум благоразумия, чтобы не перейти черту, отделяющую торговую войну и дипломатические пикировки (дипломатия «боевых волков») от полноценного военного конфликта.