Конечно, награды любят все. Но для Кореи, где особенно трепетно относятся к статусным символам, получение международных призов особенно важно. Ради достижения заветных целей на этом направлении страна тратит очень большие силы и средства. Впрочем, поводы для гордости можно пока пересчитывать по пальцам одной руки.
У Кореи есть одна престижная литературная премия: в 2016 году международный «Букер» получила довольно молодая писательница Хан Ган за роман «Вегетарианка». Также несколькими, хотя и не столь значимыми, международными наградами отмечен 87‑летний классик корейской литературы Ко Ын (полное имя Ко Ын Тхэ), которому даже прочили Нобелевку по литературе.
Чуть лучше обстоят дела с музыкой. Здесь Корея заслуженно может гордиться сразу несколькими замечательными исполнителями. Например, Пэком Кон У, который в 1969 году получил первую и пока единственную золотую медаль престижного Международного конкурса пианистов имени Бузони. На этом конкурсе обычно присуждают только первое и второе места, да и то не всякий раз – не всегда претенденты соответствуют высокому уровню требований. Сам Пэк Кон У живет и работает во Франции. Есть еще целая плеяда замечательных южнокорейских скрипачей, хотя большинство из них тоже учились, живут и работают за границей.
Вот, собственно, и всё, если не считать нескольких корейцев–лауреатов формально международных премий. Например, «Азиатской премии культуры Фукуока» – эту награду японский город Фукуока дает за достижения по сохранению и развитию азиатской культуры. Премия, кстати, вполне почетная и в свое время присуждалась патриарху китайской литературы Ба Цзиню и великому японскому режиссеру Акире Куросаве.
Совсем из рук вон плохо обстоят дела с серьезными наградами за научные достижения. Здесь, конечно, нужно упомянуть 74‑летнего физика-теоретика Кима Чжин Ый, который давно и успешно работает в Германии, где и получил престижную премию Гумбольдта. Правда, не живи он в Германии, и премии не было бы – ее дают за проекты в сотрудничестве с немецкими учеными. Есть еще 92‑летний Ли Ван Хо – замечательный корейский вирусолог, член многочисленных зарубежных организаций и обладатель различных международных премий в области медицины. Кроме того, в 1998 году лауреатом первой премии Л’Ореаль-ЮНЕСКО «Для женщин в науке» стала биолог Ю Мён Хи, а в 2008‑м ее получила генетик Нари Ким.
Какие традиции скрываются за вывеской Нобелевской премии уже сотню лет
Если составить список престижных международных премий, которые корейцы не получали, он окажется значительно длиннее. В такой ситуации ничего не остается, как устраивать междусобойчики, придумывая собственные конкурсы со своими лауреатами. Наиболее активно на этом поприще действует самсунговский «Фонд Хо-Ам» учрежденный в 1990‑м, через три года после смерти основателя компании Ли Бён Чхоля (Хо Ам, Озерная Скала, – это его творческий псевдоним). Фонд присуждает награды сразу в нескольких номинациях, иногда отмечая иностранных ученых, что позволяет премии считаться международной.
Корейцы нередко задаются вопросом: «Почему же научных наград у нас – кот наплакал?» Вопрос этот непраздный, если учесть, что страна давно уже тратит гигантские деньги на НИОКР. В прошлом году в абсолютных цифрах это было аж $93 млрд – больше, чем Франция, Россия или Великобритания. И только сейчас Индия совсем чуть-чуть потеснила Корею с пятого места в мировом зачете по этому показателю. Зато на душу населения – это стабильно второй результат после Израиля. А ведь Южная Корея – еще и лидер множества престижных рейтингов инвестиционной привлекательности, инновационного развития, высшего образования (почти 64% взрослого населения), причем в Корее больше всего в мире (более трети) тех, кто обучался по естественно-научным и инженерным специальностям, не говоря уже о зашкаливающих рейтингах самих корейских вузов. Разве эти цифры не свидетельствуют, что Южная Корея – могучая научно-техническая держава?
Многие корейцы склоняются к мысли, что проблема не в них, а в несправедливости остального мира, который их недооценивает. Если говорить о спорте, то опросы показывают: большинство граждан Кореи твердо убеждены, что их соотечественников вечно засуживают, причем не только за рубежом, но и в родном Пхёнчхане на домашних зимних Олимпийских играх.
Но особенно обидно корейцам за Нобелевскую премию. Ведь Нобелевскими лауреатами, включая премию мира и премию по литературе, становились представители 76 стран. Больше всего «нобелевок» у американцев. Они лидируют с огромным отрывом. Россия, уступая одну номинацию Швеции, находится на шестой позиции и чуть-чуть опережает Швейцарию и Японию, к чьим успехам в Корее относятся с особой ревностью.
Единственный кореец в этом почетном списке – первый демократический президент страны Ким Дэ Чжун. На излете XX века он получил Нобелевскую премию мира. Причем, как сказал сам лауреат: «Я бы хотел разделить свою премию с президентом Северной Кореи Ким Чен Иром и со всем корейским народом. Эта награда – очень важный вклад в дело мира на полуострове».
Как корейский зоотехник построил компанию Lotte, ставшую мировым брендом
Еще один случай можно считать курьезом, но корейские источники в контексте разговора о Нобелевках упоминают еще и Чарлза Педерсена, удостоенного этой награды в 1987‑м. Дело в том, что хотя Педерсен получил Нобелевскую премию по химии как американец (его отец норвежец, а мать японка), родился он в 1904 году в южнокорейском Пусане, так что некоторое отношение к Корее действительно имеет. Кстати, он один из немногих Нобелевских лауреатов, не имевший научной степени – бывает и такое. Вот и всё.
Впрочем, не совсем. Есть еще один весьма специфический персонаж. История забавная и хорошо иллюстрирующая «их нравы». Зовут его Чон Нэ Квон. В России он известен как Рае Квон Чунг – такое недоразумение получилось из-за безграмотной передачи английского транслита, где вдобавок на западный манер имя поставлено перед фамилией.
Родился господин Чон в 1954 году, окончил институт в Корее и магистерскую программу в Джорджтаунском университете. Это старейшее в Америке иезуитское учебное заведение, весьма престижное: среди его выпускников такие люди, как Билл Клинтон. С конца 1990‑х Чон подвизался в политике. В 2004‑м он стал директором департамента МИД и начальником отдела экономической и социальной комиссии ООН для Азии и Тихого океана. А чуть позже его назначили представителем Южной Кореи по вопросам изменения климата и советником МГЭИК (Межправительственной группы экспертов по изменению климата) при ООН. Той самой, которая оценивает риски глобальных климатических изменений, вызванных техногенными факторами.
В 2007 году МГЭИК разделила с Альбертом Гором Нобелевскую премию мира. Гор получил еще и «Оскара» за документальный фильм «Неудобная правда», а МГЭИК представила 4‑й доклад, в политических выводах которого без обиняков заявила: «глобальная оценка данных с 1970 года показала, что, вероятно, антропогенное потепление оказало ощутимое влияние на многие физические и биологические системы». С этого-то всё и началось. Кстати, имени Чона нет ни среди редакторов, ни среди авторов доклада.
Нобелевская премия мира часто присуждается организациям. Но даже их руководители не считаются лауреатами. Многие вообще не особо афишируют этот факт. Что уж говорить про сотрудников! Но это не мешает господину Чону представляться лауреатом Нобелевской премии везде, где его принимают. А принимают его теперь в основном в странах очень третьего мира и на необъятных просторах СНГ. Особенно в Казахстане, где, например, как сообщают местные СМИ, «почетным гостем и идейным вдохновителем» очередного форума стал «лауреат Нобелевской премии в области исследования климата Рае Кван Чунг». В цитате этой, как говорится, прекрасно всё – и ошибочное написание имени, и упоминание несуществующей нобелевской номинации. К сожалению, не отстает и Россия, где господин Чон частый и, похоже, желанный гость. Недавно в Москве прошел XI Гайдаровский форум «Россия и мир: Вызовы нового десятилетия». На сайте форума можно узнать, что господин Рае Квон Чунг, член МГЭИК (уже нет), лауреат Нобелевской премии мира за 2007 год (см. выше) и председатель Международного комитета ассоциации «Глобальная энергия» (это вообще отдельная история), расскажет почтенной публике про лучшие практики достижения целей устойчивого развития.
Есть еще Шнобелевская (она же Игнобелевская) премия, присуждаемая за самые странные научные исследования. В 2017 году некий Хан Чи Вон (часто на западный манер – Чи Вон Хан) удостоился этой награды за статью «Исследование феномена проливания кофе в низкоимпульсном режиме» – фундаментальная работа о влиянии хождения задом наперед на расплескивание кофе. И он не единственный, кто достойно представляет Корею в этом списке.
В такой ситуации руководство страны вынуждено принимать самые решительные меры для исправления вопиющей несправедливости. Основной инструмент южнокорейской «мягкой силы» – Корейский фонд. Это государственное учреждение, основанное в 1991 году, входит в структуру южнокорейского МИДа. Фонд имеет представительства в семи странах, в том числе и в России. На российском сайте можно ознакомиться с главными целями организации: «распространение информации о Корее и поддержка общественной дипломатии для более тесного взаимодействия с дружественными странами». В декабре прошлого года в фонде сменили руководство. Президентом стал профессор политологии Ли Гын из Сеульского университета. В МИДе он тоже не новичок, поскольку руководил группой министерских советников. Как отметили во внешнеполитическом ведомстве, богатый опыт профессора будет очень востребован, чтобы в наступающем десятилетии значительно усилить международное научно-техническое сотрудничество страны и ее неформальное представительство за рубежом.
В канун китайского Нового года новый президент фонда дал интервью крупнейшему государственному агентству «Рёнхап», где подвел некоторые итоги и поделился планами на будущее. Планы любопытные, а учитывая статус интервьюируемого и самого СМИ, это не просто «разговор за жизнь», но официально озвученный правительственный курс. Посетовав, что Корея обделена Нобелевскими премиями в области науки, господин Ли сказал, что в ближайшее время будет учреждено специальное представительство фонда в Швеции, которое займется соответствующей работой с местной общественностью. Сказано честно и без обиняков. Да и чего стесняться? Тем более, как справедливо отметил господин Ли, многие страны, в частности Япония, давно и активно ведут такую работу (что чистая правда), «а нам еще только предстоит последовать их примеру».
А вот что из этого выйдет – большой вопрос. В корейской науке всё, мягко говоря, не так хорошо, как кажется. Например, в 2015 году примерно 200 профессорам были предъявлены обвинения в умышленном нарушении авторских прав. В следующем году добавилось еще 179 дел, а скандал затронул в общей сложности более сотни университетов. Причем речь шла не просто о плагиате: корейские ученые мужи и дамы, не мудрствуя лукаво, брали чужую монографию, ставили на нее новую обложку со своим именем, изменяли выходные данные – и вуаля!
Кроме того, в Корее наука весьма специфически «сращивается» с политикой. При этом воспроизводятся как очень традиционные, так и весьма своеобразные механизмы. В начале нулевых в стране появился, возможно, не слишком удачный, но довольно меткий термин «полифессор», которым стали обозначать своеобразный гибрид политика и профессора.
Дошло до того, что в 2008 году демократы даже пытались законодательно ограничивать раздачу научных степеней и академическую «миграцию» в политику. Говоря о зарубежной активности, нельзя не вспомнить также, что Корея, пожалуй, единственная страна, умудрившаяся вляпываться в достаточно серьезные скандалы, когда западные ученые отказывались работать с корейскими фондами, которые в нарушение всякой академической этики пытаются диктовать, что нужно делать, о чем писать и как вообще думать.
В тех вопросах, где требуется «мягкая сила», корейцы зарекомендовали себя не с лучшей стороны. Они действуют либо слишком нахраписто, либо просто топорно. В том же, что касается международных премий, логика их поведения передается цитатой из диалога двух очень известных шведов:
– Поверь мне, Карлсон, не в пирогах счастье…
– Ты что, с ума сошел? А в чем же еще?
