Почему в Южной Корее к США относятся с такой любовью

Для человека, знающего Корею, ничего удивительного в этой статистике нет – и невооруженным глазом, без помощи опросов видно: Америке здесь искренне симпатизируют. Причем корни этого явления уходят очень глубоко, и в обозримом будущем корейцы не только не перестанут любить США, а, скорее, даже будут делать это еще сильнее.

In God we trust

Соединенные Штаты появились на корейском культурном горизонте поздно – в конце XIX века. Формальные дипломатические отношения были установлены в 1882 году. Примерно в это же время о самом существовании некой богатой заокеанской страны стали узнавать представители корейской интеллигенции.

Однако получилось так, что Америку в Корее представляли в основном не бизнесмены и лейтенанты с канонерских лодок, а протестантские миссионеры. Во многом их усилиями в стране к началу XX века христианство стало восприниматься как религия модернизации и прогресса, религия западных идей и западной науки. Именно американскими миссионерами было основано подавляющее большинство первых корейских учебных заведений современного образца, то есть тех, где изучали не древнекитайскую историю и философию, а физику, математику, современные языки. Выпускники этих школ (в большинстве своем – протестанты) стали той средой, из которой вышли почти все представители новой интеллектуальной элиты – первые корейские врачи, инженеры и ученые.

В 1910 году Корея стала японской колонией. Это во многом пошло корейскому христианству на пользу. Здесь, в отличие от большинства стран Азии и Африки, христианство не было религией колонизаторов. Более того, хотя поначалу японские колониальные власти терпимо относились к деятельности христианских миссионеров, сами миссионеры не слишком жаловали колониальную администрацию. В результате протестантизм в 1920-е быстро обретает реноме не только религии, связанной с модернизацией, республиканизмом и ньютоновской физикой, но и религии сопротивления колониальному режиму. При этом к тому времени протестантизм прочно ассоциируется именно с Соединенными Штатами.

Спасители от северян

В 1945-м Корея была разделена на советскую и американскую зоны оккупации. Очень быстро они обособились и при поддержке своих покровителей в Москве и Вашингтоне превратились в самостоятельные государства. Эти две Кореи не признавали друг друга – каждая из них утверждала, что является единственной законной властью на всей территории Корейского полуострова. И Ли Сын Ман на Юге, и Ким Ир Сен на Севере готовились к тому, чтобы решить этот спор силой. Ким Ир Сену удалось подготовиться быстрее и лучше, так что именно он летом 1950 года нанес первый удар и чуть было не выиграл войну.

Южнокорейское государство от краха тогда спасло вмешательство Вашингтона. К сентябрю 1950-го, когда американские войска высадились в Инчхоне, северокорейские вооруженные силы контролировали более 90% всей территории полуострова. С точки зрения как южнокорейской элиты, так и значительной части населения, симпатизировавшей Ли Сын Ману (или, по крайней мере, недолюбливавшей его меньше, чем Ким Ир Сена), произошедшее было чудом. Результатом стало, конечно же, усиление симпатий к Америке. Еще с колониальных времен большинство южнокорейцев считали ее главным союзником в борьбе с японцами, а после 1950 года американцы превратились еще и в союзников в борьбе с коммунистами Севера, более того, в спасителей от режима Ким Ир Сена.

Разумеется, были на Юге и те, кто симпатизировал коммунистической идеологии и считал США империалистической силой. Однако большая часть этих людей бежала на Север, а оставшиеся замолчали на десятилетия. В целом же опыт корейской войны, во время которой многие южнокорейские города и деревни переходили из рук в руки по нескольку раз, привел к тому, что большинство корейцев решили: правление Ли Сын Мана далеко от идеала, но под управлением его противников с Севера жить еще хуже.

До конца 1970-х антиамериканизм практически отсутствовал в Южной Корее. Его, как выразился один местный наблюдатель, «встретить можно было так же часто, как карпа в лесу». Особых проблем тогда не вызывало даже присутствие в стране американских военнослужащих, число которых постепенно сокращалось, но оставалось значительным (сейчас их около 23 тысяч). Конечно, инциденты с участием американских военных случались, но заметного резонанса не вызывали. Не только потому, что цензура не позволяла прессе их освещать, но и потому, что в обществе существовал консенсус: американские базы – это необходимость, пусть и не всегда приятная.

Ситуация стала меняться к концу 1970-х, когда подросло новое поколение. Эти люди сформировались уже в условиях экономического бума, который начался в правление генерала Пак Чон Хи и превратил Корею из крайне бедной страны в очень богатую. Люди старших поколений, хорошо помнившие и колониальные времена, и корейскую войну, и коррупцию Ли Сын Мана, в целом поддерживали режим генерала Пака. Им нравился и стремительный экономический рост (на протяжении нескольких десятилетий – самый быстрый в мире), и общее ощущение «порядка». Они были готовы закрывать глаза на цензуру, аресты оппозиционеров, жесткое подавление рабочего движения и прочие «издержки» авторитарного режима.

Однако их дети имели по этим вопросам другое мнение. Корейцы, родившиеся в 1960-е и поступившие в университеты в 1980-е, в своем большинстве спокойно относились к тому экономическому благополучию, которое было главным результатом усилий военного режима и которое так ценили их родители. Они воспринимали возможность есть свинину каждый день как нечто само собой разумеющееся. Напротив, репрессивность режима, удушливая цензура и постоянное вранье пропагандистов вызывали у них раздражение. Представители этого поколения, которое сейчас называют «поколением 86», видели в Соединенных Штатах главного спонсора ненавистного им авторитаризма, иначе говоря, считали их другом своего врага и, значит, тоже врагом. Именно поэтому в начале 1980-х в кампусах среди молодой оппозиционной интеллигенции начинает зарождаться и быстро набирать популярность антиамериканизм.

В 1980-е ритуальные сожжения звездно-полосатых флагов (а то и чучел дяди Сэма) на некоторое время стали привычным явлением в южнокорейских студгородках. Преступления, совершаемые американскими военными, хотя их и стало меньше, чем в былые годы, начали привлекать внимание и провоцировать общественное возмущение. Волна антиамериканизма практически совпала с ростом просеверокорейских настроений, которые достигли апогея в начале 1990-х и быстро пошли на спад после краха социалистического лагеря.

Большая часть активистов, получив дипломы, стали обычными служащими, однако заметное меньшинство «поколения 86» осталось в политике и СМИ. От былого радикализма они быстро отказались – свою роль в этом сыграли и распад соцлагеря, и катастрофический голод в КНДР, но некоторая доля былых симпатий и антипатий все-таки оставалась в их сердцах. Поэтому в 1990-х и в начале 2000-х критика США – разной степени жесткости и обоснованности – стала нормой в прессе, ориентированной на молодую интеллигенцию.

С другой стороны, у консерваторов, которые не просто находились у власти, но и пользовались, как показывали опросы, поддержкой значительного большинства граждан, события 1990-х лишь усилили симпатию к Америке. Если в былые времена, в том числе и в годы президентства Пак Чон Хи, теплые чувства к США все-таки не исключали готовности консерваторов самостоятельно выбирать курс, то в последние десятилетия на правом фланге южнокорейской политики отношение к США стало приобретать чуть ли не религиозный характер. Хорошей иллюстрацией тут может послужить несколько комическая манера южнокорейских правых ходить на демонстрациях (иногда с сотнями тысяч участников) не только под национальными, но и под американскими флагами. Причем звездно-полосатых знамен на таких демонстрациях почти столько же, сколько и корейских.

Отношение левых националистов к США тоже сильно изменилось – их антиамериканизм начал ощутимо снижаться еще в 1990-е и практически сошел на нет к концу 2000-х. Немалую роль здесь сыграло то обстоятельство, что сами левые оказались включены в систему власти и перестали быть вечной оппозицией – их администрации правили Южной Кореей в 1997–2007 годах, а также с 2017-го по настоящее время.

Когда представители «поколения 86» оказались у власти, они довольно быстро обнаружили, что Южная Корея неплохо чувствует себя в глобализующемся мире, порядки которого во многом устанавливаются Соединенными Штатами. Вдобавок им стало ясно то, о чем они до того особо не задумывались: внешнеполитическая обстановка, в которой вынуждена существовать Южная Корея, не особо благоприятна, а военно-политический союз с Вашингтоном позволяет серьезно экономить на военных расходах. Поэтому разговоры о желательности вывода американских войск в свое время весьма частые среди левых практически прекратились в последние годы.

Наконец, важным фактором стало возвышение Китая. В Токио, Ханое и Тайбэе оно вызывает тревогу, граничащую со страхом. В Сеуле же к росту политической, экономической и военной мощи КНР относятся на удивление спокойно. Но некоторое беспокойство по поводу усиления китайского влияния все же испытывают и там. Так что союз с США воспринимается не только на правом, но и на левом фланге как некая дополнительная защита от давления со стороны Пекина.

Проведенный Институтом Асан летом 2019 года опрос показал, что «коэффициент популярности» Китая (по 10-балльной шкале) составляет в Южной Корее 3,76, что, конечно же, выше, чем «коэффициент популярности» политически близкой, но хронически непопулярной Японии (3,06), но намного ниже, чем «коэффициент популярности» Соединенных Штатов, который равняется 5,99.

Впрочем, это не означает, что корейцы, включая и правых, рвутся встать подле США в их нынешнем противостоянии с Китаем. Залпы новой холодной войны вызвали в Сеуле некоторую оторопь и растерянность, ведь на протяжении последних двух десятилетий там привыкли считать Америку главным военно-политическим партнером, а КНР – главным экономическим.

Разумеется, своих противников из левонационалистического лагеря, которые сейчас находятся у власти, правая оппозиция часто обвиняет в том, что они, дескать, готовы разрушить союз с США и поставить под угрозу безопасность страны. Ультраправые конспирологи даже утверждают, что скандальная отставка президента Пак Кын Хе в 2017 году стала результатом операции северокорейских или китайских спецслужб, соучастниками которой были многие руководители левых сил.

Все это, конечно, пропаганда. Как хорошо заметил один иностранец, долго живущий в Сеуле, «южнокорейские правые относятся к США так же, как Англия, а южнокорейские левые – как Франция». Иначе говоря, и левые, и правые ориентируются на Соединенные Штаты, хотя левые при этом и хотят сохранять существенно больше автономии.

Вдобавок культурное и идейное влияние Америки на Южную Корею огромно. Значительная часть интеллектуальных лидеров страны учились в США. Едва ли не большинство людей, занимающих престижные профессорские кафедры в Южной Корее, заканчивали аспирантуру ведущих американских университетов (пропуском в элиту являются, собственно, магистратура и аспирантура – как считается, сам университет для карьеры лучше заканчивать дома).

В 2019-м за границей обучались 36 тысяч южнокорейских магистрантов и аспирантов, и 20 тысяч из них учились в вузах США. Именно эти люди в ближайшие десятилетия составят не только академическую, но и деловую, и политическую элиту Южной Кореи – ведь наличие магистерской степени из американского вуза желательно и для карьеры в любой крупной компании. Примечательно, что при поступлении на работу американская магистерская или докторская степень котируется рекрутерами заметно выше европейской, японской или австралийской, а степени из иных стран обычно не котируются вовсе.

Несколько упрощая, можно сказать, что правая интеллигенция и, шире говоря, интеллектуальная элита Южной Кореи ориентируется на американский истеблишмент, в то время как левая интеллигенция подражает американским либералам из калифорнийских кампусов – впрочем, добавляя к их идеологии изрядные дозы национализма. В любом случае доминирование американских образцов в южнокорейской интеллектуальной жизни остается незыблемым. Когда корейцы говорят о «мировой практике» и «мировых образцах», они практически всегда, часто даже сами этого не осознавая, имеют в виду американскую практику и американские образцы.

То же самое относится и к роли английского языка. Умение свободно читать (но, что любопытно, не всегда говорить) по-английски – едва ли не обязательное условие для получения престижной работы. Во многих случаях это знание объективно необходимо, ведь южнокорейские фирмы ведут активную внешнеторговую деятельность и широко используют зарубежные технологии. Однако зачастую никакой насущной потребности в этом языке нет, а владение им воспринимается как пропуск в ряды элиты (в этом смысле английский сегодня играет ту же роль, что и вплоть до XIX века древнекитайский – считалось, что культурный человек, претендующий на высокое положение в обществе, обязан его знать).

Так что, нравится это кому-то или нет, Южная Корея и на уровне элиты, и на уровне населения в целом остается одной из самых проамерикански настроенных стран мира, и ситуация эта едва ли изменится в обозримом будущем.

Автор – профессор университета Кунмин (Сеул).