Сможет ли Россия заработать на глобальном потеплении

Рязанские персики против сибирских трубопроводов

Когда стараниями шведской школьницы Греты Тунберг глобальное потепление оказалось в фокусе всеобщего внимания, один мой коллега-журналист пошутил: «Как жителя страны, которой глобальное потепление выгодно, меня оно волнует. Даешь уменьшение зоны рискованного земледелия и промышленные объемы рязанских персиков с тульскими абрикосами». Шутки шутками, но в исследованиях Росгидромета, выпущенных за последние 10 лет, признается, что из-за повышения температуры т. н. климатообусловленная урожайность в нашей стране действительно растет вот уже несколько десятилетий подряд. И дальнейшее потепление сулит нам увеличение урожайности и расширение пахотных земель на временном отрезке до 2060–2070‑х как минимум. Правда, это сценарий благоприятного гумидного (т. е. влажного) потепления, а при аридном, засушливом потеплении уже к середине века мы получим 17-процентное сокращение урожайности, и дальше ситуация будет становиться хуже и хуже.

Как проблема изменения климата влияет на международные отношения и бизнес-модели

Если суммировать возможные экономические выгоды и риски для нашей страны от климатических изменений (они приводятся в докладах Росгидромета, Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК), то негативные факторы, похоже, все-таки перевешивают. Из возможных бонусов потепления можно выделить следующие:

– улучшение условий сельскохозяйственного производства на большей части территории РФ;

– сокращение отопительного сезона, уменьшение энергопотребления предприятиями и населением в зимний период;

– облегчение ледовых условий на Северном морском пути, увеличение продолжительности сквозного безледокольного плавания.

А вот некоторые потенциальные угрозы:

– увеличение числа опасных природных явлений (засухи, наводнения и пр.) и рост ущерба от них;

– ускоренное разрушение инфраструктуры – дорог, трубопроводов, линий электропередачи и т. д.;

– ухудшение условий эксплуатации зданий и сооружений в холодный период года из-за роста числа переходов температуры через 0С;

– снижение спроса на продукцию российского ТЭК, уменьшение инвестиционной привлекательности компаний данного сектора.

Экономика смертей

Потепление – это фактор риска для демографической ситуации и, как следствие, для экономики. Ведь человеческая жизнь имеет денежный эквивалент, есть даже такой показатель – среднестатистическая стоимость человеческой жизни (VLS, ССЖ). В 2018 году, по оценкам экспертов Финансового университета при правительстве РФ, она составляла порядка 47 млн руб.

По оценкам ВОЗ, в настоящий момент климатические изменения являются причиной примерно 150 тысяч преждевременных смертей в год и 55 млн человеко-лет нетрудоспособности в среднем в год в мире. Прямое воздействие климатических изменений на здоровье включает увеличение числа дней с аномально высокой и низкой температурой, а также увеличение количества наводнений, лесных пожаров, штормов, тайфунов. Косвенное воздействие определяется такими факторами, как увеличение площади засушливых земель, уменьшение объемов качественной питьевой воды, рост числа инфекционных и обострение хронических заболеваний и т. д.

В России, по данным Росгидромета, при увеличении максимальной дневной температуры на 100С показатель общей смертности увеличивался на 8%, а число обращений за медпомощью и смертность от отдельных причин – вдвое. Волна жары в центральной и европейской части РФ в 2010‑м унесла 54 тыс. жизней.

По расчетам Росгидромета, если климатический фактор повысит смертность хотя бы на полпроцента, то ежегодный убыток, с учетом курса ССЖ, будет около 330 млрд руб.

И это далеко не весь список возможных бед: климатические изменения грозят еще напряженностью на рынке труда, нашествием мигрантов с юга и т. д. Но, пожалуй, главный страх российских климатологов и экономистов на сегодняшний день связан с проблемой таяния вечной мерзлоты. Ведь она занимает 2/3 площади нашей страны, и здесь сосредоточено около половины всех нефте- и газодобывающих мощностей и трубопроводов. А климатические изменения на Севере идут особенно быстро: согласно прогнозам Росгидромета, в XXI веке повышение температуры в Арктике более чем вдвое превысит средние показатели по планете. Если в глобальном масштабе столбик термометра к концу столетия поднимется на 2,80С (на большей части суши – на 3,50С), то в Арктике повышение составит 70С.

Потепление несет угрозу большей части техносферы, стоящей на мерзлоте. Практически все сооружения здесь – жилые дома, промышленные здания и т. д. – возводились с учетом свойств замерзшего грунта, а железобетонные сваи, на которых все держится, буквально вмораживались в него. Для сохранения устойчивости построек необходимо, чтобы температура грунта оставалась в пределах, заложенных при проектировании, а они невелики – для большинства сооружений на территории российского Севера коэффициент запаса не превышает 30–40%.

Пока дома, дороги, нефтяные вышки, заводы «на северах» не сыплются, но тревожных звонков год от года все больше. Согласно последнему докладу Росгидромета о климатических рисках на территории РФ (2017 год), в Норильске количество зданий, получивших повреждения в последние 10 лет, оказалось выше, чем за предыдущие полвека.Еще в последнее десятилетие зафиксирован рост числа аварий на объектах нефте- и газодобычи, причем около 60% аварий связано с метеорологическими факторами, в т. ч. с «дегенерацией вечной мерзлоты», приводящей к деформации буровых скважин. В таких случаях добыча топлива приостанавливается (иногда надолго), а сами скважины либо заливают водой, либо ставят на них заглушки. Дальнейшее их восстановление приводит к потерям добычи нефти на 10–20%.

Как экологическая повестка стала частью политической жизни в США

Уже сейчас ежегодные потери от таяния мерзлоты составляют от 50 млрд до 150 млрд рублей в год, и сумма ущерба будет расти – об этом в октябре 2019‑го заявил в интервью агентству Bloomberg замминистра по Дальнему Востоку и развитию Арктики Александр Крутиков.

К середине нынешнего столетия потепление может затронуть пятую часть всех сооружений и инфраструктуры в зоне вечной мерзлоты, что обойдется России уже в $84 млрд (примерно 7,5% ВВП), – такие прогнозы привело агентство Bloomberg со ссылкой на исследование ученых, в том числе профессора Университета Джорджа Вашингтона Дмитрия Стрелецкого.

Плохой обмен

Можно ли как-то избежать всех этих убытков, пока неясно. Нет даже точных прогнозов, во что обойдется сохранение в рабочем состоянии инфраструктуры российского Севера. По данным Росгидромета, только на поддержание трубопроводов сейчас уходит около 55 млрд рублей в год.

Как некую точку отсчета (условно, конечно) можно использовать статистику по Аляске, где перед руководством компаний и чиновниками стоят схожие проблемы, хотя и в меньших масштабах. Так вот, американцы планируют до 2030 года пустить на поддержание инфраструктуры штата до $6,1 млрд. По прикидкам российских экспертов, у нас расходы окажутся «значительно выше» просто потому, что объектов в разы больше.

В аналитическом документе, предоставленном «Профилю» в комитете Госдумы по природным ресурсам, собственности и земельным отношениям, ситуация с вечной мерзлотой выглядит совсем апокалиптично: там говорится, что разрушение почвы в этих регионах может не только обернуться колоссальными убытками для российских компаний, но и дестабилизировать ситуацию в Европе и даже в мире. Ведь один только Ямало-Ненецкий автономный округ сейчас обеспечивает около 30% газовых потребностей Старого Света.

Определенным бонусом от потепления в Арктике можно считать оживление судоходства по Северному морскому пути (СМП). Перспективы коммерческой эксплуатации этого маршрута напрямую связаны с таянием ледников – если не будет льда, то здесь (в какие-то промежутки времени) смогут ходить обычные суда без ледоколов. Северный морской путь – это кратчайшая дорога из Европы в Восточную Азию, идти по нему быстрее и дешевле, чем огибать всю Евразию с юга (конечно, если нет льдов). В свою очередь, коммерческая навигация по СМП могла бы стать неплохим стимулом к развитию северных портовых городов, того же Мурманска.

Но это планы. Пока же главный и едва ли не единственный эксплуатант пути – компания «Норильский никель», имеющая собственную ледокольную флотилию и осуществляющая круглогодичную навигацию по маршруту Мурманск–Дудинка. А чтобы по СМП пошли международные караваны судов, здесь нужно еще много чего построить. «Чтобы этот путь работал, должна быть создана колоссальная инфраструктура для ремонта, заправки, снабжения. Суда не ходят там, где ничего нет, – говорит директор Центра экономики окружающей среды и природных ресурсов НИУ ВШЭ Георгий Сафонов. – Чтобы создать эту инфраструктуру, нужно вложить огромные деньги».

Одна из проблем в том, что таяние мерзлоты, коль скоро оно продолжится, очень затруднит или сделает невозможными строительные работы. Выходит патовая ситуация.
Кроме того, Георгий Сафонов опасается, что необходимая инфраструктура, будь она создана, может не окупиться даже при международной коммерческой эксплуатации СМП. Риски для природных экосистем в данном случае мы не рассматриваем.

Семь тучных лет

Хорошо, а что же с тульскими персиками? Осчастливит ли глобальное потепление наших аграриев? Специалисты Росгидромета говорят, что сегодня Россия – это страна с одним из самых суровых климатов для сельхозпроизводства. Средний уровень биоклиматического потенциала агросферы у нас на 40% ниже западноевропейского и близок к среднему уровню Швеции, Норвегии и Финляндии. Это одна из причин, почему, даже будучи одним из крупнейших производителей и экспортеров зерна, Россия значительно уступает развитым странам по урожайности.

Миграционное давление

По прогнозам, приводимым в документах Росгидромета, к 2050 году около 200 млн человек в разных частях планеты захотят сменить место жительства из-за глобального потепления. Массовая климатическая миграция грозит крупными социальными конфликтами: приток людей в города обострит конкуренцию за рабочие места и ресурсы, обострятся также противоречия между этническими группами и т. д.

В России факторами внутренней миграции станут наводнения, эрозия прибрежных районов из-за повышения уровня моря, таяние вечной мерзлоты. Однако, по имеющимся расчетам, количество внутренних переселенцев не превысит 100 тыс. человек. Значительно большие угрозы несет климатическая миграция из стран Средней Азии.

Преобладание аграрной экономики и бедность населения в Таджикистане, Узбекистане, Киргизии делают их особенно уязвимыми к климатическим изменениям. В данном случае миграционное давление будет измеряться миллионами человек. По данным ГУМВД РФ по вопросам миграции, ежегодно на территории нашей страны находится порядка 10 млн иностранцев, 70% из них – мигранты из слаборазвитых стран СНГ.

Выходит, что чуть-чуть «подправить» климат нам, наверное, не повредит. По крайней мере, до сих пор глобальное потепление было на руку российским сельхозпроизводителям. Если в целом по миру трансформация климата вела к снижению урожайности зерновых, то на нашей территории наблюдался ее рост. Быстрее всего (2,2–2,6% за 10 лет) климатообеспеченная урожайность зерновых росла в Приволжском и Южном федеральных округах. Во всех регионах возделывания увеличивалась урожайность озимой пшеницы (в Приволжском и Южном федеральных округах – на 2,8% и 2% за 10 лет). Отмечался опять-таки климатически обусловленный рост урожайности подсолнечника и сахарной свеклы.

Сейчас климатологи констатируют, что наряду с увеличением теплообеспеченности уменьшается годовая амплитуда температуры (меньше зимние минимумы) и продолжительность так называемой климатической весны – периода с температурой от +50 до +150С. Ожидается, что при умеренном потеплении большая часть почв Нечерноземья сохранит достаточный уровень увлажненности, будет накапливать углерод и увеличит содержание органического вещества. Это, естественно, повысит плодородность наших земель. По прогнозу Росгидромета, в целом по стране к 2030–2040-м годам урожайность зерновых по сравнению с последним десятилетием прошлого века может вырасти на 11%, а к концу столетия – на 14%. Особенно хорошую динамику покажет север европейской части России, районы выше 500 северной широты. Так, в Северном, Северо-Западном, Калининградском, Центральном и Волго-Вятском районах прирост урожайности к 30–40-м годам составит 20–34%. Некоторое падение прогнозируется только в Северо-Кавказском районе и Сибири.

Семь тощих лет

Проблема в том, что как именно будет меняться климат, похоже, не знает никто. Тот же Росгидромет предлагает и обосновывает два сценария потепления: гумидного (влажного) и аридного (засушливого). Пока больше аргументов в пользу первого – урожаи увеличиваются и т. д. Но и признаки учащения засух тоже есть, и последствия их весьма плачевны: засуха 2010 года, когда погибла примерно треть урожая, засуха 2012‑го, лишившая нас примерно 1/4 урожая. В 2019‑м в 18 регионах страны был объявлен режим чрезвычайной ситуации, глава Минсельхоза Дмитрий Патрушев констатировал гибель сельхозкультур на площади свыше 1 млн га, а сумма ущерба оценивалась в 11 млрд рублей. Виной всему этому погодные аномалии.

Что помогает «Зеленым» идти к успеху в Германии

Любопытно, что, согласно статистике МГЭИК, 90% самых тяжелых экономических потерь приходится не на извержения вулканов, цунами, мощные ураганы и землетрясения, а на более «обыденные»: паводки, наводнения, сильный ветер, ливневые дожди, град, засухи. А засухи и наводнения – это то, чего у нас в последние годы хватает.

Эксперты-алармисты считают, что как раз сейчас мы проходим «точку перелома», когда тренд на рост климатообусловленной урожайности сменяется трендом на ее снижение. «Мы движемся в сторону, когда экстремальные погодные явления типа засухи, жары или недостатка снега зимой приведут к снижению урожайности, – говорит Георгий Сафонов из НИУ ВШЭ. – К 2030 году урожайность может упасть на 10% и более. В долгосрочной перспективе (до 2050 года или до конца столетия) мы можем потерять традиционные для нас территории выращивания зерновых – Краснодарский край, Ростовская область».

Это не значит, что земля в указанных регионах станет бесплодной, но для получения урожаев придется применять дорогие и довольно сложные технологии засушливого земледелия, строить ирригационные сооружения, переходить на новые культуры. Возможно, внедрять ГМО-культуры, лучше приспособленные к сложным условиям. Пока превентивных мер в этом направлении не предпринимается.

Есть еще один аспект, чисто экономический. Общая задолженность наших аграриев, по словам Сафонова, превышает 4 трлн рублей. То есть один засушливый год они переживут, но что будет, если тощих лет случится три или пять подряд? Вероятно, такой стресс-тест многие хозяйства не выдержат.

Закат эпохи нефти?

Отдельный вызов для России – экологический тренд в экономике, который постепенно становится приоритетом европейских властей. Так называемая «зеленая сделка» ЕС предполагает радикальные реформы по экологизации производства, энергетики, транспорта – все эти отрасли должны по возможности стать углеродно-нейтральными. По предварительным подсчетам, все это обойдется Евросоюзу в 3 трлн евро. В декабре Еврокомиссия представила новый документ – «Зеленую стратегию» по климату и энергетике до 2030 года стоимостью 260 млрд евро. По сути, это «дорожная карта» по встраиванию экологических и климатических проблем в контекст европейской экономики.

Из-за чего Китай оказался на грани экологической катастрофы?

Некоторые отечественные и западные эксперты высказывали опасение, что экологическая озабоченность Европы может обернуться падением спроса на российские углеводороды и снижением инвестиционной привлекательности наших энергетических проектов. Тем более что новый председатель европейского Центробанка Кристин Лагард, по сообщению западных источников, пообещала осложнить жизнь инвесторам, игнорирующим экологические риски.

«Пока рано делать прогнозы, как сильно может подействовать экологический фактор, быстро изменить топливный баланс в целом регионе физически невозможно, – успокаивает доцент РАНХиГС Сергей Хестанов. – Одним из осязаемых последствий, возможно, станет снижение интереса к инвестициям в проекты по добыче углеводородов. Постепенно будут вводиться какие-то ограничения, но процесс этот будет медленным и растянется на несколько пятилеток – любые серьезные процессы разворачиваются медленно».

Директор по научной работе Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара Сергей Дробышевский отмечает, что пока «зеленая энергетика» съедает лишь часть прироста потребления энергии и только в развитых странах. Сегодня ее развитие не ведет к снижению потребления традиционных энергоносителей. Собственно, потребление нефти – главный и самый доступный маркер, тем более что Международное энергетическое агентство (МЭА) регулярно публикует сведения на этот счет. Скажем, устойчивый тренд по снижению спроса на черное золото сигнализировал бы о том, что в мировом энергобалансе что-то серьезно меняется. Но пока МЭА лишь констатирует рост спроса и прогнозирует его увеличение до 2040 года.

Что касается возможного сокращения инвестиций, то это, по версии Хестанова, как раз не проблема, поскольку российские банки, фондовый рынок и т. д. «страдают» профицитом ликвидности. То есть денег в стране достаточно, но они не находят себе эффективного применения.