29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2002 года: "А за козла ответишь"

Архивная публикация 2002 года: "А за козла ответишь"

Сначала происходят робкие взгляды и взаимные касания, от которых бросает в дрожь, и полная невозможность не видеться хотя бы день, и сияющие глаза, и глупое счастливое выражение лица, от которого оно становится похожим на овечью физиономию. Это она, любовь, это -- настоящее, особенное, это навсегда! Но проходит время, и вдруг всплывает мама, которая была права, и украденные лучшие годы, и ты на себя посмотри -- в кого превратилась, и за что мне это, у всех мужья как мужья, а у меня -- лопух какой-то... Интересно, как это получается?Мне бы жизнь твою, как кинопленку, прокрутить на двадцать лет назад. И не для того, чтобы исчезли лишние фрагменты телосложения: подумаешь, складки на талии, живот на коленях и морщины вообще везде -- с этим можно смириться, тем более что появлялось все это так постепенно, что кажется, будто так всегда и было. Но вот это вечно кислое личико -- его ведь раньше точно не было. И обид, выматывающих душу, -- не просто семейных скандалов с битьем посуды и последующим бурным примирением, это нормально, -- а тех, которые копятся и припоминаются, тянутся днями и неделями, и все это время в доме напряженно и тоскливо, и нет ничего хуже этого, потому что с человеком, способным дуться больше пятнадцати минут, становится очень скучно. И вообще -- обижаться имеют право только дети, дураки и прислуга.
А оскорбления? Вы можете представить себе юную влюбленную пару, обзывающую друг друга "свиньей" или "коровой"? Нет, на этом этапе отношений в ход идут разве что "птички" и "рыбки"; более тяжеловесная животина появляется на свет гораздо позже, ее вызывают к жизни совместно прожитые годы.
Вот интересно: почему это люди все время называют друг друга разными животными? Даже когда хотят сказать приятное: "глаза как у лани", "грация как у пантеры", "соболиные брови", "орлиный нос", "осиная талия". А уж если хотят оскорбить, тут столько зверья наберется, что Брем с Дарреллом отдыхают.
Может быть, вам это покажется странным, но Илья Сергеевич после двадцати двух лет жизни в браке все еще до некоторой степени любил свою жену Элеонорочку. То есть, видимо, любил -- а иначе почему же он за эти годы не удрал от нее куда подальше? Хотя мог бы сделать это еще двадцать лет назад, когда в первый раз по какому-то совершенно ничтожному поводу услышал сорвавшееся с ее нежных губ: "Илюх, ну ты и козел!" Впрочем, тогда это выглядело довольно мило.
Не знаю, чем провинился перед человечеством этот несчастный козел, но им обзываются чаще всего. Ну, это если обзываются по-русски. Как с козлами обстоит дело в иностранных языках, я не в курсе. Хотя нет -- в курсе, испанцы тоже ругаются "козлами", но у них это вроде бы считается гораздо ужаснее, чем у нас. Вроде бы испанец, названный козлом, немедленно убивает, а наш-то "козел" -- просто одно из самых главных слов, особенно на дороге: ведь без "куда прешь, козел!" можно ли хоть куда-нибудь доехать?
За два десятка лет зоологический словарь Элеонорочки обогащался, параллели становились все смелее, эпитеты -- все красочнее. Так, разбивший чашку Илья Сергеевич немедленно назывался слоном. Смотрящий телевизор Илья Сергеевич таращился как баран на новые ворота. Задремавший у телевизора Илья Сергеевич превращался в жирного дрыхнущего сурка. С удовольствием обедающий Илья Сергеевич уличался в том, что он жрет как свинья. Смеющийся Илья Сергеевич ржал как лошадь. Работающий Илья Сергеевич пахал как ишак. Бреющийся Илья Сергеевич вертелся у зеркала как обезьяна. Купающийся Илья Сергеевич плескался как бегемот. Танцующий Илья Сергеевич был грациозен как носорог. Валяющийся на пляже Илья Сергеевич распластывался как лягушка. Читающий журнал Илья Сергеевич делал это как очковая змея -- потому что в очках. Где-то задержавшийся Илья Сергеевич шлялся как кобель. Задумавшийся Илья Сергеевич думал как индюк, попавший в суп. Не вступивший в уличную перепалку Илья Сергеевич был труслив как овца, а вступивший -- пер на рожон как тупой мул. Побрызгавшийся лосьоном после бритья Иван Сергеевич вонял как скунс. Отец из него был такой же, как мать из кукушки. Зевающий Илья Сергеевич раскрывал пасть как крокодил. Бегущий посмотреть, кто это там так жутко орет за окном, Илья Сергеевич назывался стервятником, летящим на падаль. Шутил Илья Сергеевич как осел, походка у него была как у утки, лысина как у плешивого грифа, оставшиеся вокруг нее волосы -- как воронье гнездо, живот -- как у беременного кенгуру, ноги -- как у медведя, глаза -- как у кролика.
К счастью, о существовании таких зверей, как, например, тасманский сумчатый дьявол или пипа суринамская, Элеонорочка не подозревала -- а то и им бы нашлось достойное место в ее домашнем словаре.
Между прочим, на самом-то деле Илья Сергеевич был совсем не таким, и почему Элеонорочка так его гноила, со стороны было совершенно непонятно. Тихий, спокойный, надежный, верный и преданный своей кошмарной Элеонорочке, как старый пес... тьфу, вот и меня на фауну потянуло. Как бы то ни было, за годы муштры Элеонорочке удалось убедить мужа в том, что он, во-первых, ее мизинца не стоит, а во-вторых, по гроб жизни ей за что-то обязан, -- вот он и жил при ней, даже не мечтая о бунте, робко реагируя на ее выходки:
-- Птичка моя, ты чего сердишься?
И, разумеется, своей уступчивостью только провоцировал Элеонорочку.
-- Ну что ты мямлишь, что ты мычишь как корова? Ой, не могу я с тобой больше, надоел, присосался как пиявка, все соки из меня выпил.
Однако же от надоевшего Ильи Сергеевича Элеонорочка почему-то не уходила. А куда идти-то? Да и зачем? Где еще водятся такие тихие, уступчивые мужья, которые к тому же, что весьма немаловажно, умеют приносить в дом очень неплохие деньги, при этом не обращая никакого внимания на хорошеньких секретарш? Конечно, Элеонорочка жаловалась, что пользы от мужа -- как от козла молока, но сама знала, что тут она несколько загнула. Козел-то он, конечно, козел -- но, скорее, козел отпущения.
Скажите мне, люди, почему так все вышло? Почему милая нежная девушка стала злобной мегерой, а перспективный пылкий юноша -- безмолвным несчастным подкаблучником? За что она ему мстит, почему он это терпит?
Между прочим, если бы Элеонорочка сумела заглянуть в душу своего мужа, то увидела бы там что-то вроде тазика. Большого тазика, в который медленно, по капле, плюхается что-то такое, что очень скоро заполнит всю душевную емкость Ильи Сергеевича и польется через край. И что-то тогда будет?
Последней каплей стала сущая ерунда: Элеонорочка плескалась в душе, в это время ей позвонила подруга, а Илья Сергеевич так подруге и сказал, что, мол, Элеонорочка в душе и она как выйдет, так перезвонит. На что подруга сказала, что перезвонить ей никак не выйдет, потому что она прямо сейчас на полгода уезжает к сыну в Америку и звонит просто попрощаться, так что пусть Илюша Элеонорочку от нее поцелует и счастливо вам оставаться. Все это Илья Сергеевич и доложил выплывшей из ванной распаренной супруге.
Розовое личико Элеонорочки под намотанным на волосы полотенцем немедленно перекосилось:
-- Козел! -- заорала она. -- Ты что же это, не мог меня позвать? Машка уезжает -- а он позвать не мог! Ну ты и свинья!
Вот тут-то душевный тазик и потек, но нечуткая Элеонорочка этого не заметила, да и никто бы не заметил, потому что вроде бы все осталось по-прежнему.
А недели через три Илья Сергеевич вдруг подвалил к супруге с нестандартным предложением:
-- Норочка, а давай сходим в зоопарк!
Элеонорочка по привычке открыла было рот -- поставить мужа на место, ведь что бы он ни сказал, все равно будет либо чушь собачья, либо бред сивой кобылы. Но мелькнувшие в памяти смутные картины -- вот она, школьница, прогуливает уроки вместе с Илюшей, таким взрослым первокурсником, вот они кормят птичек в зоопарке, удивляются жирафу, а вот она визжит, потому что боится, как бы в нее не плюнул верблюд... И она просто сказала:
-- Давай.
Впрочем, зоопарк оказался какой-то не такой, как раньше. Да и спутник тоже не тот, и все вокруг не такие -- словом, обычное дурное расположение духа стало к ней возвращаться где-то в районе открытого вольера с волками. А у слонятника внимание Элеонорочки привлек щит с надписью: "Слоны взяты под опеку И.С. Семеновым".
-- Смотри-ка, -- обратила она мужнино внимание, -- наш однофамилец. Вот козел-то! Деньги ему девать некуда, что ли -- слонов опекать?
Впрочем, оказалось, что неизвестный Семенов взялся платить отнюдь не за одних слонов.
Он значился опекуном медведей, скунсов, сурков, диких собак динго, бегемотов, носорогов, парочки обезьян, бородавочников и стервятника. Не обошел он заботой и группу горных козлов.
-- Я же говорю, козел, -- утвердилась в своем мнении Элеонорочка. -- Что это он -- весь зоопарк решил кормить? А-а, нет, не весь -- смотри-ка, на льве ничего такого не написано! Ну и козел: за козлов платит, а за льва не стал. И за ястреба не стал. Интересно, почему это?
-- Да потому, что ты никогда не называла меня ни львом, ни ястребом, -- ответил супруге И.С. Семенов.
И никакая Сара Бернар не смогла бы так выразительно прожестикулировать своим лицом, как это само собой вышло у Элеонорочки по мере того, как до нее стало доходить, что, собственно, сказал ей ее покорный, тихий муж.
-- Ты... ты... -- впервые за последние двадцать лет она не находила слов.
-- Да, я, -- скромно ответил Илья Сергеевич. -- Денег у нас, правда, больше нет -- ну это ничего, главное, звери будут сыты. Очень я, знаешь ли, зверюшек люблю -- а нам с тобой много ли надо? Правда ведь, птичка моя?

Сначала происходят робкие взгляды и взаимные касания, от которых бросает в дрожь, и полная невозможность не видеться хотя бы день, и сияющие глаза, и глупое счастливое выражение лица, от которого оно становится похожим на овечью физиономию. Это она, любовь, это -- настоящее, особенное, это навсегда! Но проходит время, и вдруг всплывает мама, которая была права, и украденные лучшие годы, и ты на себя посмотри -- в кого превратилась, и за что мне это, у всех мужья как мужья, а у меня -- лопух какой-то... Интересно, как это получается?Мне бы жизнь твою, как кинопленку, прокрутить на двадцать лет назад. И не для того, чтобы исчезли лишние фрагменты телосложения: подумаешь, складки на талии, живот на коленях и морщины вообще везде -- с этим можно смириться, тем более что появлялось все это так постепенно, что кажется, будто так всегда и было. Но вот это вечно кислое личико -- его ведь раньше точно не было. И обид, выматывающих душу, -- не просто семейных скандалов с битьем посуды и последующим бурным примирением, это нормально, -- а тех, которые копятся и припоминаются, тянутся днями и неделями, и все это время в доме напряженно и тоскливо, и нет ничего хуже этого, потому что с человеком, способным дуться больше пятнадцати минут, становится очень скучно. И вообще -- обижаться имеют право только дети, дураки и прислуга.

А оскорбления? Вы можете представить себе юную влюбленную пару, обзывающую друг друга "свиньей" или "коровой"? Нет, на этом этапе отношений в ход идут разве что "птички" и "рыбки"; более тяжеловесная животина появляется на свет гораздо позже, ее вызывают к жизни совместно прожитые годы.

Вот интересно: почему это люди все время называют друг друга разными животными? Даже когда хотят сказать приятное: "глаза как у лани", "грация как у пантеры", "соболиные брови", "орлиный нос", "осиная талия". А уж если хотят оскорбить, тут столько зверья наберется, что Брем с Дарреллом отдыхают.

Может быть, вам это покажется странным, но Илья Сергеевич после двадцати двух лет жизни в браке все еще до некоторой степени любил свою жену Элеонорочку. То есть, видимо, любил -- а иначе почему же он за эти годы не удрал от нее куда подальше? Хотя мог бы сделать это еще двадцать лет назад, когда в первый раз по какому-то совершенно ничтожному поводу услышал сорвавшееся с ее нежных губ: "Илюх, ну ты и козел!" Впрочем, тогда это выглядело довольно мило.

Не знаю, чем провинился перед человечеством этот несчастный козел, но им обзываются чаще всего. Ну, это если обзываются по-русски. Как с козлами обстоит дело в иностранных языках, я не в курсе. Хотя нет -- в курсе, испанцы тоже ругаются "козлами", но у них это вроде бы считается гораздо ужаснее, чем у нас. Вроде бы испанец, названный козлом, немедленно убивает, а наш-то "козел" -- просто одно из самых главных слов, особенно на дороге: ведь без "куда прешь, козел!" можно ли хоть куда-нибудь доехать?

За два десятка лет зоологический словарь Элеонорочки обогащался, параллели становились все смелее, эпитеты -- все красочнее. Так, разбивший чашку Илья Сергеевич немедленно назывался слоном. Смотрящий телевизор Илья Сергеевич таращился как баран на новые ворота. Задремавший у телевизора Илья Сергеевич превращался в жирного дрыхнущего сурка. С удовольствием обедающий Илья Сергеевич уличался в том, что он жрет как свинья. Смеющийся Илья Сергеевич ржал как лошадь. Работающий Илья Сергеевич пахал как ишак. Бреющийся Илья Сергеевич вертелся у зеркала как обезьяна. Купающийся Илья Сергеевич плескался как бегемот. Танцующий Илья Сергеевич был грациозен как носорог. Валяющийся на пляже Илья Сергеевич распластывался как лягушка. Читающий журнал Илья Сергеевич делал это как очковая змея -- потому что в очках. Где-то задержавшийся Илья Сергеевич шлялся как кобель. Задумавшийся Илья Сергеевич думал как индюк, попавший в суп. Не вступивший в уличную перепалку Илья Сергеевич был труслив как овца, а вступивший -- пер на рожон как тупой мул. Побрызгавшийся лосьоном после бритья Иван Сергеевич вонял как скунс. Отец из него был такой же, как мать из кукушки. Зевающий Илья Сергеевич раскрывал пасть как крокодил. Бегущий посмотреть, кто это там так жутко орет за окном, Илья Сергеевич назывался стервятником, летящим на падаль. Шутил Илья Сергеевич как осел, походка у него была как у утки, лысина как у плешивого грифа, оставшиеся вокруг нее волосы -- как воронье гнездо, живот -- как у беременного кенгуру, ноги -- как у медведя, глаза -- как у кролика.

К счастью, о существовании таких зверей, как, например, тасманский сумчатый дьявол или пипа суринамская, Элеонорочка не подозревала -- а то и им бы нашлось достойное место в ее домашнем словаре.

Между прочим, на самом-то деле Илья Сергеевич был совсем не таким, и почему Элеонорочка так его гноила, со стороны было совершенно непонятно. Тихий, спокойный, надежный, верный и преданный своей кошмарной Элеонорочке, как старый пес... тьфу, вот и меня на фауну потянуло. Как бы то ни было, за годы муштры Элеонорочке удалось убедить мужа в том, что он, во-первых, ее мизинца не стоит, а во-вторых, по гроб жизни ей за что-то обязан, -- вот он и жил при ней, даже не мечтая о бунте, робко реагируя на ее выходки:

-- Птичка моя, ты чего сердишься?

И, разумеется, своей уступчивостью только провоцировал Элеонорочку.

-- Ну что ты мямлишь, что ты мычишь как корова? Ой, не могу я с тобой больше, надоел, присосался как пиявка, все соки из меня выпил.

Однако же от надоевшего Ильи Сергеевича Элеонорочка почему-то не уходила. А куда идти-то? Да и зачем? Где еще водятся такие тихие, уступчивые мужья, которые к тому же, что весьма немаловажно, умеют приносить в дом очень неплохие деньги, при этом не обращая никакого внимания на хорошеньких секретарш? Конечно, Элеонорочка жаловалась, что пользы от мужа -- как от козла молока, но сама знала, что тут она несколько загнула. Козел-то он, конечно, козел -- но, скорее, козел отпущения.

Скажите мне, люди, почему так все вышло? Почему милая нежная девушка стала злобной мегерой, а перспективный пылкий юноша -- безмолвным несчастным подкаблучником? За что она ему мстит, почему он это терпит?

Между прочим, если бы Элеонорочка сумела заглянуть в душу своего мужа, то увидела бы там что-то вроде тазика. Большого тазика, в который медленно, по капле, плюхается что-то такое, что очень скоро заполнит всю душевную емкость Ильи Сергеевича и польется через край. И что-то тогда будет?

Последней каплей стала сущая ерунда: Элеонорочка плескалась в душе, в это время ей позвонила подруга, а Илья Сергеевич так подруге и сказал, что, мол, Элеонорочка в душе и она как выйдет, так перезвонит. На что подруга сказала, что перезвонить ей никак не выйдет, потому что она прямо сейчас на полгода уезжает к сыну в Америку и звонит просто попрощаться, так что пусть Илюша Элеонорочку от нее поцелует и счастливо вам оставаться. Все это Илья Сергеевич и доложил выплывшей из ванной распаренной супруге.

Розовое личико Элеонорочки под намотанным на волосы полотенцем немедленно перекосилось:

-- Козел! -- заорала она. -- Ты что же это, не мог меня позвать? Машка уезжает -- а он позвать не мог! Ну ты и свинья!

Вот тут-то душевный тазик и потек, но нечуткая Элеонорочка этого не заметила, да и никто бы не заметил, потому что вроде бы все осталось по-прежнему.

А недели через три Илья Сергеевич вдруг подвалил к супруге с нестандартным предложением:

-- Норочка, а давай сходим в зоопарк!

Элеонорочка по привычке открыла было рот -- поставить мужа на место, ведь что бы он ни сказал, все равно будет либо чушь собачья, либо бред сивой кобылы. Но мелькнувшие в памяти смутные картины -- вот она, школьница, прогуливает уроки вместе с Илюшей, таким взрослым первокурсником, вот они кормят птичек в зоопарке, удивляются жирафу, а вот она визжит, потому что боится, как бы в нее не плюнул верблюд... И она просто сказала:

-- Давай.

Впрочем, зоопарк оказался какой-то не такой, как раньше. Да и спутник тоже не тот, и все вокруг не такие -- словом, обычное дурное расположение духа стало к ней возвращаться где-то в районе открытого вольера с волками. А у слонятника внимание Элеонорочки привлек щит с надписью: "Слоны взяты под опеку И.С. Семеновым".

-- Смотри-ка, -- обратила она мужнино внимание, -- наш однофамилец. Вот козел-то! Деньги ему девать некуда, что ли -- слонов опекать?

Впрочем, оказалось, что неизвестный Семенов взялся платить отнюдь не за одних слонов.

Он значился опекуном медведей, скунсов, сурков, диких собак динго, бегемотов, носорогов, парочки обезьян, бородавочников и стервятника. Не обошел он заботой и группу горных козлов.

-- Я же говорю, козел, -- утвердилась в своем мнении Элеонорочка. -- Что это он -- весь зоопарк решил кормить? А-а, нет, не весь -- смотри-ка, на льве ничего такого не написано! Ну и козел: за козлов платит, а за льва не стал. И за ястреба не стал. Интересно, почему это?

-- Да потому, что ты никогда не называла меня ни львом, ни ястребом, -- ответил супруге И.С. Семенов.

И никакая Сара Бернар не смогла бы так выразительно прожестикулировать своим лицом, как это само собой вышло у Элеонорочки по мере того, как до нее стало доходить, что, собственно, сказал ей ее покорный, тихий муж.

-- Ты... ты... -- впервые за последние двадцать лет она не находила слов.

-- Да, я, -- скромно ответил Илья Сергеевич. -- Денег у нас, правда, больше нет -- ну это ничего, главное, звери будут сыты. Очень я, знаешь ли, зверюшек люблю -- а нам с тобой много ли надо? Правда ведь, птичка моя?

ЛЕНА ЗАЕЦ

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».

Реклама
Реклама
Реклама