Архивная публикация 2002 года: "Бедная Лиза"
А им все равно.Боятся ли женщины мышей? Хотят ли русские войны? Паду ли я, стрелой пронзенный? Во саду ли? В огороде? Вопросы, конечно, интересные, но насчет мышей я вам вот что скажу: на самом деле нормальные женщины их не боятся. То есть не боятся в разумных пределах: единовременная встреча с сотней даже самых миленьких мышей напугает кого угодно; впрочем, когда кого-то слишком много, всегда становится не по себе. Три котенка -- это прелесть что такое; а вот полторы тысячи котят, движущихся на человека единым фронтом, пусть даже с самыми лучшими намерениями, -- это уже достойный кадр для фильма ужасов, от такого дрогнет и побежит даже самый завзятый кошкофил.
Ну так вот: одна отдельно взятая мышь или даже крыса -- это очень симпатичный зверь. Лично я предпочту десяток крыс единственному, самому завалящему пауку -- не люблю, знаете ли, попадать лицом в паутину. И еще мне не нравится, когда по мне бегает кто-то, у кого больше четырех ног, такая вот у меня фобия, хотя если паук ходит отдельно от меня, то пусть себе ходит, я его не обижу.
Что же до мышей, то женский визг по их адресу я могу понимать только как кокетство. Больше того -- в наше время, когда дамы качают рельефные мышцы и зарабатывают больше собственных мужчин, мыши оказались последним оплотом наглядной женской слабости. И то верно: нынешняя жизнь предоставляет мужчинам так мало возможностей для проявления силы и героизма, что забирать из жизни мышей было бы негуманно. А тут -- дама визжит и прыгает на стол (к сожалению, отсутствие тугих корсетов не позволяет нам так легко и убедительно падать в обморок, как это удавалось нашим уже с раннего утра полузадушенным шнуровкой прабабушкам), а ее герой бесстрашно кидается на мышь и прогоняет этот ночной кошмар с глаз долой, нежно снимает даму со стола, всячески утешает, смотрит снисходительно и так далее. Наступает хеппи-энд, и если бы мышей не было, их бы стоило выдумать.
BMW-Z8, спортивный двухместный кабриолет, на котором Лиза рассекала по Москве, своим возмутительным серебристым сиянием и откинутой крышей вызывал в соотечественниках самые отрицательные эмоции. И не надо приписывать подлости российского характера то, что толпа возликовала, когда вдруг хлынул жуткой силы дождь (а Лиза оставила свою машину у магазина и, понадеявшись на супермаркетовского охранника, не стала поднимать в ней верх). И все прохожие, вместо того чтобы бежать в укрытие, с наслаждением наблюдали за бурными потоками воды, заливающими шикарную бээмвэшную обивку. Злорадствовать в такой ситуации стали бы не только мы: я своими глазами видела, как в буржуазном французском городе Лионе к открытому кафе подкатил "феррари" и, не рассчитав высоты бордюра, сильно стукнулся о него бампером. Так вот: все сидящие в кафе французы от счастья зааплодировали и стали шумно подсчитывать, во что хозяину обойдется новый бампер -- и чем больше у них получалось, тем сильнее радовались французы. Ведь, казалось бы, сытый народ -- а вот поди ж ты, и эти туда же.
Между нами: отнюдь не каждому хватит выдержки, чтобы ездить под непрерывным недоброжелательным наблюдением окружающих. Но Лизе выдержки было не занимать.
Конечно, у машины без крыши есть несколько несущественных недостатков. Во-первых, в нашем дурацком климате во всей красе она может ездить месяца два в году -- ну, если как следует закалиться, то четыре, но это уже безо всякого удовольствия. Во-вторых, Лизе больше других доставалось свежего и бодрящего московского воздуха, особенно насыщенного в летних пробках. А в-третьих, недоброжелатели из всяких плебейских автобусов и троллейбусов пользовались своим возвышенным положением и швыряли в Лизу бумажки, огрызки и прочую дрянь, а иногда довольно метко плевали.
И что же ей теперь, крышу поднимать? Да пусть завистники хоть насмерть уплюются: те, кто ездит в общественном транспорте, полноценными людьми считаться никак не могут, а потому обращать внимание на их недочеловеческие выходки -- это, по Лизе, все равно что обижаться на обезьян в зоопарке, закидавших посетителей банановыми шкурками.
Да, и еще к ней особенно настойчиво лезли попрошайки -- многодетные цыганки, так и норовящие пихнуть Лизе на колени парочку невероятно грязных младенцев, непонятно откуда беженцы в драных халатах, истошные малолетки, завывающие: "Тетенька, дай на хлеб, ну дай, дай, дай" -- и хватающиеся своими грязными лапками за сияющие дверцы...
И если другие могли от всех этих радостей отгородиться поднятым стеклом, то куда было деваться бедной Лизе? Поначалу она еще иногда что-то кому-то подавала, но однажды, как пока она совала десятку одному особо живописному цыганенку, второй особо живописный цыганенок свистнул с соседнего сиденья Лизину сумочку со всеми мыслимыми документами и кредитками. Тогда она перестала отвлекаться на нищих. А сумочку стала прятать в бардачок, злорадствуя по поводу того, что тому цыганенку от ее кредиток все равно не было никакого толку, и то приятно.
Вы видите, как трудно быть богатым? Впрочем, в борьбе обретешь ты счастье свое: за время езды в кабриолете Лизин характер заматерел окончательно, и она с высоко задранным носом, лицом к лицу встречала мелкие неприятности, учиненные завистниками, вроде найденных на сиденье отходов собачьей жизнедеятельности. То есть Лиза надеялась, что жизнедеятельность была собачьей -- собак она любила больше, чем людей, и не только собак, но и всех зверей мира, включая мышей, крыс, зеленых мамб и пауков-тарантулов. Еще бы: ни один тарантул в жизни не сделал ей ничего плохого -- а люди? Да стоило ей минут на пять оставить машину даже на самой охраняемой стоянке, как в ней появлялось что-то пакостное; а охранники стойко делали вид, что ничего не замечали и вообще что так оно и было: охранники тоже люди и так же свято ненавидят богатых холеных самоуверенных дамочек, как и все остальные доброжелательные россияне.
И однажды эта ненависть достигла своего апогея: в Лизину машину кто-то бросил гранату. Вы не поверите, но Лиза, это нежное, трепетное создание с глазками и кудряшками, не останавливаясь и даже не замедляя хода, недрогнувшей рукой выбросила ее прочь! Правда, граната была игрушечной, но Лиза-то выбрасывала ее как настоящую -- вот вы бы смогли на приличной скорости отличить настоящую "лимонку" от пластмассовой, да еще и так быстро среагировать единственно правильным образом?
К счастью, приближалась осень, дающая Лизе полное моральное право наконец-то пересесть в нормальный, "зимний" автомобиль и на несколько месяцев отгородиться от неблагоприятной окружающей среды. В тот день она в последний раз за сезон вывела из гаража свою открытую машину...
Было воскресное утро, чудесное полным отсутствием пробок. Лиза первой стояла у светофора, стоически не обращая внимания на пару здоровенных юношей, не то беженцев из Таджикистана, не то нуждающихся в срочном лечении, не то единственных кормильцев кучи малолетних детей, к тому же потерявших документы и билеты для возвращения к вышеназванным детям. Тем более что светофор уже начал подавать признаки переключения на зеленый свет -- но тут к Лизе на колени шмякнулось что-то теплое, тяжелое и живое.
Крыса!
С визгом, пронзительным почти до степени ультразвука, Лиза стряхнула этот ужас с колен и в панике выскочила из машины.
Нуждающиеся в лечении беженцы вместе с крысой молниеносно впрыгнули в машину и умчались. Видимо, спешили к оставленным без присмотра многочисленным детям.
Конечно, машину никто не нашел. Впрочем, однажды Лиза ее все-таки встретила. Вернее, не встретила, а увидела -- по телевизору: в телевизоре федералы нашли гнездо очередного полевого командира и там, среди прочих сокровищ, -- Лизин кабриолет. Правда, к нему присобачили пулемет и превратили в тачанку; к тому же в несчастную красивую машину попал снаряд, так что Лизе не было никакого смысла предъявлять на эту руину свои права.
Теперь она ездит на "хаммере" и никогда не открывает окон.
И еще она до сих пор не может сама себе объяснить: а почему она, собственно, так безобразно перепугалась? Ведь в жизни не боялась крыс!
Вопрос, надо сказать, риторический. Видимо, это инстинкт. Если десятки бабушек и прабабушек считали своим долгом визжать при виде самой крошечной мышки -- куда деваться внучкам и правнучкам этих столетиями визжавших поколений? Лиза ведь не спрашивала себя, почему, переступая во время редких пеших прогулок лужу в парке, она изящным жестом слегка приподнимала подол юбки, которая не то что до земли -- до ее очаровательных коленей-то не доставала добрых два десятка сантиметров...
Итак, боятся ли женщины мышей? Что за вопрос! А Гиви -- он любит помидоры?
Кушать -- да, а так -- нет.
А им все равно.Боятся ли женщины мышей? Хотят ли русские войны? Паду ли я, стрелой пронзенный? Во саду ли? В огороде? Вопросы, конечно, интересные, но насчет мышей я вам вот что скажу: на самом деле нормальные женщины их не боятся. То есть не боятся в разумных пределах: единовременная встреча с сотней даже самых миленьких мышей напугает кого угодно; впрочем, когда кого-то слишком много, всегда становится не по себе. Три котенка -- это прелесть что такое; а вот полторы тысячи котят, движущихся на человека единым фронтом, пусть даже с самыми лучшими намерениями, -- это уже достойный кадр для фильма ужасов, от такого дрогнет и побежит даже самый завзятый кошкофил.
Ну так вот: одна отдельно взятая мышь или даже крыса -- это очень симпатичный зверь. Лично я предпочту десяток крыс единственному, самому завалящему пауку -- не люблю, знаете ли, попадать лицом в паутину. И еще мне не нравится, когда по мне бегает кто-то, у кого больше четырех ног, такая вот у меня фобия, хотя если паук ходит отдельно от меня, то пусть себе ходит, я его не обижу.
Что же до мышей, то женский визг по их адресу я могу понимать только как кокетство. Больше того -- в наше время, когда дамы качают рельефные мышцы и зарабатывают больше собственных мужчин, мыши оказались последним оплотом наглядной женской слабости. И то верно: нынешняя жизнь предоставляет мужчинам так мало возможностей для проявления силы и героизма, что забирать из жизни мышей было бы негуманно. А тут -- дама визжит и прыгает на стол (к сожалению, отсутствие тугих корсетов не позволяет нам так легко и убедительно падать в обморок, как это удавалось нашим уже с раннего утра полузадушенным шнуровкой прабабушкам), а ее герой бесстрашно кидается на мышь и прогоняет этот ночной кошмар с глаз долой, нежно снимает даму со стола, всячески утешает, смотрит снисходительно и так далее. Наступает хеппи-энд, и если бы мышей не было, их бы стоило выдумать.
BMW-Z8, спортивный двухместный кабриолет, на котором Лиза рассекала по Москве, своим возмутительным серебристым сиянием и откинутой крышей вызывал в соотечественниках самые отрицательные эмоции. И не надо приписывать подлости российского характера то, что толпа возликовала, когда вдруг хлынул жуткой силы дождь (а Лиза оставила свою машину у магазина и, понадеявшись на супермаркетовского охранника, не стала поднимать в ней верх). И все прохожие, вместо того чтобы бежать в укрытие, с наслаждением наблюдали за бурными потоками воды, заливающими шикарную бээмвэшную обивку. Злорадствовать в такой ситуации стали бы не только мы: я своими глазами видела, как в буржуазном французском городе Лионе к открытому кафе подкатил "феррари" и, не рассчитав высоты бордюра, сильно стукнулся о него бампером. Так вот: все сидящие в кафе французы от счастья зааплодировали и стали шумно подсчитывать, во что хозяину обойдется новый бампер -- и чем больше у них получалось, тем сильнее радовались французы. Ведь, казалось бы, сытый народ -- а вот поди ж ты, и эти туда же.
Между нами: отнюдь не каждому хватит выдержки, чтобы ездить под непрерывным недоброжелательным наблюдением окружающих. Но Лизе выдержки было не занимать.
Конечно, у машины без крыши есть несколько несущественных недостатков. Во-первых, в нашем дурацком климате во всей красе она может ездить месяца два в году -- ну, если как следует закалиться, то четыре, но это уже безо всякого удовольствия. Во-вторых, Лизе больше других доставалось свежего и бодрящего московского воздуха, особенно насыщенного в летних пробках. А в-третьих, недоброжелатели из всяких плебейских автобусов и троллейбусов пользовались своим возвышенным положением и швыряли в Лизу бумажки, огрызки и прочую дрянь, а иногда довольно метко плевали.
И что же ей теперь, крышу поднимать? Да пусть завистники хоть насмерть уплюются: те, кто ездит в общественном транспорте, полноценными людьми считаться никак не могут, а потому обращать внимание на их недочеловеческие выходки -- это, по Лизе, все равно что обижаться на обезьян в зоопарке, закидавших посетителей банановыми шкурками.
Да, и еще к ней особенно настойчиво лезли попрошайки -- многодетные цыганки, так и норовящие пихнуть Лизе на колени парочку невероятно грязных младенцев, непонятно откуда беженцы в драных халатах, истошные малолетки, завывающие: "Тетенька, дай на хлеб, ну дай, дай, дай" -- и хватающиеся своими грязными лапками за сияющие дверцы...
И если другие могли от всех этих радостей отгородиться поднятым стеклом, то куда было деваться бедной Лизе? Поначалу она еще иногда что-то кому-то подавала, но однажды, как пока она совала десятку одному особо живописному цыганенку, второй особо живописный цыганенок свистнул с соседнего сиденья Лизину сумочку со всеми мыслимыми документами и кредитками. Тогда она перестала отвлекаться на нищих. А сумочку стала прятать в бардачок, злорадствуя по поводу того, что тому цыганенку от ее кредиток все равно не было никакого толку, и то приятно.
Вы видите, как трудно быть богатым? Впрочем, в борьбе обретешь ты счастье свое: за время езды в кабриолете Лизин характер заматерел окончательно, и она с высоко задранным носом, лицом к лицу встречала мелкие неприятности, учиненные завистниками, вроде найденных на сиденье отходов собачьей жизнедеятельности. То есть Лиза надеялась, что жизнедеятельность была собачьей -- собак она любила больше, чем людей, и не только собак, но и всех зверей мира, включая мышей, крыс, зеленых мамб и пауков-тарантулов. Еще бы: ни один тарантул в жизни не сделал ей ничего плохого -- а люди? Да стоило ей минут на пять оставить машину даже на самой охраняемой стоянке, как в ней появлялось что-то пакостное; а охранники стойко делали вид, что ничего не замечали и вообще что так оно и было: охранники тоже люди и так же свято ненавидят богатых холеных самоуверенных дамочек, как и все остальные доброжелательные россияне.
И однажды эта ненависть достигла своего апогея: в Лизину машину кто-то бросил гранату. Вы не поверите, но Лиза, это нежное, трепетное создание с глазками и кудряшками, не останавливаясь и даже не замедляя хода, недрогнувшей рукой выбросила ее прочь! Правда, граната была игрушечной, но Лиза-то выбрасывала ее как настоящую -- вот вы бы смогли на приличной скорости отличить настоящую "лимонку" от пластмассовой, да еще и так быстро среагировать единственно правильным образом?
К счастью, приближалась осень, дающая Лизе полное моральное право наконец-то пересесть в нормальный, "зимний" автомобиль и на несколько месяцев отгородиться от неблагоприятной окружающей среды. В тот день она в последний раз за сезон вывела из гаража свою открытую машину...
Было воскресное утро, чудесное полным отсутствием пробок. Лиза первой стояла у светофора, стоически не обращая внимания на пару здоровенных юношей, не то беженцев из Таджикистана, не то нуждающихся в срочном лечении, не то единственных кормильцев кучи малолетних детей, к тому же потерявших документы и билеты для возвращения к вышеназванным детям. Тем более что светофор уже начал подавать признаки переключения на зеленый свет -- но тут к Лизе на колени шмякнулось что-то теплое, тяжелое и живое.
Крыса!
С визгом, пронзительным почти до степени ультразвука, Лиза стряхнула этот ужас с колен и в панике выскочила из машины.
Нуждающиеся в лечении беженцы вместе с крысой молниеносно впрыгнули в машину и умчались. Видимо, спешили к оставленным без присмотра многочисленным детям.
Конечно, машину никто не нашел. Впрочем, однажды Лиза ее все-таки встретила. Вернее, не встретила, а увидела -- по телевизору: в телевизоре федералы нашли гнездо очередного полевого командира и там, среди прочих сокровищ, -- Лизин кабриолет. Правда, к нему присобачили пулемет и превратили в тачанку; к тому же в несчастную красивую машину попал снаряд, так что Лизе не было никакого смысла предъявлять на эту руину свои права.
Теперь она ездит на "хаммере" и никогда не открывает окон.
И еще она до сих пор не может сама себе объяснить: а почему она, собственно, так безобразно перепугалась? Ведь в жизни не боялась крыс!
Вопрос, надо сказать, риторический. Видимо, это инстинкт. Если десятки бабушек и прабабушек считали своим долгом визжать при виде самой крошечной мышки -- куда деваться внучкам и правнучкам этих столетиями визжавших поколений? Лиза ведь не спрашивала себя, почему, переступая во время редких пеших прогулок лужу в парке, она изящным жестом слегка приподнимала подол юбки, которая не то что до земли -- до ее очаровательных коленей-то не доставала добрых два десятка сантиметров...
Итак, боятся ли женщины мышей? Что за вопрос! А Гиви -- он любит помидоры?
Кушать -- да, а так -- нет.
ЛЕНА ЗАЕЦ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
