Архивная публикация 2002 года: "Бессмертная казнь"
Всем известно, что президент Путин выступает за отмену смертной казни. Всем известно также, что Госдума в общем и целом контролируется кремлевской администрацией. Поэтому недавнее обращение Думы к президенту с призывом не отменять смертную казнь -- некоторым образом скандал, заставляющий наблюдателей гадать: то ли сам Кремль готовится к ужесточению внутренней политики, то ли парламентарии остро чувствуют приближение новой избирательной кампании. Ведь что правда, то правда -- депутаты, требующие возврата смертной казни, выражают "чаяния и надежды" подавляющей части населения.Престиж и прагматика
Позиция президента, что бы он на самом деле ни думал о "высшей мере", предопределена его положением главы государства: Россия, вступая в Совет Европы, подписала Европейскую конвенцию о защите прав человека, в том числе и протокол N 6, где речь идет об отмене смертной казни. Только-только завоевавший международный авторитет и крайне заинтересованный в сближении с Западом, Путин ни за что не отступится от своей позиции: мнение Европы ему важнее мнения Госдумы. На следующий же день после думского обращения он выступал на коллегии Генпрокуратуры и еще раз подтвердил свое твердое "нет" смертной казни.
Депутатская активность тоже, в общем, не загадка -- инициировали обращение и голосовали за него как раз те депутатские фракции, для которых новые выборы станут серьезным испытанием. Лишний раз продемонстрировать свое единство с "народом", да еще и с оттенком оппозиционности -- святое дело. Авось редеющий электорат оценит и запомнит.
А что касается нынешней дискуссии о смертной казни, то она далеко не первая в новейшей истории России -- дискуссии эти возникают у нас с пугающей регулярностью и уже отстоялся типовой набор аргументов как "за", так и "против".
С одной стороны, в качестве аргументов выдвигаются рост преступности и "мнение народа", с другой -- большая вероятность судебных ошибок и отсутствие объективной связи между уровнем преступности и применением/неприменением исключительной меры наказания.
С недавних пор противники смертной казни апеллируют еще и к желанию, чтобы все у нас в России было "как у людей", в "цивилизованных странах". На что сторонники "вышки" обыкновенно отвечают: а в Америке вашей разлюбезной вовсю казнят! -- Но не во всех, а только в половине штатов! -- возражают им противники, и диспут продолжается.
Удивительно, но все реже и реже в этих спорах услышишь аргументы другого, то есть не прагматического и не престижного порядка, -- аргументы, восходящие к евангельскому "не убий", толстовскому "не могу молчать" и вообще к некогда мощной русской гуманистической традиции, с порога отрицавшей право государства на "узаконенное убийство".
Гуманистам, впрочем, нынче трудно: Русская православная церковь, которая вроде бы должна грудью защищать заповеди Христовы, в первых рядах противников смертной казни почему-то не замечена, а глава российских мусульман Талгат Таджуддин прямо говорит: "Требование о полной отмене такого наказания есть извращенное понимание гуманизма. Традиционные конфессии нашей страны и сами проповедуют гуманизм. Но когда налицо ужасающие преступления, например, то, что произошло в Америке 11 сентября, то о каком гуманизме к преступникам может идти речь? Ислам допускает казнь за определенные преступления против общества. То, что предписано Всевышним, люди не имеют права отменять".
Это очень похоже на отношение к гуманизму при советской власти: есть, дескать, гуманизм буржуазный ("извращенный"), по которому надо подставить левую щеку, если тебя ударили по правой, а есть наш, "пролетарский", "воинствующий", и следуя ему, расстрелять сотню-другую тысяч "эксплуататоров" -- самое что ни на есть гуманное дело.
Ликвидировать!
Так или иначе, но рутинные эти словопрения с обменом давно известными аргументами происходят над головой многомиллионных масс и практически никак не влияют на их отстоявшееся убеждение: смертная казнь должна быть! Как в начале 90-х свыше 70% населения СССР выступали за смертную казнь, так и в начале третьего тысячелетия социологические исследования показывают примерно эту же цифру.
И они же, эти исследования, ее конкретизируют: чем меньше образован, чем меньше обеспечен и чем меньше "социально защищен" гражданин России, тем с большей вероятностью он является сторонником широкого применения смертной казни. Словом, чем ниже человек стоит на современной социальной лестнице, тем дешевле он ценит жизнь, тем чаще он признает репрессию главным инструментом наведения "порядка".
Еще в конце 80-х -- начале 90-х, когда СМИ не успели до смерти перепугать обывателя разгулом преступности, социологи ВЦИОМа проводили широкое исследование на тему "Советский простой человек". В частности, "советского простого человека" спрашивали, "Как следовало бы поступить с" -- лицами, так сказать, "отклоняющегося поведения", причем не только с преступниками. Предлагалось несколько вариантов ответов: "ликвидировать", "изолировать", "оказывать помощь" и "предоставить самим себе".
Так вот, из числа "советских простых людей" рекомендовали "ликвидировать": убийц -- 71%, гомосексуалистов -- 33%, проституток -- 28%, наркоманов -- 27%, родившихся неполноценными -- 22%, рокеров -- 21%, больных СПИДом -- 16%, бродяг -- 9%, алкоголиков -- 8%, хиппи -- 7%, сектантов -- 5%, нищих -- 3%, психически больных -- 3%. Ответ "изолировать" был тоже гораздо популярнее, чем "оказывать помощь" и тем более "предоставить самим себе".
Картинка, что и говорить, не для слабонервных, являющая собой выразительный "внутренний портрет" нации, прошедшей в ХХ веке долгую школу жестокости. Но именно с таким психологическим багажом Россия вступила в новую действительность. Тоталитарное государство, долгие десятилетия воевавшее с собственным народом, пало, но "шоковая терапия", через которую пришлось пройти после этого стране, не способствовала, понятное дело, смягчению нравов. Новейшие исследования социологов говорят об этом со всей определенностью. Репрессивные "установки" в массовом сознании не поколеблены.
Империя страха
Возмущаться кровожадностью "низов" бессмысленно, важнее ее понять. Обыватель становится жесток, когда ему страшно. А вся история России на протяжении почти столетия замешена именно на страхе.
При советской власти страх был главным инструментом государственного управления: враги были везде -- вовне, внутри, и даже близкий друг или родственник мог оказаться "шпионом", "диверсантом" или "отравителем". От всех этих напастей советского человека могло защитить лишь могучее государство с беспощадными карательными органами. Оно же гарантировало ему избавление от страхов, так сказать, извечных, бытовых -- страха перемен, страха ответственности за принимаемое решение, страха за будущее детей, страха нищей одинокой старости.
Все эти "гарантии" были, понятное дело, липовые, а ценой навязчивого государственного сервиса был отказ человека от права и свободы иметь обо всем свое мнение и самому строить свою жизнь. Но не подписать этот, с позволения сказать, "контракт" было невозможно: никаких других точек опоры советскому человеку попросту не оставляли -- ни собственности, ни иных, негосударственных источников дохода, ни возможности поискать счастья за морями.
К тому же больше всех врагов внешних и внутренних советский человек боялся родного государства. Чем больше боялся, тем больше ожесточался, тем охотнее кричал на митингах "Смерть кровавым троцкистским убийцам!". Империя Зла была прежде всего Империей Страха. Страх за собственную жизнь парализовывал способность встать на место другого человека, влезть в его шкуру: казнят троцкистов, убийц, выродков, а я нормальный человек и со мной такого просто не может случиться.
Словом, государство погружало обывателя в атмосферу страха и внушало ему: достичь безопасности и благоденствия мешают только враги, уничтожим врагов -- жить станет лучше, жить станет веселее. И человек уже сам готов был призывать государство быть еще беспощаднее -- авось быстрее наступит вожделенный покой. Эта психологическая установка настолько закрепилась в массовой психологии, что в относительно "вегетарианские" времена Хрущева и Брежнева народ был недоволен "мягкостью" власти и мечтал о "сильной руке". Но страх в эти годы и впрямь ослаб, да к тому же обыватель нагулял скромный жирок материального достатка, что сильно повышало его самоуважение. Без этого психологического и материального сдвига, собственно, и невозможна была бы никакая перестройка.
Богатые не боятся
Однако в 90-е годы страну буквально накрыла новая волна страха: прежний миропорядок обратился в руины, будущее было непредсказуемо, каждому предстояло заново определять себе цену в непрерывно меняющихся обстоятельствах. Психологические перегрузки, которые пришлось перенести нации, были и так запредельны, а тут еще новорожденная свободная пресса обрушила на человека все то, что прежде от него тщательно скрывали: едва ли не ведущим жанром всех без исключения СМИ стала криминальная хроника. Из нее следовало только одно: мы окружены, милиция бессильна, а мафия бессмертна.
Параллельно пошел бурный процесс социального расслоения, в ходе которого большинство населения не только оказалось за чертой бедности, но и сильно потеряло в социальном статусе: образовался огромный слой бедняков, психологически не готовых к этой роли и воспринимающих свое новое состояние как величайшую историческую несправедливость.
Беззащитный, страшащийся завтрашнего дня, ограбленный и опущенный на социальное дно человек тут же восстановил старую, при советской власти затверженную психологическую установку и занялся поиском врагов -- виновников его несчастий. Но итоги этого поиска должны были ввергнуть его уже в полный ужас, потому что государство, "демократы", "олигархи" и криминал слились в одно неразделимое целое. И, значит, защиты и помощи ждать неоткуда, надеяться можно только на свои силы. Как раз этому-то бывшего советского человека и не учили.
И потому самой распространенной формой опоры на собственные силы стала установка стальной двери и режим экономии энергии: полстраны несколько лет отсиживалось за семью замками, предпринимая только самые необходимые усилия для поддержания жизни.
Вторая половина преодолела страх и пошла на риск самостоятельного плавания в опасном и непредсказуемом потоке изменяющейся действительности. Далеко не все стали богатыми, но многие сумели обеспечить себе достойное существование, а главное -- сохранили и даже повысили самоуважение, избавившись заодно от страха. Эти люди и составляют сейчас меньшинство, выступающее против смертной казни.
Недавно, кстати, были обнародованы итоги очень любопытного опроса: социологи интересовались субъективным ощущением страха у разных социальных и возрастных групп. Так вот, оказалось, что молодые и обеспеченные чувствуют себя более защищенными от криминального насилия, чем пожилые и бедные. Хотя, по логике, именно молодые и богатые в период разгула преступности попадают в группу риска -- старики и бедняки интересуют бандитов куда меньше. Но боятся куда больше.
К оружью, граждане!
"Явление Путина народу" заметно изменило ситуацию. Путин подал населению долгожданный сигнал о возвращении государства к исполнению своей извечной охранительной функции, он в первый же год своего правления попытался разделить государство и криминал, "равноудалил" олигархов, обозначил "врага внешнего" и даже почти его победил.
В непонятный и тотально враждебный испуганному обывателю мир словно бы вернулась прежняя, привычная система координат: по эту сторону заботливое государство, а по ту -- несметные полчища врагов, которых надо одолеть, чтобы зажить богато и счастливо.
А надо себе представлять, какой запас агрессии и жестокости накопил наш массовый человек за долгие годы смуты и страха. И теперь есть куда эту тяжелую энергию направить: пусть государство беспощадно раздавит наших врагов, пусть оно избавит нас от страха, а уж мы за это отдадимся ему духом и плотью.
Здесь не стоит обольщаться -- существенная часть небывалого рейтинга популярности президента основывается на подобных надеждах. И дерзкое обращение думских депутатов с призывом вернуть смертную казнь -- своеобразное напоминание Путину о том, заложником каких общественных настроений он легко может оказаться. Справедливости ради надо сказать, что в так и несформулированной, но уже "по делам" угадываемой "программе Путина" либеральные реформы и впрямь находятся в очень опасной близости с реставраторскими тенденциями. Причем всю и всяческую "либеральность" народ старается в голову не брать, зато живо и с одобрением реагирует на любой признак возврата "хозяина".
Может быть, Путин хотел всего лишь ободрить и поддержать оскорбленное и униженное в годы смуты большинство, вывести его из психологического ступора, заставить поверить в свои силы и заняться, наконец, делом. Однако сработал фирменный российский рефлекс: народ поверил, но только не в себя, а в Путина. И ожидает теперь от него защиты и решительных действий -- вплоть до массовых репрессий против "буржуев" и преступного мира.
Между тем народу давно уже пора дать сигнал совсем другого рода, показать ему другой путь избавления от страха.
Вот, к примеру. Опросы социологических служб свидетельствуют, что от 70 до 80% россиян высказываются за разрешение свободной продажи оружия. С другой стороны, по России гуляет столько незаконных "стволов", что одно из двух -- либо половина ее взрослого населения уже бандиты, либо это вооружается народ. Конечно, вооружение из нужды -- неважная характеристика качества жизни. Но если говорить о формировании в России редкого прежде типа свободного и ответственного человека, полагающегося только на себя -- это хороший симптом. Значит, таких становится все больше и больше.
Российское государство в обозримое время вряд ли усилится до такой степени, что сможет изъять и -- главное -- надежно запереть на складах все вольно гуляющие по стране "стволы". А когда нет сил обуздать стихию, надо учиться вводить ее в разумное русло. Может стоит попробовать, не прекращая чисто полицейских усилий по предотвращению "утечек" оружия из армейских хранилищ и пресечению контрабанды, определить некий круг граждан, которым право на владение оружием надо все-таки дать? Бояться нечего: при введении даже простого ценза типа "сидел-не сидел" количество претендентов на такое право резко сократится. А ведение нескольких цензов право владеть оружием получат действительно достойные люди. В конце концов, недостойные уже давно вооружены.
Решение проблемы таким цивилизованным способом было бы жестом доверия государства к личности и сильно повысило бы ее самоуважение. А человек, уважающий себя, уважает и чужую жизнь.
Да и попросту сказать: история отмены смертной казни в России началась в 1741 году. Должна же она когда-нибудь завершиться?
Всем известно, что президент Путин выступает за отмену смертной казни. Всем известно также, что Госдума в общем и целом контролируется кремлевской администрацией. Поэтому недавнее обращение Думы к президенту с призывом не отменять смертную казнь -- некоторым образом скандал, заставляющий наблюдателей гадать: то ли сам Кремль готовится к ужесточению внутренней политики, то ли парламентарии остро чувствуют приближение новой избирательной кампании. Ведь что правда, то правда -- депутаты, требующие возврата смертной казни, выражают "чаяния и надежды" подавляющей части населения.Престиж и прагматика
Позиция президента, что бы он на самом деле ни думал о "высшей мере", предопределена его положением главы государства: Россия, вступая в Совет Европы, подписала Европейскую конвенцию о защите прав человека, в том числе и протокол N 6, где речь идет об отмене смертной казни. Только-только завоевавший международный авторитет и крайне заинтересованный в сближении с Западом, Путин ни за что не отступится от своей позиции: мнение Европы ему важнее мнения Госдумы. На следующий же день после думского обращения он выступал на коллегии Генпрокуратуры и еще раз подтвердил свое твердое "нет" смертной казни.
Депутатская активность тоже, в общем, не загадка -- инициировали обращение и голосовали за него как раз те депутатские фракции, для которых новые выборы станут серьезным испытанием. Лишний раз продемонстрировать свое единство с "народом", да еще и с оттенком оппозиционности -- святое дело. Авось редеющий электорат оценит и запомнит.
А что касается нынешней дискуссии о смертной казни, то она далеко не первая в новейшей истории России -- дискуссии эти возникают у нас с пугающей регулярностью и уже отстоялся типовой набор аргументов как "за", так и "против".
С одной стороны, в качестве аргументов выдвигаются рост преступности и "мнение народа", с другой -- большая вероятность судебных ошибок и отсутствие объективной связи между уровнем преступности и применением/неприменением исключительной меры наказания.
С недавних пор противники смертной казни апеллируют еще и к желанию, чтобы все у нас в России было "как у людей", в "цивилизованных странах". На что сторонники "вышки" обыкновенно отвечают: а в Америке вашей разлюбезной вовсю казнят! -- Но не во всех, а только в половине штатов! -- возражают им противники, и диспут продолжается.
Удивительно, но все реже и реже в этих спорах услышишь аргументы другого, то есть не прагматического и не престижного порядка, -- аргументы, восходящие к евангельскому "не убий", толстовскому "не могу молчать" и вообще к некогда мощной русской гуманистической традиции, с порога отрицавшей право государства на "узаконенное убийство".
Гуманистам, впрочем, нынче трудно: Русская православная церковь, которая вроде бы должна грудью защищать заповеди Христовы, в первых рядах противников смертной казни почему-то не замечена, а глава российских мусульман Талгат Таджуддин прямо говорит: "Требование о полной отмене такого наказания есть извращенное понимание гуманизма. Традиционные конфессии нашей страны и сами проповедуют гуманизм. Но когда налицо ужасающие преступления, например, то, что произошло в Америке 11 сентября, то о каком гуманизме к преступникам может идти речь? Ислам допускает казнь за определенные преступления против общества. То, что предписано Всевышним, люди не имеют права отменять".
Это очень похоже на отношение к гуманизму при советской власти: есть, дескать, гуманизм буржуазный ("извращенный"), по которому надо подставить левую щеку, если тебя ударили по правой, а есть наш, "пролетарский", "воинствующий", и следуя ему, расстрелять сотню-другую тысяч "эксплуататоров" -- самое что ни на есть гуманное дело.
Ликвидировать!
Так или иначе, но рутинные эти словопрения с обменом давно известными аргументами происходят над головой многомиллионных масс и практически никак не влияют на их отстоявшееся убеждение: смертная казнь должна быть! Как в начале 90-х свыше 70% населения СССР выступали за смертную казнь, так и в начале третьего тысячелетия социологические исследования показывают примерно эту же цифру.
И они же, эти исследования, ее конкретизируют: чем меньше образован, чем меньше обеспечен и чем меньше "социально защищен" гражданин России, тем с большей вероятностью он является сторонником широкого применения смертной казни. Словом, чем ниже человек стоит на современной социальной лестнице, тем дешевле он ценит жизнь, тем чаще он признает репрессию главным инструментом наведения "порядка".
Еще в конце 80-х -- начале 90-х, когда СМИ не успели до смерти перепугать обывателя разгулом преступности, социологи ВЦИОМа проводили широкое исследование на тему "Советский простой человек". В частности, "советского простого человека" спрашивали, "Как следовало бы поступить с" -- лицами, так сказать, "отклоняющегося поведения", причем не только с преступниками. Предлагалось несколько вариантов ответов: "ликвидировать", "изолировать", "оказывать помощь" и "предоставить самим себе".
Так вот, из числа "советских простых людей" рекомендовали "ликвидировать": убийц -- 71%, гомосексуалистов -- 33%, проституток -- 28%, наркоманов -- 27%, родившихся неполноценными -- 22%, рокеров -- 21%, больных СПИДом -- 16%, бродяг -- 9%, алкоголиков -- 8%, хиппи -- 7%, сектантов -- 5%, нищих -- 3%, психически больных -- 3%. Ответ "изолировать" был тоже гораздо популярнее, чем "оказывать помощь" и тем более "предоставить самим себе".
Картинка, что и говорить, не для слабонервных, являющая собой выразительный "внутренний портрет" нации, прошедшей в ХХ веке долгую школу жестокости. Но именно с таким психологическим багажом Россия вступила в новую действительность. Тоталитарное государство, долгие десятилетия воевавшее с собственным народом, пало, но "шоковая терапия", через которую пришлось пройти после этого стране, не способствовала, понятное дело, смягчению нравов. Новейшие исследования социологов говорят об этом со всей определенностью. Репрессивные "установки" в массовом сознании не поколеблены.
Империя страха
Возмущаться кровожадностью "низов" бессмысленно, важнее ее понять. Обыватель становится жесток, когда ему страшно. А вся история России на протяжении почти столетия замешена именно на страхе.
При советской власти страх был главным инструментом государственного управления: враги были везде -- вовне, внутри, и даже близкий друг или родственник мог оказаться "шпионом", "диверсантом" или "отравителем". От всех этих напастей советского человека могло защитить лишь могучее государство с беспощадными карательными органами. Оно же гарантировало ему избавление от страхов, так сказать, извечных, бытовых -- страха перемен, страха ответственности за принимаемое решение, страха за будущее детей, страха нищей одинокой старости.
Все эти "гарантии" были, понятное дело, липовые, а ценой навязчивого государственного сервиса был отказ человека от права и свободы иметь обо всем свое мнение и самому строить свою жизнь. Но не подписать этот, с позволения сказать, "контракт" было невозможно: никаких других точек опоры советскому человеку попросту не оставляли -- ни собственности, ни иных, негосударственных источников дохода, ни возможности поискать счастья за морями.
К тому же больше всех врагов внешних и внутренних советский человек боялся родного государства. Чем больше боялся, тем больше ожесточался, тем охотнее кричал на митингах "Смерть кровавым троцкистским убийцам!". Империя Зла была прежде всего Империей Страха. Страх за собственную жизнь парализовывал способность встать на место другого человека, влезть в его шкуру: казнят троцкистов, убийц, выродков, а я нормальный человек и со мной такого просто не может случиться.
Словом, государство погружало обывателя в атмосферу страха и внушало ему: достичь безопасности и благоденствия мешают только враги, уничтожим врагов -- жить станет лучше, жить станет веселее. И человек уже сам готов был призывать государство быть еще беспощаднее -- авось быстрее наступит вожделенный покой. Эта психологическая установка настолько закрепилась в массовой психологии, что в относительно "вегетарианские" времена Хрущева и Брежнева народ был недоволен "мягкостью" власти и мечтал о "сильной руке". Но страх в эти годы и впрямь ослаб, да к тому же обыватель нагулял скромный жирок материального достатка, что сильно повышало его самоуважение. Без этого психологического и материального сдвига, собственно, и невозможна была бы никакая перестройка.
Богатые не боятся
Однако в 90-е годы страну буквально накрыла новая волна страха: прежний миропорядок обратился в руины, будущее было непредсказуемо, каждому предстояло заново определять себе цену в непрерывно меняющихся обстоятельствах. Психологические перегрузки, которые пришлось перенести нации, были и так запредельны, а тут еще новорожденная свободная пресса обрушила на человека все то, что прежде от него тщательно скрывали: едва ли не ведущим жанром всех без исключения СМИ стала криминальная хроника. Из нее следовало только одно: мы окружены, милиция бессильна, а мафия бессмертна.
Параллельно пошел бурный процесс социального расслоения, в ходе которого большинство населения не только оказалось за чертой бедности, но и сильно потеряло в социальном статусе: образовался огромный слой бедняков, психологически не готовых к этой роли и воспринимающих свое новое состояние как величайшую историческую несправедливость.
Беззащитный, страшащийся завтрашнего дня, ограбленный и опущенный на социальное дно человек тут же восстановил старую, при советской власти затверженную психологическую установку и занялся поиском врагов -- виновников его несчастий. Но итоги этого поиска должны были ввергнуть его уже в полный ужас, потому что государство, "демократы", "олигархи" и криминал слились в одно неразделимое целое. И, значит, защиты и помощи ждать неоткуда, надеяться можно только на свои силы. Как раз этому-то бывшего советского человека и не учили.
И потому самой распространенной формой опоры на собственные силы стала установка стальной двери и режим экономии энергии: полстраны несколько лет отсиживалось за семью замками, предпринимая только самые необходимые усилия для поддержания жизни.
Вторая половина преодолела страх и пошла на риск самостоятельного плавания в опасном и непредсказуемом потоке изменяющейся действительности. Далеко не все стали богатыми, но многие сумели обеспечить себе достойное существование, а главное -- сохранили и даже повысили самоуважение, избавившись заодно от страха. Эти люди и составляют сейчас меньшинство, выступающее против смертной казни.
Недавно, кстати, были обнародованы итоги очень любопытного опроса: социологи интересовались субъективным ощущением страха у разных социальных и возрастных групп. Так вот, оказалось, что молодые и обеспеченные чувствуют себя более защищенными от криминального насилия, чем пожилые и бедные. Хотя, по логике, именно молодые и богатые в период разгула преступности попадают в группу риска -- старики и бедняки интересуют бандитов куда меньше. Но боятся куда больше.
К оружью, граждане!
"Явление Путина народу" заметно изменило ситуацию. Путин подал населению долгожданный сигнал о возвращении государства к исполнению своей извечной охранительной функции, он в первый же год своего правления попытался разделить государство и криминал, "равноудалил" олигархов, обозначил "врага внешнего" и даже почти его победил.
В непонятный и тотально враждебный испуганному обывателю мир словно бы вернулась прежняя, привычная система координат: по эту сторону заботливое государство, а по ту -- несметные полчища врагов, которых надо одолеть, чтобы зажить богато и счастливо.
А надо себе представлять, какой запас агрессии и жестокости накопил наш массовый человек за долгие годы смуты и страха. И теперь есть куда эту тяжелую энергию направить: пусть государство беспощадно раздавит наших врагов, пусть оно избавит нас от страха, а уж мы за это отдадимся ему духом и плотью.
Здесь не стоит обольщаться -- существенная часть небывалого рейтинга популярности президента основывается на подобных надеждах. И дерзкое обращение думских депутатов с призывом вернуть смертную казнь -- своеобразное напоминание Путину о том, заложником каких общественных настроений он легко может оказаться. Справедливости ради надо сказать, что в так и несформулированной, но уже "по делам" угадываемой "программе Путина" либеральные реформы и впрямь находятся в очень опасной близости с реставраторскими тенденциями. Причем всю и всяческую "либеральность" народ старается в голову не брать, зато живо и с одобрением реагирует на любой признак возврата "хозяина".
Может быть, Путин хотел всего лишь ободрить и поддержать оскорбленное и униженное в годы смуты большинство, вывести его из психологического ступора, заставить поверить в свои силы и заняться, наконец, делом. Однако сработал фирменный российский рефлекс: народ поверил, но только не в себя, а в Путина. И ожидает теперь от него защиты и решительных действий -- вплоть до массовых репрессий против "буржуев" и преступного мира.
Между тем народу давно уже пора дать сигнал совсем другого рода, показать ему другой путь избавления от страха.
Вот, к примеру. Опросы социологических служб свидетельствуют, что от 70 до 80% россиян высказываются за разрешение свободной продажи оружия. С другой стороны, по России гуляет столько незаконных "стволов", что одно из двух -- либо половина ее взрослого населения уже бандиты, либо это вооружается народ. Конечно, вооружение из нужды -- неважная характеристика качества жизни. Но если говорить о формировании в России редкого прежде типа свободного и ответственного человека, полагающегося только на себя -- это хороший симптом. Значит, таких становится все больше и больше.
Российское государство в обозримое время вряд ли усилится до такой степени, что сможет изъять и -- главное -- надежно запереть на складах все вольно гуляющие по стране "стволы". А когда нет сил обуздать стихию, надо учиться вводить ее в разумное русло. Может стоит попробовать, не прекращая чисто полицейских усилий по предотвращению "утечек" оружия из армейских хранилищ и пресечению контрабанды, определить некий круг граждан, которым право на владение оружием надо все-таки дать? Бояться нечего: при введении даже простого ценза типа "сидел-не сидел" количество претендентов на такое право резко сократится. А ведение нескольких цензов право владеть оружием получат действительно достойные люди. В конце концов, недостойные уже давно вооружены.
Решение проблемы таким цивилизованным способом было бы жестом доверия государства к личности и сильно повысило бы ее самоуважение. А человек, уважающий себя, уважает и чужую жизнь.
Да и попросту сказать: история отмены смертной казни в России началась в 1741 году. Должна же она когда-нибудь завершиться?
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
