Архивная публикация 2006 года: "Беттина РЕЙМС: «Мои модели часто не понимают, кто они – мужчины или женщины»"

Раздеться перед ее фотокамерой сочли за честь Шэрон Стоун, Мадонна и Шарлотта Рэмплинг. Чувственные работы Беттины Реймс можно увидеть на ретроспективе, которая проходит в Манеже с 13 апреля по 18 мая.

— Почему вам пришла в голову идея устроить ретроспективную выставку? Не рановато подводить итоги?

— А это не моя идея. Я не считаю себя настолько великой, чтобы мысль о масштабной ретроспективе могла прийти мне в голову. Все придумал мой дилер Жером Нермон, он предложил выставить все мои самые известные серии: Female Trouble, Chambre Close, X'Mas, Shanghai, I.N.R.I. и другие. Поначалу я отказывалась, но он меня убедил и договорился с музеем в Хельсинки, где и прошла первая выставка.

После Хельсинки ретроспектива проехала всю Скандинавию, была в Австрии, Швейцарии, Бельгии, Польше, а теперь вот — в Москве, благодаря спонсорской поддержке MasterCard. Закончится она трехмесячной выставкой в Музее современного искусства в Лионе. Большинство работ принадлежат музеям и частным собраниям, мы их вернем по окончании турне, которое продлится 2,5 года.

— Сколько стоят ваши фотографии?

— Точно не скажу — все зависит от работы, количества отпечатков и тому подобного. Что-то может стоить 10—20 тыс. евро, а что-то дороже. Спросите Жерома. Это его галерее Galerie Jerome de Noirmont принадлежит эксклюзивное право продажи моих работ в Европе.

— В США вами занимается другой агент?

— Там у меня нет конкретного агента. Французам в США очень сложно пробиться, мы там не в фаворе. Спрос в основном идет на работы немцев и англичан.

— Тогда как вам удалось начать свою карьеру в США?

— Так жизнь сложилась. Думаю, мне просто повезло, я вообще везучая. В юности была порядочной разгильдяйкой, не хотела учиться, зато мечтала о самостоятельности и независимости. Недолго думая, выскочила замуж в 19 лет и уехала в Нью-Йорк. Я ничего не умела делать, но была, как говорили, довольно хорошенькой, и путь у меня был один — модельный бизнес.

Какое-то время я проработала моделью. Но это занятие наводило на меня тоску. Потом была журналистом, арт-дилером в галерее, но все было не то. И вот я встретила человека, мужчину, который позже стал отцом моего ребенка. Как-то, в ответ на мои сетования по поводу работы, он сказал: «Каждый человек для чего-то создан, у каждого есть дело его жизни. Подумай, чем бы тебе понравилось заниматься?» Я стала думать и, к своему большому удивлению, вспомнила, что когда-то в детстве любила фотографировать. Он дал мне старенькую камеру, и с тех пор я не расстаюсь с фотоаппаратом. Прошло уже 27 лет.

— Сколько вам было лет, когда вы сделали первые фото?

— Я увлеклась фотографией, когда мне было четырнадцать. Причем до сих пор не пойму, что мне больше нравилось: процесс фотографирования или долгие часы, которые я проводила в темной комнате в полном одиночестве, печатая снимки.

Теперь я склоняюсь к мысли, что определяющим моментом моей любви к фотографии была именно подростковая тяга к одиночеству. Вместо того чтобы ходить в школу, я торчала в темноте, бесконечно проявляя и печатая снимки. А так как для того, чтобы много печатать, надо было много снимать, то я делала сотни и сотни снимков.

— Как ваши родители относились к такому увлечению?

— Конечно, они не имели ничего против моего увлечения, но школьные прогулы их не радовали. Несмотря на мой достаточно богемный образ жизни, я выросла в респектабельной буржуазной семье. Мой отец Морис Реймс был одним из самых известных во Франции историков искусства, а мать, психолог по образованию, воспитывала троих детей — меня, сестру и брата. Это просто чудо, что мои родители встретились, судьба. Моя мама по происхождению немецкая еврейка. В конце 30-х годов моя бабушка, умница, каким-то внутренним чутьем предугадала страшную судьбу немецких евреев и вывезла ее сначала во Францию, потом в США. После войны мама вернулась в Париж, где принялась изучать социологию, и в университете познакомилась с моим отцом, тоже счастливо избежавшим гибели. Их не остановила разница в возрасте — отец на 20 лет старше мамы, и они поженились.

— В фотографии вам помогает собственный опыт фотомодели?

— Нет. Единственное, что я вынесла из своего прошлого, — это желание никогда больше не оказываться по ту сторону камеры. В работе фотографа помогают совершенно другие вещи. Главное — не есть людей живьем. Если ты относишься к своим моделям бережно, то тебе воздастся. Порой во время съемки происходит настоящее чудо: человек раскрывается совершенно с неожиданной стороны.

— У вас есть секрет, как расслабить модель?

— Конечно, я всех кормлю наркотиками. Шутка. Это непростая задача, приходится извлекать на свет божий весь спектр эмоций человека. А люди бывают разными, многие очень закрыты, ранимы. Поэтому я всегда стараюсь осторожно обращаться со своими моделями и обязательно много разговаривать. Бывает, сессия длится всего час, но иногда уходит и целый день. Первый контакт происходит, когда человек приходит в мою студию и попадает в руки стилистов и визажистов. Мы с ним разговариваем, я наблюдаю за реакциями, жестами. Затем мы обедаем или ужинаем, в зависимости от времени суток, и только потом переходим к фотосессии. К этому моменту мне уже успевают столько всего рассказать! Порой я даже чувствую себя психологом с камерой и, скорее всего, им и являюсь.

— Почему вы предпочитаете снимать именно женщин?

— Не знаю. Когда я задумываю какой-то новый проект, то почему-то оказывается, что почти все его участники — барышни. Я не анализирую, почему так происходит. Просто так есть.

— Расскажите о последнем проекте Heroines с Миллой Йовович, Летицией Каста и другими известными людьми?

— Мне захотелось выйти за рамки обычной фотографии, попробовать иной жанр искусства, скульптуру. Я заказала в мастерской камень, похожий на постамент для статуи, и старалась сделать так, чтобы у зрителя возникало желание обойти модель, заглянуть ей за спину, повернуть вокруг своей оси. Мне кажется, получилось неплохо.

— Есть ли разница в съемке для оформления музыкального альбома и, скажем, обложки глянцевого журнала?

— Пожалуй, нет. Обложки я делала очень многим — и Стингу, и Мадонне, конечно же, всем французским певцам. Это было здорово. Музыканты, которые ко мне обращались, четко знали, чего хотят, и эти идеи частенько были мне близки по духу и настрою. Думаю, если бы все эти звезды хотели чего-то милого и пушистого, то заказывали бы обложки у кого-то другого.

— С кем из звезд было интереснее всего работать?

— Я не рассказываю о забавных случаях, которые происходили со знаменитостями во время нашей работы.

— Правда, что вы одиннадцать лет ждете звонка от Мадонны?

— Откуда вы знаете? Действительно, у меня с ней был замечательный проект, когда она решила сняться на фоне замысловатых бумажных обоев. Мы провели с ней одну ночь и день (для фотосессии был арендован отель в Бруклине, в котором разрешили бесплатно переклеить обои. — «Профиль»). Мадонна отработала великолепно. Спустя какое-то время, уже находясь в Париже, я как-то собиралась на рынок за продуктами. Неожиданно позвонил ассистент Мадонны. Он сказал, что ей очень понравились фотографии, и она хочет со мной поговорить.

Я ответила, что собираюсь на рынок, но он слезно умолил подождать меня хотя бы час. Пришлось согласиться. Через час я все равно ушла за продуктами, но рынок уже закрылся. Мы с сыном остались голодными. Теперь все жду, может, в один прекрасный день она снова объявится.

Был еще интересный случай с Кейт Мосс. Так получилось, что именно я сделала ее первые фотографии. Я снимала студию в Лондоне и много времени проводила на кастингах в модельных агентствах, где отбирала людей для своего проекта Modern Lovers. В одном из них я увидела скромную школьницу с ранцем за плечами и поняла, что хочу снимать именно ее.

Кейт (а это была именно она) тоже оказалась согласна. Ее не останавливала даже перспектива сняться полуобнаженной. Была лишь одна проблема — родители. Но и мама Кейт оказалась не против: она попала под полное влияние своей дочки. Мы сделали восхитительную сессию. Правда, было бы преувеличением говорить, что я открыла Кейт Мосс. Моя книга Modern Lovers вышла через год после нашей встречи, к тому моменту Кейт уже была известна.

— Как появилась серия Modern Lovers, где сексуальность преподнесена без гендерного признака? По фотографиям не ясно, где мальчик, а где девочка.

— Многие мои модели признавались, что часто по утрам не понимают, кем они являются — мужчиной или женщиной. Задумывая проект, я хотела рассказать о новом поколении «унисекс» — обреченном на жизнь с AIDS. Я его так и называю — AIDS generation. В процессе развития человечество принялось играть со своим гендерным признаком, в надежде получить силу обоих полов, а в результате — лишилось секса.

СПИД в корне изменил отношения между полами, вытеснив секс в привычном, традиционном понимании. Во времена моей юности самое страшное, что могло тебя ждать от секса, была нежелательная беременность, но никак не смерть. Мое поколение было счастливым и беззаботным — drugs, sex, rock-n-roll. Нам просто-напросто надо было понять, чего же мы хотим от жизни, и если ты это осознавал — мир был у твоих ног. Вот я решила стать фотографом, хотя мне говорили, что, не имея специального образования, это невозможно. Я лишь рассмеялась и через год сделала персональную выставку, утерев всем нос.

Сейчас новое поколение, даже получив серьезное образование, не получает гарантии нормальной работы. Моему сыну 25 лет, и у него нет уверенности в завтрашнем дне. Сейчас все чего-то боятся — СПИДа, безработицы…

— Серия I.N.R.I. основана на библейских сюжетах. Почему вы обратились к необычной для вас теме религии?

— Я — атеистка, и до этого проекта не брала в руки Библию. Мне хотелось сделать историю, как если бы я снимала фильм. Мне помог писатель Серж Брамли. Когда у меня наступает какой-то кризис идей, мы с ним встречаемся, ходим вместе обедать, что-то придумываем. Потом отправляемся каждый своей дорогой. Я — делать очередной фотопроект, он — писать очередную книгу.

В этот раз мы решили обратиться к древнему, архетипичному, к истории человека, который проповедовал любовь и был распят. I.N.R.I. — это буквы, написанные на кресте по-латыни, — Иисус Назареянин Царь Иудейский. Мы прочли и послания апостолов, и апокрифы, посмотрели работы художников прошлого, долго думали и спорили. С отделением церкви от государства в искусстве почти исчез интерес к религиозной тематике, образовался определенный провал. Я постаралась заполнить его современными символами, представить себе, что было бы, если бы Иисус вернулся сейчас, как он выглядел бы, как жил и что делал.

— Когда мы сможем еще увидеть ваши работы?

— В мае, на Салоне изящных искусств, здесь же в Манеже. Жером сказал, что моими работами решили обрамить по периметру весь нижний зал выставки. Приходите.