Архивная публикация 2007 года: "Без бумажки ты… кто?"
ХХII Российский антикварный салон, который прошел в ЦДХ с 14 по 22 апреля, оставил двойственное ощущение. По уровню организации (наконец научились красиво оформлять стенды) и качеству представленных вещей, а главное, по миллионным ценам ярмарка могла поспорить с западными аналогами. Но продажи не шли, внешняя респектабельность казалась натужной, а в воздухе витал флер родимого криминала.Не пытали. Просто хотели денег
В отличие от прошлых лет известные коллекционеры вернисаж в ЦДХ проигнорировали. Но не потому, что отправились на русские торги Sotheby’s Christie’s, проходившие в это же время в Нью-Йорке: как правило, эти люди лично на торгах не появляются. И не потому, что «Тройка Диалог» накануне провела закрытый вернисаж: там, кроме главы Первого канала Константина Эрнста и главы Агентства по печати Михаила Сеславинского, вип-коллекционеров и просто випов не наблюдалось. Скорее, потенциальные клиенты еще не отошли от накопившихся за год неприятных событий, связанных с музейными кражами, скандалами с экспертизой и общим нездоровым ажиотажем вокруг рынка российского антиквариата.
Делать накануне очередного Антикварного салона заявления, вводящие любителей старинного искусства в ступор, стало у российских чиновников милой привычкой. Вот и на этот раз настроение участников было подпорчено. Вернисаж предваряла пресс-конференция, на которой было сообщено о двухстах с лишним галереях-участницах и десятке любопытных спецпроектов («Русская бронза эпохи ампир», «Александр Бенуа. Соратники и последователи», «Кандинский—Леже—Модильяни» и др.) и начальник управления по охране культурных ценностей Виктор Петраков лично объявил благодарность восьмерым особо сознательным антикварам. Чиновник благодарил их за возврат ряда предметов, похищенных из коллекции Эрмитажа, и рисунков архитектора Якова Чернихова, украденных из РГАЛИ.
Антиквары были хмуры, с мрачным видом принимали из рук Петракова памятные дипломы и издание Росохранкультуры — «Второй каталог похищенных ценностей». В кулуарах коллекционеры и дилеры пояснили причину недовольства. «Вот вернул я икону, а меня же за это еще и в скупщики краденого записали. Проверками замучили все — от РУБОП до налоговой…» — жаловался один из «награжденных». «Знал бы, сколько нервов будет стоить этот благородный жест, утопил бы ценности в реке», — сетовал другой. «Нет, все обошлось, пытать не пытали, иглы под ногти не загоняли, глаз не выбивали (питерскому антиквару Максиму Шепелю, оправданному по делу о хищении из Эрмитажа, на допросе выбили глаз. — «Профиль»), но взяток домогались», — шепотом пояснял третий.
Теперь Росохранкультура может быть уверена: прежде чем купить вещь сомнительного происхождения, коллекционер или дилер сто раз подумает, наведет справки, десять раз перестрахуется. Из опаски заполучить краденое. Но если ворованная ценность уж попадет в руки, от нее избавятся любым способом. Хорошо, если тайно подбросят, а то и просто уничтожат. Здоровье, как говорится, дороже. А работа у антикваров и впрямь нервная, жизнь то и дело сюрпризы преподносит. К примеру, вопрос с экспертизой, о решении которого арт-рынок надеялся услышать на нынешнем салоне, так и остался открытым.
Expert wanted
— Ой, неужели это она! — шептали за спиной высокой блондинки участники ХХII Антикварного салона. — Значит, опять на свободе!
— Здравствуй, Танюша! — натянуто улыбались антиквары. — Ну что, отпустили?
— Да, следствие закрыли за недостатком улик, — гордо отвечала блондинка.
Так на салоне появилась владелица московского салона «Русская коллекция» Татьяна Преображенская, арестованная вместе с мужем в 2005 году за продажу фальшивых классиков русской живописи. Причиной ареста послужила все та же экспертиза. Случай был громким. В один прекрасный день некий бизнесмен-коллекционер Валерий Узжин вдруг обнаружил, что львиная доля его миллионной коллекции русских мастеров, которую ему помогли собрать Преображенские, — подделки. Точнее, переписанные (где подпись, где березка или избушка добавлены) полотна дешевых европейских пейзажистов по цене 5 тыс. евро в базарный день, а не шедевры наших «великих» стотысячных Киселевых. Бизнесмен расстроился, подумал и, используя связи, засадил антикваров за решетку, предварительно отобрав у них недвижимость на ту сумму, на которую посчитал себя «обиженным». Антиквары же клялись, что сами стали жертвами ошибочной экспертизы.
— Липовая экспертиза сейчас стала хорошо налаженным бизнесом, — рассказал «Профилю» известный коллекционер. — Сегодня коллекции, как правило, рассматриваются как инвестиции, собирают их отнюдь не профессионалы, да и продают зачастую тоже не слишком профессиональные дилеры. Поэтому роль экспертизы в России — гипертрофирована. Бумажка подчас определяет ценность работы. Но эксперт, который дает заключение, ни за что не отвечает, умысел доказать сложно, а за ошибки не наказывают. Вот гляжу я на Сапунова (Николай Сапунов, представитель русского символизма. — «Профиль») и вижу — фальшивка. А мне — экспертиза дана лучшим специалистом, автором монографии по Сапунову. Ну и что, я ведь знаю, что люди эту монографию специально проплатили, чтобы включить в нее 5 фальшивых работ художника. Знаю и молчу, зачем мне лишние неприятности. А западной практики, когда сомнительные вещи проводят через большое количество выставок, чтобы специалисты имели возможность выявить фальшивку, у нас пока нет.
Другим громким скандалом, связанным с экспертизой, стало прошлогоднее заявление самого раскрученного эксперта по русскому искусству, Владимира Петрова, что десятки его заключений ошибочны. Мол, русских художников он перепутал с их западными современниками. А какие слухи ходили!.. Что фальшивку (по незнанию, конечно) подарили самому Владимиру Путину... Короче, эти случаи и стали последней каплей, которые подтолкнули Росохранкультуру к запрету музейной экспертизы (см. «Историю российской экспертизы»). Впрочем, чиновники пока не придумали, чем компенсировать ее отсутствие на рынке.
Без «бумаг» (заключений экспертов, документов, подтверждающих провенанс картины, — публикаций в прессе, каталогах и т.п.) наши люди приобретать дорогие вещи не готовы. Но дилеры приспособились: стали стоять в очередях и платить по двойному тарифу (в кассу и непосредственно эксперту). А что поделаешь? Виктория Лаптева из галереи «Альбион» поясняет, что без экспертизы не обойтись: «Сейчас цены на искусство настолько выросли, что не за все работы наша галерея может ответить деньгами: банально не хватит средств, чтобы компенсировать ошибку и вернуть сумму покупателю. Поэтому атрибуция работ для нас очень важна. Но сейчас это крайне сложно делать. Я сама могла бы давать подобные заключения по определенным периодам живописи, но меня не пускают в музеи, чтобы сравнить работы. Парадокс: музейщики и сами не могут давать заключения, и нам не позволяют».
...Любители западного антиквариата Михаил и Евгения признались, что дорогие работы без экспертного заключения не купят ни за что, но при этом прекрасно понимают, что и с «бумажками» могут приобрести фальшивку. А супруга известного медиа-магната Константина Ремчукова Елена сказала, что готова к подделке, главное, чтобы вещь нравилась: «Мне милее те коллекционеры, которые говорят при встрече: «Если не врут, то это Айвазовский». То есть если вещь твоя по духу, то в конечном счете не так уж и важно, подлинник ли это. Хотя, конечно, меня насторожит дорогая работа, не имеющая никаких бумаг». О том, что экспертам свойственно ошибаться, рассказывает Владимир Воронченко, глава «Люкс-Холдинга»: «Лет десять назад купил икону у опытного российского дилера, который был уверен, что продает подлинник. Я собрал консилиум, мнения экспертов разделились, но большинство все же склонилось в пользу подлинности. И вот как-то раз я встретил в Питере человека, который эту икону сделал...»
Сам не плошай
Специалист по инвестициям в искусство Андрей Дзамашвили считает: «Коллекционеру с опытом, собирающему предметы искусства для себя, никаких бумаг не надо. Он и так во всем разберется. А вот если человек рассматривает коллекцию с точки зрения инвестиций (а таких теперь большинство. — «Профиль»), то бумаги для него — своеобразный гарант, как техпаспорт для автомобиля. Сейчас в связи с проблемами с музейной экспертизой многие покупатели просят предоставить им лишь химико-технологическую экспертизу, а консультации получают частным порядком у специалистов, которым доверяют». Коллекционер Юрий Носов считает, что роль экспертизы в России выросла исключительно из-за того, что антиквариатом стали заниматься несведущие люди: «Неужели вы думаете, что старым коллекционерам вроде Георгия Костаки или Арама Абрамяна нужны были заключения экспертов?! И сейчас уже выросло поколение коллекционеров, которые дадут фору любому эксперту». Кельнский галерист Алекс Лахман уверен: «Обмануть или «развести», скажем, Петра Авена нереально. Он в своем периоде (глава Альфа-банка собирает художников первой четвери ХХ века. — «Профиль») так поднаторел, что сам может экспертом работать».
Шоковая терапия Росохранкультуры подтолкнула объективные процессы. Владелец галереи «Акварель» Георгий Путников уверен: «Требование экспертного заключения на бланке — наследие советского времени. К музейной экспертизе на рабочем месте возврата не будет. Возможно, найдут компромиссный вариант, например Третьяковка станет (за деньги, конечно) пускать частных экспертов в запасники».
В каком направлении будет развиваться история с атрибуцией, пока не ясно. Не исключено, что Росохранкультура добьется вожделенного лицензирования частных экспертов и получит рычаг управления антикварным рынком. Но пока эксперт не будет отвечать за свои заключения материально, количество сомнительных работ не уменьшится.
— Наш аукционный дом «Совком», — говорит его владелец Юрий Тюхтин, — отвечает за каждое проданное произведение: появились сомнения — возвращайте вещь, вернем деньги. Но это может позволить себе не каждый.
На Западе риски «ошибочной экспертизы» обычно покрывают страховые компании (см. комментарий Жана-Габриэля Пейе). В России об этом лишь мечтают.
Поэтому на российском салоне падкие на винтажные украшения дамы тут же бежали в конец зала, где работал стенд «Гемологическая экспертиза камней». И всего за 300—600 рублей за камень определяли, настоящие у них «брюлики» или фальшивые...
Жизнь продолжается
С точки зрения активных продаж удачным салон назвать нельзя. Хотя ряд дорогих картин — Коровина, Похитонова, Леже — удалось продать. По окончании первого дня часть галеристов жаловалась на слабую активность клиентов (как правило, основные покупки совершаются именно в первый день) и безумные цены за аренду стендов ($25 тыс.). Лишь немногие антиквары поздно вечером объезжали своих клиентов, доставляя картины лично на дом...
Связано это с экспертизой или нет, но явной тенденцией стал интерес к импрессионистам и европейскому искусству ХХ века (раньше это отдавали на откуп Салону изящных искусств). В Галерее Вобликовых, как всегда представившей голландцев стоимостью $100—200 тыс., отметили медленный, но верный рост спроса на западное искусство. С коллекцией импрессионистов и постимпрессионистов выступила новая галерея «Школа», представившая Ренуара, Моне, Писсаро, Сислея. Цены — естественно, миллионные — предлагалось обсудить в частном порядке непосредственно в галерее. Само собой разумеется, картины сопровождались западными бумагами. Любопытно выступила галерея «Элизиум», предложившая привезенных из-за границы полотно «Тускло красный» Кандинского ($3 млн., каталог-резонне), «Христа» Шагала (800 тыс. евро, атрибуция Комитета Шагала) и великолепный портрет работы Леже «Маяковский и Лиля Брик» 1955 года, проданный накануне официального открытия. Впрочем, громкие продажи могут состояться после салона: дело в том, что как минимум десяток галерей использовали площадку ЦДХ как выставочное пространство, представив на стендах частные коллекции своих клиентов. Поэтому разговор был примерно следующий: «Картина не продается — частная коллекция, но если хотите, подъезжайте в галерею, поговорим».
ХХII Российский антикварный салон, который прошел в ЦДХ с 14 по 22 апреля, оставил двойственное ощущение. По уровню организации (наконец научились красиво оформлять стенды) и качеству представленных вещей, а главное, по миллионным ценам ярмарка могла поспорить с западными аналогами. Но продажи не шли, внешняя респектабельность казалась натужной, а в воздухе витал флер родимого криминала.Не пытали. Просто хотели денег
В отличие от прошлых лет известные коллекционеры вернисаж в ЦДХ проигнорировали. Но не потому, что отправились на русские торги Sotheby’s Christie’s, проходившие в это же время в Нью-Йорке: как правило, эти люди лично на торгах не появляются. И не потому, что «Тройка Диалог» накануне провела закрытый вернисаж: там, кроме главы Первого канала Константина Эрнста и главы Агентства по печати Михаила Сеславинского, вип-коллекционеров и просто випов не наблюдалось. Скорее, потенциальные клиенты еще не отошли от накопившихся за год неприятных событий, связанных с музейными кражами, скандалами с экспертизой и общим нездоровым ажиотажем вокруг рынка российского антиквариата.
Делать накануне очередного Антикварного салона заявления, вводящие любителей старинного искусства в ступор, стало у российских чиновников милой привычкой. Вот и на этот раз настроение участников было подпорчено. Вернисаж предваряла пресс-конференция, на которой было сообщено о двухстах с лишним галереях-участницах и десятке любопытных спецпроектов («Русская бронза эпохи ампир», «Александр Бенуа. Соратники и последователи», «Кандинский—Леже—Модильяни» и др.) и начальник управления по охране культурных ценностей Виктор Петраков лично объявил благодарность восьмерым особо сознательным антикварам. Чиновник благодарил их за возврат ряда предметов, похищенных из коллекции Эрмитажа, и рисунков архитектора Якова Чернихова, украденных из РГАЛИ.
Антиквары были хмуры, с мрачным видом принимали из рук Петракова памятные дипломы и издание Росохранкультуры — «Второй каталог похищенных ценностей». В кулуарах коллекционеры и дилеры пояснили причину недовольства. «Вот вернул я икону, а меня же за это еще и в скупщики краденого записали. Проверками замучили все — от РУБОП до налоговой…» — жаловался один из «награжденных». «Знал бы, сколько нервов будет стоить этот благородный жест, утопил бы ценности в реке», — сетовал другой. «Нет, все обошлось, пытать не пытали, иглы под ногти не загоняли, глаз не выбивали (питерскому антиквару Максиму Шепелю, оправданному по делу о хищении из Эрмитажа, на допросе выбили глаз. — «Профиль»), но взяток домогались», — шепотом пояснял третий.
Теперь Росохранкультура может быть уверена: прежде чем купить вещь сомнительного происхождения, коллекционер или дилер сто раз подумает, наведет справки, десять раз перестрахуется. Из опаски заполучить краденое. Но если ворованная ценность уж попадет в руки, от нее избавятся любым способом. Хорошо, если тайно подбросят, а то и просто уничтожат. Здоровье, как говорится, дороже. А работа у антикваров и впрямь нервная, жизнь то и дело сюрпризы преподносит. К примеру, вопрос с экспертизой, о решении которого арт-рынок надеялся услышать на нынешнем салоне, так и остался открытым.
Expert wanted
— Ой, неужели это она! — шептали за спиной высокой блондинки участники ХХII Антикварного салона. — Значит, опять на свободе!
— Здравствуй, Танюша! — натянуто улыбались антиквары. — Ну что, отпустили?
— Да, следствие закрыли за недостатком улик, — гордо отвечала блондинка.
Так на салоне появилась владелица московского салона «Русская коллекция» Татьяна Преображенская, арестованная вместе с мужем в 2005 году за продажу фальшивых классиков русской живописи. Причиной ареста послужила все та же экспертиза. Случай был громким. В один прекрасный день некий бизнесмен-коллекционер Валерий Узжин вдруг обнаружил, что львиная доля его миллионной коллекции русских мастеров, которую ему помогли собрать Преображенские, — подделки. Точнее, переписанные (где подпись, где березка или избушка добавлены) полотна дешевых европейских пейзажистов по цене 5 тыс. евро в базарный день, а не шедевры наших «великих» стотысячных Киселевых. Бизнесмен расстроился, подумал и, используя связи, засадил антикваров за решетку, предварительно отобрав у них недвижимость на ту сумму, на которую посчитал себя «обиженным». Антиквары же клялись, что сами стали жертвами ошибочной экспертизы.
— Липовая экспертиза сейчас стала хорошо налаженным бизнесом, — рассказал «Профилю» известный коллекционер. — Сегодня коллекции, как правило, рассматриваются как инвестиции, собирают их отнюдь не профессионалы, да и продают зачастую тоже не слишком профессиональные дилеры. Поэтому роль экспертизы в России — гипертрофирована. Бумажка подчас определяет ценность работы. Но эксперт, который дает заключение, ни за что не отвечает, умысел доказать сложно, а за ошибки не наказывают. Вот гляжу я на Сапунова (Николай Сапунов, представитель русского символизма. — «Профиль») и вижу — фальшивка. А мне — экспертиза дана лучшим специалистом, автором монографии по Сапунову. Ну и что, я ведь знаю, что люди эту монографию специально проплатили, чтобы включить в нее 5 фальшивых работ художника. Знаю и молчу, зачем мне лишние неприятности. А западной практики, когда сомнительные вещи проводят через большое количество выставок, чтобы специалисты имели возможность выявить фальшивку, у нас пока нет.
Другим громким скандалом, связанным с экспертизой, стало прошлогоднее заявление самого раскрученного эксперта по русскому искусству, Владимира Петрова, что десятки его заключений ошибочны. Мол, русских художников он перепутал с их западными современниками. А какие слухи ходили!.. Что фальшивку (по незнанию, конечно) подарили самому Владимиру Путину... Короче, эти случаи и стали последней каплей, которые подтолкнули Росохранкультуру к запрету музейной экспертизы (см. «Историю российской экспертизы»). Впрочем, чиновники пока не придумали, чем компенсировать ее отсутствие на рынке.
Без «бумаг» (заключений экспертов, документов, подтверждающих провенанс картины, — публикаций в прессе, каталогах и т.п.) наши люди приобретать дорогие вещи не готовы. Но дилеры приспособились: стали стоять в очередях и платить по двойному тарифу (в кассу и непосредственно эксперту). А что поделаешь? Виктория Лаптева из галереи «Альбион» поясняет, что без экспертизы не обойтись: «Сейчас цены на искусство настолько выросли, что не за все работы наша галерея может ответить деньгами: банально не хватит средств, чтобы компенсировать ошибку и вернуть сумму покупателю. Поэтому атрибуция работ для нас очень важна. Но сейчас это крайне сложно делать. Я сама могла бы давать подобные заключения по определенным периодам живописи, но меня не пускают в музеи, чтобы сравнить работы. Парадокс: музейщики и сами не могут давать заключения, и нам не позволяют».
...Любители западного антиквариата Михаил и Евгения признались, что дорогие работы без экспертного заключения не купят ни за что, но при этом прекрасно понимают, что и с «бумажками» могут приобрести фальшивку. А супруга известного медиа-магната Константина Ремчукова Елена сказала, что готова к подделке, главное, чтобы вещь нравилась: «Мне милее те коллекционеры, которые говорят при встрече: «Если не врут, то это Айвазовский». То есть если вещь твоя по духу, то в конечном счете не так уж и важно, подлинник ли это. Хотя, конечно, меня насторожит дорогая работа, не имеющая никаких бумаг». О том, что экспертам свойственно ошибаться, рассказывает Владимир Воронченко, глава «Люкс-Холдинга»: «Лет десять назад купил икону у опытного российского дилера, который был уверен, что продает подлинник. Я собрал консилиум, мнения экспертов разделились, но большинство все же склонилось в пользу подлинности. И вот как-то раз я встретил в Питере человека, который эту икону сделал...»
Сам не плошай
Специалист по инвестициям в искусство Андрей Дзамашвили считает: «Коллекционеру с опытом, собирающему предметы искусства для себя, никаких бумаг не надо. Он и так во всем разберется. А вот если человек рассматривает коллекцию с точки зрения инвестиций (а таких теперь большинство. — «Профиль»), то бумаги для него — своеобразный гарант, как техпаспорт для автомобиля. Сейчас в связи с проблемами с музейной экспертизой многие покупатели просят предоставить им лишь химико-технологическую экспертизу, а консультации получают частным порядком у специалистов, которым доверяют». Коллекционер Юрий Носов считает, что роль экспертизы в России выросла исключительно из-за того, что антиквариатом стали заниматься несведущие люди: «Неужели вы думаете, что старым коллекционерам вроде Георгия Костаки или Арама Абрамяна нужны были заключения экспертов?! И сейчас уже выросло поколение коллекционеров, которые дадут фору любому эксперту». Кельнский галерист Алекс Лахман уверен: «Обмануть или «развести», скажем, Петра Авена нереально. Он в своем периоде (глава Альфа-банка собирает художников первой четвери ХХ века. — «Профиль») так поднаторел, что сам может экспертом работать».
Шоковая терапия Росохранкультуры подтолкнула объективные процессы. Владелец галереи «Акварель» Георгий Путников уверен: «Требование экспертного заключения на бланке — наследие советского времени. К музейной экспертизе на рабочем месте возврата не будет. Возможно, найдут компромиссный вариант, например Третьяковка станет (за деньги, конечно) пускать частных экспертов в запасники».
В каком направлении будет развиваться история с атрибуцией, пока не ясно. Не исключено, что Росохранкультура добьется вожделенного лицензирования частных экспертов и получит рычаг управления антикварным рынком. Но пока эксперт не будет отвечать за свои заключения материально, количество сомнительных работ не уменьшится.
— Наш аукционный дом «Совком», — говорит его владелец Юрий Тюхтин, — отвечает за каждое проданное произведение: появились сомнения — возвращайте вещь, вернем деньги. Но это может позволить себе не каждый.
На Западе риски «ошибочной экспертизы» обычно покрывают страховые компании (см. комментарий Жана-Габриэля Пейе). В России об этом лишь мечтают.
Поэтому на российском салоне падкие на винтажные украшения дамы тут же бежали в конец зала, где работал стенд «Гемологическая экспертиза камней». И всего за 300—600 рублей за камень определяли, настоящие у них «брюлики» или фальшивые...
Жизнь продолжается
С точки зрения активных продаж удачным салон назвать нельзя. Хотя ряд дорогих картин — Коровина, Похитонова, Леже — удалось продать. По окончании первого дня часть галеристов жаловалась на слабую активность клиентов (как правило, основные покупки совершаются именно в первый день) и безумные цены за аренду стендов ($25 тыс.). Лишь немногие антиквары поздно вечером объезжали своих клиентов, доставляя картины лично на дом...
Связано это с экспертизой или нет, но явной тенденцией стал интерес к импрессионистам и европейскому искусству ХХ века (раньше это отдавали на откуп Салону изящных искусств). В Галерее Вобликовых, как всегда представившей голландцев стоимостью $100—200 тыс., отметили медленный, но верный рост спроса на западное искусство. С коллекцией импрессионистов и постимпрессионистов выступила новая галерея «Школа», представившая Ренуара, Моне, Писсаро, Сислея. Цены — естественно, миллионные — предлагалось обсудить в частном порядке непосредственно в галерее. Само собой разумеется, картины сопровождались западными бумагами. Любопытно выступила галерея «Элизиум», предложившая привезенных из-за границы полотно «Тускло красный» Кандинского ($3 млн., каталог-резонне), «Христа» Шагала (800 тыс. евро, атрибуция Комитета Шагала) и великолепный портрет работы Леже «Маяковский и Лиля Брик» 1955 года, проданный накануне официального открытия. Впрочем, громкие продажи могут состояться после салона: дело в том, что как минимум десяток галерей использовали площадку ЦДХ как выставочное пространство, представив на стендах частные коллекции своих клиентов. Поэтому разговор был примерно следующий: «Картина не продается — частная коллекция, но если хотите, подъезжайте в галерею, поговорим».
| История российской экспертизы Последние 15 лет наиболее достоверными считались атрибуции, которые давались Третьяковкой, Пушкинским, Русским и другими музеями. Накануне XXI Антикварного салона (осень 2006-го) с подачи Роскультуры во все крупнейшие музеи были направлены новые уставы, в которых был прописан пункт о запрещении государственным музеям выдавать экспертные заключения частным лицам. Экспертиза в музеях разрешалась лишь по запросу Минкультуры и правоохранительных органов. Это стало серьезным ударом по музейным бюджетам: в последние годы экспертное заключение обходилось коллекционеру или дилеру минимум в 500—1000 евро, в случае особо дорогих полотен счет шел на проценты. За миллионного Айвазовского могли дать 2%. По мнению эксперта рынка Дмитрия Буткевича, Третьяковская галерея получала от экспертизы около полумиллиона евро в год. Сегодня право проводить экспертизу имеют Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени академика Грабаря (проблема с химико-технологической экспертизой и очереди), Государственный НИИ реставрации (очереди на несколько месяцев), а также коммерческие центры, например «Арт Консалтинг» (одна только технологическая экспертиза без заключения эксперта обойдется в 800 евро). Мощностей этих организаций не хватает, чтобы удовлетворить запросы рынка. Поэтому антиквары перешли к практике, когда у музеев (за деньги, естественно) получают не экспертные заключения, а консультации специалистов, но на бланках музея. Так сейчас действует Третьяковская галерея. Страховую ответственность (британская страховка Lloyds of London) за ошибочное заключение предлагает своим клиентам лишь компания «Арт Консалтинг», все прочие эксперты никакой ответственности за ошибку не несут. |
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
