Архивная публикация 2002 года: "Царская забава"
В самые сложные периоды своей истории Россия вдруг без удержу начинала шутить. Тон задавали правители, смеявшиеся над собой, над государством, над верой. Подданным, правда, смешно было далеко не всегда.Кроме шуток
В Средние века в России, как и в любой другой европейской стране, смех был не просто развлечением. Тогда вообще было принято ко всему относиться серьезно. В том числе и к шутовству, скоморошеству. В нем видели своеобразный противовес жесткой христианской этике, твердо установленной и казавшейся вечной социальной и церковной иерархии. Смех спасал общество от перенапряжения, которое было неизбежным следствием средневекового образа жизни с его острым ощущением собственной греховности.
Специально организованный, общественный смех позволял на время забыть о грехе, сбросить бремя долга. Именно такую функцию выполняли карнавалы, предполагавшие переодевание (символический отказ от собственной социальной функции и даже от человеческого образа вообще), насмешки над церковью, буйное, а то и непристойное поведение. В России карнавалом была масленица -- языческий праздник проводов зимы, сохранившийся в христианскую эпоху во многом благодаря своему шутовскому содержанию.
Разумеется, церковь боролась как могла со всеми подобными безобразиями. А поскольку в России она традиционно была если не частью, то вечной спутницей и союзницей государства, то борьба с "бесовскими игрищами" велась далеко не только на идеологическом фронте. И на спасение душ подданных из тьмы язычества работал весь государственный аппарат. Ситуация осложнялась еще и тем, что, вопреки распространенному предрассудку, Русь окончательно христианизировалась очень поздно -- уже после свержения татаро-монгольского ига. Язычество представлялось церковным иерархам вполне реальной силой, с которой надо было вести упорную и жестокую борьбу.
Кроме того, города, служившие главной базой карнавальной культуры в Западной Европе, в России традиционно были слишком слабы, чтобы в полный голос заявить о себе и позволить лишний раз ослушаться воли церкви или государя. Поэтому и шутовство у нас долгое время было занятием почти подпольным. В полную силу оно начало развиваться лишь в тот момент, когда и сама эпоха Средневековья была на исходе.
Однако внутреннее напряжение, чувство вины и страха, свойственные средневековому человеку, никуда не исчезали. И в итоге шутить начинали уже не скоморохи, а цари.
Шуты на троне
Первым из таких был Иван IV Грозный. Властитель, в котором уникальным образом сочетались прямо противоположные качества. Огромный талант государственного деятеля и достойная мелкого тирана подозрительность. Стремление реформировать Россию и вывести ее в число сильнейших европейских держав и способность по сиюминутной прихоти разорять собственные города. Подчеркнутая набожность и страсть к диким оргиям.
Разумеется, великие князья московские, предшественники Грозного, не были полностью чужды языческим шуткам и музыке, хотя они уже начинали себя осознавать в качестве единственных на земле государей -- защитников истинной веры. Однако до Грозного все подобные развлечения оставались в неких рамках, и ничего из ряда вон выходящего современники не описали.
Что же касается истории царствования Ивана IV, то она буквально переполнена разного рода сюжетами, так или иначе связанными с царским шутовством. При царском дворе был целый штат скоморохов, служивших непременным атрибутом на почти ежедневных пиршествах. Причем функции эти не стеснялись брать на себя даже люди, происходившие из знатных родов. Так, наиболее известным шутом Ивана Грозного был князь Осип Гвоздев.
Дело не ограничивалось забавами в часы досуга. Практически царь сам возложил на себя обязанности скомороха, лицедея. В 1565 году Грозный, учредив опричнину, перенес свой двор в Александровскую слободу (ныне Александров Владимирской области). Конечно, такой поступок диктовался рядом политических соображений. Однако была и другая сторона. Слобода стала своего рода шутовской столицей, зеркальным отражением столицы подлинной, Москвы, в которой находилась резиденция митрополита Московского и всея Руси.
Дальше -- больше. Царь создал в Александровской слободе пародию на православный монастырь. Монахами стали приближенные опричники, игуменом -- царь. Длительные церковные службы сменялись неистовым разгулом и кровавыми казнями. Загадочная история 1575 года, когда Грозный объявил царем крещеного татарского князя Симеона Бекбулатовича, а сам принял титул князя московского (причем официальные обращения к Симеону начинал со слов: "великому государю всея Руси Ивашка московский смиренно челом бьет"), также имела очевидный шутовской подтекст. Царь явно заигрывался и уже не отличал пародии от действительности. Неудивительно, что результатом его правления в России стала Смута.
Русские цари XVII века были заняты в основном устранением последствий Смуты, восстановлением прежних границ государства, тушением пожаров, вспыхивавших временами от ее тлеющих углей. К счастью для страны, правители той эпохи были людьми вполне заурядными, избегавшими крутых перемен, добрыми христианами. Их инициативы не шли вразрез с традициями, а развлечения не выходили за рамки дозволенного.
Иным был Петр I. Некоторые современники не случайно были склонны сравнивать его с Грозным. Конечно, энергия царя-преобразователя в гораздо большей степени была направлена в позитивное русло и имела куда более значительный результат, чем у Ивана IV, однако Россию Петр потряс буквально до основания. И не последнюю роль в этом сыграло неуемное его шутовство.
Правда, склонность Петра к забавам, граничившим с кощунством, имела своим источником уже не средневековую культуру. Прежде всего, сам энергичный характер царя входил в противоречие со всеми традициями двора его предшественников, простаивавших по несколько часов в день на церковных службах. С другой стороны, Петр, отдававший все силы государственному строительству, нуждался в компенсации. И находил ее во всякого рода буйствах. Наконец, стремление пересадить на русскую почву европейские институты предполагало и заимствование культуры празднеств и карнавалов.
Штат придворных шутов при Петре насчитывал 24 человека. Причем царь, любивший все делать сам, не ограничивался их представлениями, а сам изобретал и принимал участие в разного рода шутовских действах. Созданный им "всешутейший и всепьянейший собор" во главе с "князем-папой" Петром Ивановичем Бутурлиным включал в себя ближайших сподвижников Петра. Все важнейшие государственные события -- военные победы, дипломатические успехи -- отмечались шутовскими выходками: наряженные члены собора на санях, запряженных свиньями, козлами, собаками, разъезжали по столице, врывались в боярские дома и заставляли хозяев принимать участие в общем веселье. Склонность царя превращать в шутов представителей древнейших русских аристократических родов напоминала боярам худшие времена Ивана Грозного.
Особым разгулом сопровождалась состоявшаяся в 1720 году шутовская свадьба князя-папы. Действо это граничила с кощунством -- ведь пародировалось одно из важнейших церковных таинств. Свадебную процессию возглавляли Петр и Александр Данилович Меншиков, одетые в костюмы матросов и бившие в барабаны.
Герой и прототип
Столетием позже, когда изгладились воспоминания о том, что из себя в действительности представляли забавы Петра I, в Петербурге вышла книга "Собрание анекдотов о Балакиреве". В ней содержались всякого рода шутки и смешные истории, приписываемые знаменитому шуту царя-преобразователя Ивану Алексеевичу Балакиреву.
Анекдоты были популярны среди читающей публики вплоть до начала XX века и выдержали более 70 переизданий. Император в них предстает в качестве работника на троне, покровителя наук и искусств, защитника слабых. А его шут смеется над льстецами и спесивцами, не боится подшутить и над главой наводившего ужас Преображенского приказа князем Федором Юрьевичем Ромодановским, а в мудрости не уступает самому Петру. Анекдоты чересчур дидактичны и потому не слишком смешны.
Сразу стоит сказать, что к петровскому времени они имеют отдаленное отношение и представляют собой выдержки из различных сборников острот, ходивших по Европе во второй половине XVIII века. Но тем интереснее, что прототип у легендарного шута Петра I был. И звали его тоже Иван Алексеевич Балакирев.
Балакирев-прототип родился в 1699 году. Происходил из костромских дворян. Шестнадцати лет от роду он, как и полагалось молодому дворянину, был представлен на смотр в Петербург и по решению императора определен служить в гвардейский Преображенский полк и обучаться инженерному искусству. Обучение продолжалось недолго. Уже в 1719 году Балакирев попал на службу при дворе, вскоре обратил на себя внимание своей расторопностью и занял должность ездового при царице Екатерине Алексеевне. Он также сумел угодить фавориту Екатерины, самому влиятельному придворному тех лет Виллему Монсу. Тот проникся таким доверием к несостоявшемуся инженеру, что поручил ему доставку своих писем, адресованных царице.
Однако курьером Балакирев оказался ненадежным. Весной 1724 года он, вероятно под хмельком, проболтался о переписке своему приятелю Ивану Суворову. Приятель быстро сообразил, чем пахнет дело, и, что называется, дал ему законный ход. Анонимный донос несколько месяцев пролежал под сукном, поскольку Петр был слишком отвлечен торжествами, связанными с коронацией Екатерины. На глаза императору он попал в ноябре. Утром 8 числа был схвачен Балакирев, а вечером того же дня -- Виллем Монс.
Следствие было недолгим. Уже через неделю разъяренный Петр лично написал приговоры всем подсудимым. 16 ноября Балакирев был бит батогами и отправлен на три года на каторгу в Рогервик (гавань близ Ревеля, где велись фортификационные работы), а его покровитель Виллем Монс казнен. Официально его казнили за взятки, которые влиятельный Монс брал в огромных количествах. В действительности -- за отношения с царицей. Балакирев же просто попал под горячую руку, по всей видимости, он даже не знал точного содержания писем.
Ледяной дом
Хотя Балакирева вернули ко двору с каторги уже в 1725 году, вскоре после смерти Петра, в наибольшей степени его шутовские таланты оказались востребованными в царствование императрицы Анны Иоанновны. Бывшей герцогине Курляндской, отличавшейся не самым крепким здоровьем, было не до государственных дел. Большую их часть она отдала на откуп своему фавориту Эрнсту Иоганну Бирону. Бирон хорошо понимал, что расположение императрицы требует постоянной подпитки, и изощрялся в поиске новых развлечений для нее.
Утонченности здесь не требовалось. Идеи Просвещения еще не вошли в моду, и для того, чтобы развеселить Анну и весь двор, достаточно было устроить драку между шутами. Другим развлечением было поставить шутов в ряд и приказать им бить друг друга палками по ногам до тех пор, пока не падали все. В таких развлечениях принимал участие и Иван Балакирев. Предпринятая однажды попытка отказаться от службы стоила ему довольно дорого. Шута, не поехавшего во дворец на очередную шутовскую драку и сославшегося на болезнь, по приказу Бирона наказали палками.
Несмотря на все это, в штате придворных шутов вакансий не было. Как писал историк Михаил Семевский, при Бироне "шпионство и шутовство были верные пути если не к почестям и спокойной жизни, то к богатству; надо сознаться, многие русские дворяне охотно пользовались этими средствами к достижению желаемых целей". Кроме того, придворные развлечения преследовали и политические цели. Анна, опасавшаяся старой русской аристократии, представители которой попытались ограничить ее власть при вступлении на престол, стремилась любыми путями подавить ростки оппозиции в этой среде. С этой целью шутами были сделаны члены наиболее знаменитых фамилий -- граф Апраксин, князь Волконский, на которого возложили присмотр за одной из собачек Анны.
Другим шутом был князь Михаил Алексеевич Голицын. Значительную часть жизни он прожил в Италии, где принял католичество. В возрасте 51 года вернулся доживать свой век в Россию и сразу же по возвращении был сделан шутом при дворе императрицы -- за измену православию. С именем Голицына и связана наиболее известная забава Анны -- шутовская свадьба в Ледяном доме.
Зимой 1740 года камергер Алексей Данилович Татищев изобрел новое развлечение для скучающей императрицы. На Неве, неподалеку от Адмиралтейства, из льда было построено здание внушительных размеров -- более 16 метров в длину, 5 в ширину и 6 в высоту. Ледяным было и все внутреннее убранство дома. Описание его оставил Георг Вольфганг Крафт, выписанный из Германии Петром ученый, при дворе Анны занимавшийся составлением гороскопов и предсказанием погоды, -- он добавляет еще такие подробности, как ледяные пушки рядом с домом, из которых можно было стрелять, и ледяные фонтаны в виде дельфинов, из которых била горящая нефть.
Императрице дом быстро надоел. Придворные подали другую идею -- устроить в доме шутовскую свадьбу. На роль жениха был выбран князь Голицын, невесты -- придворная шутиха-калмычка по прозвищу Буженинова. Свадьбу устроили 6 февраля. Кабинет-министр Волынский, организовывавший подобные мероприятия при дворе, собрал на нее по два представителя от всех народов, населявших Россию, -- всего 300 человек.
Развлекались, однако, далеко не все. Поэту Василию Кирилловичу Тредиаковскому Волынский за два дня до свадьбы приказал написать для нее стихи. Посланный за Тредиаковским офицер пошутил, что поэта вызывают в кабинет императрицы. Подобный вызов мог означать самое худшее, и перепуганный Тредиаковский пожаловался Волынскому на шутника. Кабинет-министр за это избил поэта и, когда тот рискнул пожаловаться Бирону, заключил его под стражу. Стихи были написаны, и Тредиаковский прочитал их на шутовской свадьбе, однако привели и увели его под конвоем. Что же касается молодых, то они по замыслу организаторов должны были провести брачную ночь в Ледяном доме. Причем у дома выставили караул, который не позволил бы им оттуда выйти.
Смех -- это симптом
Самое буйное веселье в верхах, когда отбрасывались все приличия и этические нормы, приходилось у нас на эпохи бурных перемен. Россия менялась при Иване Грозном, именно тогда были проведены важнейшие реформы государственного аппарата, присоединены Казань и Астрахань и начаты войны за выход к Балтийскому морю. Менялась она при Петре I, когда эти войны увенчались успехом.
Вообще первая половина XVIII века, когда царствовали Петр и Анна, стала сплошным переходным периодом. Старую аристократию, обладавшую твердыми представлениями о сословной чести и нормах поведения, потеснили "птенцы гнезда Петрова", среди которых немало было талантливых и энергичных людей с авантюрной жилкой, тех, кому многое позволялось (вспомним вошедшее в легенду воровство Меншикова, благополучно сходившее ему с рук), но было немало и проходимцев вроде того же Виллема Монса. Ситуация, когда много позволено и сам дух эпохи преобразований, поставившей цель впереди средств, способствовали разнузданности.
Трудно здесь удержаться от сравнений с нынешней переходной эпохой. Начало ее тоже сопровождалось взрывом хохота. Если бы в конце 80-х в Советском Союзе существовали рейтинги телепрограмм, первые позиции -- наряду с трансляциями заседаний Верховного совета -- занимали бы всевозможные КВН и "Вокруг смеха". Главное, сложно сказать, какая из программ тогда больше влияла на политику и где кончалась политика и начинался юмор.
Но как-то быстро все нахохотались. И достаточно быстро юмор занял естественную для него развлекательную нишу -- "Кукол" ведь смотрят не из интереса к политике, а смеха ради. Вспомнишь наше прошлое и задумаешься: а может, хорошо, что хохот поутих?
В самые сложные периоды своей истории Россия вдруг без удержу начинала шутить. Тон задавали правители, смеявшиеся над собой, над государством, над верой. Подданным, правда, смешно было далеко не всегда.Кроме шуток
В Средние века в России, как и в любой другой европейской стране, смех был не просто развлечением. Тогда вообще было принято ко всему относиться серьезно. В том числе и к шутовству, скоморошеству. В нем видели своеобразный противовес жесткой христианской этике, твердо установленной и казавшейся вечной социальной и церковной иерархии. Смех спасал общество от перенапряжения, которое было неизбежным следствием средневекового образа жизни с его острым ощущением собственной греховности.
Специально организованный, общественный смех позволял на время забыть о грехе, сбросить бремя долга. Именно такую функцию выполняли карнавалы, предполагавшие переодевание (символический отказ от собственной социальной функции и даже от человеческого образа вообще), насмешки над церковью, буйное, а то и непристойное поведение. В России карнавалом была масленица -- языческий праздник проводов зимы, сохранившийся в христианскую эпоху во многом благодаря своему шутовскому содержанию.
Разумеется, церковь боролась как могла со всеми подобными безобразиями. А поскольку в России она традиционно была если не частью, то вечной спутницей и союзницей государства, то борьба с "бесовскими игрищами" велась далеко не только на идеологическом фронте. И на спасение душ подданных из тьмы язычества работал весь государственный аппарат. Ситуация осложнялась еще и тем, что, вопреки распространенному предрассудку, Русь окончательно христианизировалась очень поздно -- уже после свержения татаро-монгольского ига. Язычество представлялось церковным иерархам вполне реальной силой, с которой надо было вести упорную и жестокую борьбу.
Кроме того, города, служившие главной базой карнавальной культуры в Западной Европе, в России традиционно были слишком слабы, чтобы в полный голос заявить о себе и позволить лишний раз ослушаться воли церкви или государя. Поэтому и шутовство у нас долгое время было занятием почти подпольным. В полную силу оно начало развиваться лишь в тот момент, когда и сама эпоха Средневековья была на исходе.
Однако внутреннее напряжение, чувство вины и страха, свойственные средневековому человеку, никуда не исчезали. И в итоге шутить начинали уже не скоморохи, а цари.
Шуты на троне
Первым из таких был Иван IV Грозный. Властитель, в котором уникальным образом сочетались прямо противоположные качества. Огромный талант государственного деятеля и достойная мелкого тирана подозрительность. Стремление реформировать Россию и вывести ее в число сильнейших европейских держав и способность по сиюминутной прихоти разорять собственные города. Подчеркнутая набожность и страсть к диким оргиям.
Разумеется, великие князья московские, предшественники Грозного, не были полностью чужды языческим шуткам и музыке, хотя они уже начинали себя осознавать в качестве единственных на земле государей -- защитников истинной веры. Однако до Грозного все подобные развлечения оставались в неких рамках, и ничего из ряда вон выходящего современники не описали.
Что же касается истории царствования Ивана IV, то она буквально переполнена разного рода сюжетами, так или иначе связанными с царским шутовством. При царском дворе был целый штат скоморохов, служивших непременным атрибутом на почти ежедневных пиршествах. Причем функции эти не стеснялись брать на себя даже люди, происходившие из знатных родов. Так, наиболее известным шутом Ивана Грозного был князь Осип Гвоздев.
Дело не ограничивалось забавами в часы досуга. Практически царь сам возложил на себя обязанности скомороха, лицедея. В 1565 году Грозный, учредив опричнину, перенес свой двор в Александровскую слободу (ныне Александров Владимирской области). Конечно, такой поступок диктовался рядом политических соображений. Однако была и другая сторона. Слобода стала своего рода шутовской столицей, зеркальным отражением столицы подлинной, Москвы, в которой находилась резиденция митрополита Московского и всея Руси.
Дальше -- больше. Царь создал в Александровской слободе пародию на православный монастырь. Монахами стали приближенные опричники, игуменом -- царь. Длительные церковные службы сменялись неистовым разгулом и кровавыми казнями. Загадочная история 1575 года, когда Грозный объявил царем крещеного татарского князя Симеона Бекбулатовича, а сам принял титул князя московского (причем официальные обращения к Симеону начинал со слов: "великому государю всея Руси Ивашка московский смиренно челом бьет"), также имела очевидный шутовской подтекст. Царь явно заигрывался и уже не отличал пародии от действительности. Неудивительно, что результатом его правления в России стала Смута.
Русские цари XVII века были заняты в основном устранением последствий Смуты, восстановлением прежних границ государства, тушением пожаров, вспыхивавших временами от ее тлеющих углей. К счастью для страны, правители той эпохи были людьми вполне заурядными, избегавшими крутых перемен, добрыми христианами. Их инициативы не шли вразрез с традициями, а развлечения не выходили за рамки дозволенного.
Иным был Петр I. Некоторые современники не случайно были склонны сравнивать его с Грозным. Конечно, энергия царя-преобразователя в гораздо большей степени была направлена в позитивное русло и имела куда более значительный результат, чем у Ивана IV, однако Россию Петр потряс буквально до основания. И не последнюю роль в этом сыграло неуемное его шутовство.
Правда, склонность Петра к забавам, граничившим с кощунством, имела своим источником уже не средневековую культуру. Прежде всего, сам энергичный характер царя входил в противоречие со всеми традициями двора его предшественников, простаивавших по несколько часов в день на церковных службах. С другой стороны, Петр, отдававший все силы государственному строительству, нуждался в компенсации. И находил ее во всякого рода буйствах. Наконец, стремление пересадить на русскую почву европейские институты предполагало и заимствование культуры празднеств и карнавалов.
Штат придворных шутов при Петре насчитывал 24 человека. Причем царь, любивший все делать сам, не ограничивался их представлениями, а сам изобретал и принимал участие в разного рода шутовских действах. Созданный им "всешутейший и всепьянейший собор" во главе с "князем-папой" Петром Ивановичем Бутурлиным включал в себя ближайших сподвижников Петра. Все важнейшие государственные события -- военные победы, дипломатические успехи -- отмечались шутовскими выходками: наряженные члены собора на санях, запряженных свиньями, козлами, собаками, разъезжали по столице, врывались в боярские дома и заставляли хозяев принимать участие в общем веселье. Склонность царя превращать в шутов представителей древнейших русских аристократических родов напоминала боярам худшие времена Ивана Грозного.
Особым разгулом сопровождалась состоявшаяся в 1720 году шутовская свадьба князя-папы. Действо это граничила с кощунством -- ведь пародировалось одно из важнейших церковных таинств. Свадебную процессию возглавляли Петр и Александр Данилович Меншиков, одетые в костюмы матросов и бившие в барабаны.
Герой и прототип
Столетием позже, когда изгладились воспоминания о том, что из себя в действительности представляли забавы Петра I, в Петербурге вышла книга "Собрание анекдотов о Балакиреве". В ней содержались всякого рода шутки и смешные истории, приписываемые знаменитому шуту царя-преобразователя Ивану Алексеевичу Балакиреву.
Анекдоты были популярны среди читающей публики вплоть до начала XX века и выдержали более 70 переизданий. Император в них предстает в качестве работника на троне, покровителя наук и искусств, защитника слабых. А его шут смеется над льстецами и спесивцами, не боится подшутить и над главой наводившего ужас Преображенского приказа князем Федором Юрьевичем Ромодановским, а в мудрости не уступает самому Петру. Анекдоты чересчур дидактичны и потому не слишком смешны.
Сразу стоит сказать, что к петровскому времени они имеют отдаленное отношение и представляют собой выдержки из различных сборников острот, ходивших по Европе во второй половине XVIII века. Но тем интереснее, что прототип у легендарного шута Петра I был. И звали его тоже Иван Алексеевич Балакирев.
Балакирев-прототип родился в 1699 году. Происходил из костромских дворян. Шестнадцати лет от роду он, как и полагалось молодому дворянину, был представлен на смотр в Петербург и по решению императора определен служить в гвардейский Преображенский полк и обучаться инженерному искусству. Обучение продолжалось недолго. Уже в 1719 году Балакирев попал на службу при дворе, вскоре обратил на себя внимание своей расторопностью и занял должность ездового при царице Екатерине Алексеевне. Он также сумел угодить фавориту Екатерины, самому влиятельному придворному тех лет Виллему Монсу. Тот проникся таким доверием к несостоявшемуся инженеру, что поручил ему доставку своих писем, адресованных царице.
Однако курьером Балакирев оказался ненадежным. Весной 1724 года он, вероятно под хмельком, проболтался о переписке своему приятелю Ивану Суворову. Приятель быстро сообразил, чем пахнет дело, и, что называется, дал ему законный ход. Анонимный донос несколько месяцев пролежал под сукном, поскольку Петр был слишком отвлечен торжествами, связанными с коронацией Екатерины. На глаза императору он попал в ноябре. Утром 8 числа был схвачен Балакирев, а вечером того же дня -- Виллем Монс.
Следствие было недолгим. Уже через неделю разъяренный Петр лично написал приговоры всем подсудимым. 16 ноября Балакирев был бит батогами и отправлен на три года на каторгу в Рогервик (гавань близ Ревеля, где велись фортификационные работы), а его покровитель Виллем Монс казнен. Официально его казнили за взятки, которые влиятельный Монс брал в огромных количествах. В действительности -- за отношения с царицей. Балакирев же просто попал под горячую руку, по всей видимости, он даже не знал точного содержания писем.
Ледяной дом
Хотя Балакирева вернули ко двору с каторги уже в 1725 году, вскоре после смерти Петра, в наибольшей степени его шутовские таланты оказались востребованными в царствование императрицы Анны Иоанновны. Бывшей герцогине Курляндской, отличавшейся не самым крепким здоровьем, было не до государственных дел. Большую их часть она отдала на откуп своему фавориту Эрнсту Иоганну Бирону. Бирон хорошо понимал, что расположение императрицы требует постоянной подпитки, и изощрялся в поиске новых развлечений для нее.
Утонченности здесь не требовалось. Идеи Просвещения еще не вошли в моду, и для того, чтобы развеселить Анну и весь двор, достаточно было устроить драку между шутами. Другим развлечением было поставить шутов в ряд и приказать им бить друг друга палками по ногам до тех пор, пока не падали все. В таких развлечениях принимал участие и Иван Балакирев. Предпринятая однажды попытка отказаться от службы стоила ему довольно дорого. Шута, не поехавшего во дворец на очередную шутовскую драку и сославшегося на болезнь, по приказу Бирона наказали палками.
Несмотря на все это, в штате придворных шутов вакансий не было. Как писал историк Михаил Семевский, при Бироне "шпионство и шутовство были верные пути если не к почестям и спокойной жизни, то к богатству; надо сознаться, многие русские дворяне охотно пользовались этими средствами к достижению желаемых целей". Кроме того, придворные развлечения преследовали и политические цели. Анна, опасавшаяся старой русской аристократии, представители которой попытались ограничить ее власть при вступлении на престол, стремилась любыми путями подавить ростки оппозиции в этой среде. С этой целью шутами были сделаны члены наиболее знаменитых фамилий -- граф Апраксин, князь Волконский, на которого возложили присмотр за одной из собачек Анны.
Другим шутом был князь Михаил Алексеевич Голицын. Значительную часть жизни он прожил в Италии, где принял католичество. В возрасте 51 года вернулся доживать свой век в Россию и сразу же по возвращении был сделан шутом при дворе императрицы -- за измену православию. С именем Голицына и связана наиболее известная забава Анны -- шутовская свадьба в Ледяном доме.
Зимой 1740 года камергер Алексей Данилович Татищев изобрел новое развлечение для скучающей императрицы. На Неве, неподалеку от Адмиралтейства, из льда было построено здание внушительных размеров -- более 16 метров в длину, 5 в ширину и 6 в высоту. Ледяным было и все внутреннее убранство дома. Описание его оставил Георг Вольфганг Крафт, выписанный из Германии Петром ученый, при дворе Анны занимавшийся составлением гороскопов и предсказанием погоды, -- он добавляет еще такие подробности, как ледяные пушки рядом с домом, из которых можно было стрелять, и ледяные фонтаны в виде дельфинов, из которых била горящая нефть.
Императрице дом быстро надоел. Придворные подали другую идею -- устроить в доме шутовскую свадьбу. На роль жениха был выбран князь Голицын, невесты -- придворная шутиха-калмычка по прозвищу Буженинова. Свадьбу устроили 6 февраля. Кабинет-министр Волынский, организовывавший подобные мероприятия при дворе, собрал на нее по два представителя от всех народов, населявших Россию, -- всего 300 человек.
Развлекались, однако, далеко не все. Поэту Василию Кирилловичу Тредиаковскому Волынский за два дня до свадьбы приказал написать для нее стихи. Посланный за Тредиаковским офицер пошутил, что поэта вызывают в кабинет императрицы. Подобный вызов мог означать самое худшее, и перепуганный Тредиаковский пожаловался Волынскому на шутника. Кабинет-министр за это избил поэта и, когда тот рискнул пожаловаться Бирону, заключил его под стражу. Стихи были написаны, и Тредиаковский прочитал их на шутовской свадьбе, однако привели и увели его под конвоем. Что же касается молодых, то они по замыслу организаторов должны были провести брачную ночь в Ледяном доме. Причем у дома выставили караул, который не позволил бы им оттуда выйти.
Смех -- это симптом
Самое буйное веселье в верхах, когда отбрасывались все приличия и этические нормы, приходилось у нас на эпохи бурных перемен. Россия менялась при Иване Грозном, именно тогда были проведены важнейшие реформы государственного аппарата, присоединены Казань и Астрахань и начаты войны за выход к Балтийскому морю. Менялась она при Петре I, когда эти войны увенчались успехом.
Вообще первая половина XVIII века, когда царствовали Петр и Анна, стала сплошным переходным периодом. Старую аристократию, обладавшую твердыми представлениями о сословной чести и нормах поведения, потеснили "птенцы гнезда Петрова", среди которых немало было талантливых и энергичных людей с авантюрной жилкой, тех, кому многое позволялось (вспомним вошедшее в легенду воровство Меншикова, благополучно сходившее ему с рук), но было немало и проходимцев вроде того же Виллема Монса. Ситуация, когда много позволено и сам дух эпохи преобразований, поставившей цель впереди средств, способствовали разнузданности.
Трудно здесь удержаться от сравнений с нынешней переходной эпохой. Начало ее тоже сопровождалось взрывом хохота. Если бы в конце 80-х в Советском Союзе существовали рейтинги телепрограмм, первые позиции -- наряду с трансляциями заседаний Верховного совета -- занимали бы всевозможные КВН и "Вокруг смеха". Главное, сложно сказать, какая из программ тогда больше влияла на политику и где кончалась политика и начинался юмор.
Но как-то быстро все нахохотались. И достаточно быстро юмор занял естественную для него развлекательную нишу -- "Кукол" ведь смотрят не из интереса к политике, а смеха ради. Вспомнишь наше прошлое и задумаешься: а может, хорошо, что хохот поутих?
ЮРИЙ ЗВОНАРЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
