Архивная публикация 2007 года: "Цены на нефть: ничего общего с рынком"
Лорду Керзону приписывают фразу, сказанную вскоре после окончания Первой мировой войны: «Мы приплыли к победе на нефтяной волне», а Уинстону Черчиллю — циничную истину, справедливость которой трудно поставить под сомнение и сегодня: «Капля нефти стоит больше капли крови британского солдата».Обе фразы — святая правда. Современная цивилизация «плывет на нефтяной волне». Нефть стала основой энергетики и главным ресурсом, обеспечивающим мобильность людей, товаров и вооруженных сил. За нефть воюют, а уровень цен на нефть, по точному замечанию президента Института энергетической политики В.С. Милова, — «это фактор перераспределения экономического и политического влияния в мире». Для России цена на нефть имеет особое значение, поскольку углеводородное сырье занимает существенную долю в российском экспорте.
После ценового кризиса 1998 года цены на нефть стабильно растут и вплотную подошли к психологическому рубежу в $100 за баррель. Для сравнения: долгосрочная средняя мировая цена нефти, рассчитанная за период с 1869 года в долларах 2006 года, составляет всего $21,66 за баррель. При этом более половины времени цена была ниже медианного уровня в $16,11 за баррель. Естественно, столь значительное превышение цены над ее вековым значением не может не вызывать опасения, что «лафа высокой цены» может для России в одночасье закончиться. Целый ряд крупных экономистов, таких как Алан Гринспен, бывший председатель Федеральной резервной системы США, полагают, что время дешевой нефти кончилось. В качестве логического обоснования «теории дорогой нефти» приводятся весомые аргументы: исчерпание месторождений Северного моря, замедление темпов открытия новых месторождений, превращение на рубеже веков Китая из нетто-экспортера в крупнейшего нетто-импортера нефти и т.д.
Между тем нет ничего более далекого от истины, чем представление о том, что цены на нефть формируются в результате баланса спроса и предложения. На практике цены на нефть формируются на небольшом количестве крупных торговых площадок, таких как NYMEX, Лондонская нефтяная биржа, Токийская сырьевая биржа. Объемы, формально торгуемые на этих площадках, не превосходят всего лишь 1% от общего мирового потока. Но и это не точно. На деле на этих биржах торгуют не нефтью, а фьючерсами, то есть контрактами, обязывающими купить или продать «квант» нефти через определенное время. Эти контракты продаются и покупаются, перепродаются и перепокупаются... и их цена на деле складывается исходя из чисто спекулятивных факторов и устремлений, а вовсе не из баланса спроса и предложения на реальную нефть. Это обстоятельство нетрудно проверить: любые предсказания цены, сделанные на основе расчета баланса спроса и предложения, не срабатывают, и индикаторы вроде эластичности цены оказываются лишенными смысла. Так, потенциальное прекращение поставок иракской нефти означало бы потерю максимум 686 тыс. баррелей в день — в 13 раз меньше, чем добывает одна только Россия. Однако цена на нефть в результате начала иракской войны резко подскочила, тогда как на увеличение Россией добычи нефти в 2 раза всего за 5 лет рынок вообще никак не отреагировал...
Однако не срабатывают и, казалось бы, разумные «спекулятивные гипотезы». Так, года три назад, когда рост цен на нефть стал казаться настораживающим, министр энергетики Алжира Шакиб Келиль заявил, что цены на нефть смогут существенно снизиться, если ФРС повысит учетную ставку. В этом случае, как он вполне логично предполагал, спекуляции на нефтяном рынке должны стать для инвесторов менее привлекательными, чем операции на традиционных финансовых рынках, и они должны, по идее, увести свои деньги в более прибыльные секторы рынка. Ничего этого не произошло. Ставка ФРС выросла в разы, но цена на нефть не упала — напротив, выросла с момента высказывания Келиля более чем вдвое. Следовательно, естественно предположить, что цена на нефть, будучи политическим фактором, устанавливается политическими способами и в политических целях. А рыночные механизмы, включая спекулятивные, играют в лучшем случае вспомогательную роль. Понятно, что, устраивая надлежащие утечки информации, нетрудно вызвать нужную реакцию «биржевого планктона». Однако нельзя исключить, что политические субъекты без труда могут добиться нужного поведения биржи, просто организуя надлежащие интервенции через подконтрольные «псевдорыночные» структуры. Аффилированным с государством структурам это вполне по силам. Это значит, что прогноз поведения цен на нефть не может быть сделан из экономических соображений. А как насчет политических соображений, исходя из ответов на вопросы «кому выгодно?» и «против кого направлено?» Может быть, чтобы правильно предсказывать цены, нужно научиться понимать планы тех, кто реально их формирует?
Лорду Керзону приписывают фразу, сказанную вскоре после окончания Первой мировой войны: «Мы приплыли к победе на нефтяной волне», а Уинстону Черчиллю — циничную истину, справедливость которой трудно поставить под сомнение и сегодня: «Капля нефти стоит больше капли крови британского солдата».Обе фразы — святая правда. Современная цивилизация «плывет на нефтяной волне». Нефть стала основой энергетики и главным ресурсом, обеспечивающим мобильность людей, товаров и вооруженных сил. За нефть воюют, а уровень цен на нефть, по точному замечанию президента Института энергетической политики В.С. Милова, — «это фактор перераспределения экономического и политического влияния в мире». Для России цена на нефть имеет особое значение, поскольку углеводородное сырье занимает существенную долю в российском экспорте.
После ценового кризиса 1998 года цены на нефть стабильно растут и вплотную подошли к психологическому рубежу в $100 за баррель. Для сравнения: долгосрочная средняя мировая цена нефти, рассчитанная за период с 1869 года в долларах 2006 года, составляет всего $21,66 за баррель. При этом более половины времени цена была ниже медианного уровня в $16,11 за баррель. Естественно, столь значительное превышение цены над ее вековым значением не может не вызывать опасения, что «лафа высокой цены» может для России в одночасье закончиться. Целый ряд крупных экономистов, таких как Алан Гринспен, бывший председатель Федеральной резервной системы США, полагают, что время дешевой нефти кончилось. В качестве логического обоснования «теории дорогой нефти» приводятся весомые аргументы: исчерпание месторождений Северного моря, замедление темпов открытия новых месторождений, превращение на рубеже веков Китая из нетто-экспортера в крупнейшего нетто-импортера нефти и т.д.
Между тем нет ничего более далекого от истины, чем представление о том, что цены на нефть формируются в результате баланса спроса и предложения. На практике цены на нефть формируются на небольшом количестве крупных торговых площадок, таких как NYMEX, Лондонская нефтяная биржа, Токийская сырьевая биржа. Объемы, формально торгуемые на этих площадках, не превосходят всего лишь 1% от общего мирового потока. Но и это не точно. На деле на этих биржах торгуют не нефтью, а фьючерсами, то есть контрактами, обязывающими купить или продать «квант» нефти через определенное время. Эти контракты продаются и покупаются, перепродаются и перепокупаются... и их цена на деле складывается исходя из чисто спекулятивных факторов и устремлений, а вовсе не из баланса спроса и предложения на реальную нефть. Это обстоятельство нетрудно проверить: любые предсказания цены, сделанные на основе расчета баланса спроса и предложения, не срабатывают, и индикаторы вроде эластичности цены оказываются лишенными смысла. Так, потенциальное прекращение поставок иракской нефти означало бы потерю максимум 686 тыс. баррелей в день — в 13 раз меньше, чем добывает одна только Россия. Однако цена на нефть в результате начала иракской войны резко подскочила, тогда как на увеличение Россией добычи нефти в 2 раза всего за 5 лет рынок вообще никак не отреагировал...
Однако не срабатывают и, казалось бы, разумные «спекулятивные гипотезы». Так, года три назад, когда рост цен на нефть стал казаться настораживающим, министр энергетики Алжира Шакиб Келиль заявил, что цены на нефть смогут существенно снизиться, если ФРС повысит учетную ставку. В этом случае, как он вполне логично предполагал, спекуляции на нефтяном рынке должны стать для инвесторов менее привлекательными, чем операции на традиционных финансовых рынках, и они должны, по идее, увести свои деньги в более прибыльные секторы рынка. Ничего этого не произошло. Ставка ФРС выросла в разы, но цена на нефть не упала — напротив, выросла с момента высказывания Келиля более чем вдвое. Следовательно, естественно предположить, что цена на нефть, будучи политическим фактором, устанавливается политическими способами и в политических целях. А рыночные механизмы, включая спекулятивные, играют в лучшем случае вспомогательную роль. Понятно, что, устраивая надлежащие утечки информации, нетрудно вызвать нужную реакцию «биржевого планктона». Однако нельзя исключить, что политические субъекты без труда могут добиться нужного поведения биржи, просто организуя надлежащие интервенции через подконтрольные «псевдорыночные» структуры. Аффилированным с государством структурам это вполне по силам. Это значит, что прогноз поведения цен на нефть не может быть сделан из экономических соображений. А как насчет политических соображений, исходя из ответов на вопросы «кому выгодно?» и «против кого направлено?» Может быть, чтобы правильно предсказывать цены, нужно научиться понимать планы тех, кто реально их формирует?
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
