27.03.2006 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2006 года: "Даниэль КОН-БЕНДИТ: «Сегодня труднее быть молодым, чем в 68-м году...»"

Всю минувшую неделю премьер-министр Франции Доминик де Вильпен продолжал упорно защищать пресловутый «договор первого найма», развязывающий руки работодателям в отношении новых работников.Сегодня, по прошествии 38 лет, он уже не тот 15-летний Доминик, который в мае 68-го стал единственным (!) из учеников своей школы, кто объявил забастовку солидарности с революционными студентами Парижа. Приближает ли де Вильпен своим отказом идти на компромисс новый «красный май» и в чем отличие нынешнего конфликта от ситуации мая 1968-го? На вопросы корреспондента «Профиля» Веры Медведевой ответил один из вождей французского студенческого бунта 60-х годов, а ныне влиятельный депутат Европарламента Даниэль Кон-Бендит.

— Каковы главные отличия мая 1968 года от нынешних студенческих волнений?

— События 1968 года проходили в обществе, совершенно непохожем на нынешнее. Безработица была минимальной, экономический рост — устойчивым, страна находилась на подъеме. Тогдашнее студенческое движение было наступательным, с ясной идеологической программой. Теперь же мы имеем массовую безработицу и отсутствие уверенности в завтрашнем дне, поэтому сегодняшние студенческие выступления носят, скорее, оборонительный характер. Молодежь защищается, чтобы не быть вытесненной на обочину общества и досрочно не пополнить ряды безработных. Нынешний протест есть отражение боязни будущего, а движение 1968 года было попыткой морально улучшить вполне совершенное с экономической точки зрения общество.

— А есть ли общие черты у этих событий?

— Одинаковой является реакция государства, которое и тогда, и сейчас реагирует неадекватно, не находит общего языка с молодежью и пытается действовать, руководствуясь только собственной логикой, не прислушиваясь к доводам других. Два совершенно разных молодежных движения и одинаковая неспособность государства к диалогу.

— Как вы считаете, тогдашние и нынешние студенческие выступления являются спонтанными или срежиссированными?

— События 1968 года носили явно спонтанный характер. Сегодня мы наблюдаем закономерную реакцию на конкретный правительственный документ. Я бы назвал происходящее сейчас продолжением того движения, которое привело к негативному результату на референдуме по европейской конституции.

— Студенческие волнения 1968 года в конечном счете привели к кризису власти и отставке де Голля. Способны ли нынешние беспорядки привести к подобному результату?

— Все возможно, тем более что компромисс пока не найден. Однако я бы не стал преувеличивать роль студенческих волнений. Отставки правительства случались и без 68-го года, и без участия студентов. Например, когда правительство Алена Жюппе (премьер-министр Франции в 1995—1997 годах. — «Профиль») разработало пенсионную реформу, то ее обсуждение породило тяжелейший правительственный кризис, который привел к роспуску Национальной ассамблеи и в результате к победе левых.

— Какие события мы можем ожидать в ближайшие две недели?

— У меня нет магического кристалла, чтобы предсказывать будущее. В целом же, думаю, если правительство будет и дальше пытаться девальвировать и принижать молодежный протест, то это в итоге приведет к усилению левых партий на ближайших выборах.

— Не сожалеете ли вы сегодня о том, что были одним из организаторов «парижского мая», который показал пример нынешней молодежи?

— Все это — фантазии журналистов. Жизнь не описывается упрощенными сравнениями и параллелями. 68-й год был почти сорок лет назад. Общество радикально изменилось. То же самое можно сказать и о молодежи. Мне кажется, сегодня быть молодым гораздо труднее, чем это было в 1968 году. В обществе чувствуется гораздо больше неуверенности и обеспокоенности, а само общество стало более жестким.

— Многие россияне считают, что парижские студенты просто «зажрались» и должны были бы сравнить свои условия с нашими, российскими, чтобы понять, насколько им хорошо живется...

— А разве россияне сами сравнивают свои условия с положением в Буркина-Фасо? Никто и никогда не строит жизнь, исходя из сравнений с худшими условиями. Человеку свойственно стремиться к лучшему.

Между Францией и Северной Кореей

Некоторые российские СМИ пытаются представить студенческие волнения во Франции как проявление социального иждивенчества. Мол, «с жиру бесятся». А вот многие французы — поэтому-то профсоюзы страны и поддержали идею совместной общенациональной забастовки 28 марта! — к требованиям студентов отнеслись с пониманием. Очень внимательно следят за происходящим в старой Европе: так уж повелось, что разного рода революционные призраки забредали туда именно из Франции. С некоторой настороженностью (не подует ли «оранжевый» ветер и оттуда?) наблюдают за французскими сюжетами в Москве.

Почему мы, россияне, когда-то веселились, разглядывая журнал «Северная Корея»? Да потому что по сравнению с их уровнем подавления личности наша советская действительность казалась образцом демократии. Сегодня же на фоне «зажравшихся» французов мы сами выглядим почти северными корейцами. Ибо даже не можем оценить элементарные проявления той самой демократии — французские социальные и трудовые стандарты кажутся нам столь же неземными, как и многопартийная система — подданным Ким Чен Ира.

Мы долгие годы не бастуем, а наш «рабочий класс» забыл, что это такое — выдвижение «классовых» требований. «Стабильность» общества у нас достигается не балансом требований и интересов социальных групп, а договоренностями между очень узкими группировками элит.

За французов можно не волноваться: они опять отстоят свою сытую жизнь. Правда, им такая жизнь кажется полной невзгод и опасностей. Вот они и стремятся ее улучшить, все время что-то требуя, а когда власть не идет на попятную — бузят.

И еще. Для многих из нас, россиян, непонятно, почему французы («ленивые, неблагодарные, эгоистичные...») живут так хорошо, а мы, талантливые, работоспособные и энергичные, с трудом выживаем.

Почему они вообще еще не развалились? Почему при полном отсутствии полезных ископаемых Франция занимает первые места в мире по уровню здравоохранения и образования? Почему французы и француженки живут в среднем почти на 20 лет больше, чем россияне и россиянки? Почему?..

Может быть, в подоплеке нынешних студенческих волнений во Франции и кроется ответ на этот вечный вопрос российской жизни?

Вера Медведева, Евгений Верлин

— Каковы главные отличия мая 1968 года от нынешних студенческих волнений?

— События 1968 года проходили в обществе, совершенно непохожем на нынешнее. Безработица была минимальной, экономический рост — устойчивым, страна находилась на подъеме. Тогдашнее студенческое движение было наступательным, с ясной идеологической программой. Теперь же мы имеем массовую безработицу и отсутствие уверенности в завтрашнем дне, поэтому сегодняшние студенческие выступления носят, скорее, оборонительный характер. Молодежь защищается, чтобы не быть вытесненной на обочину общества и досрочно не пополнить ряды безработных. Нынешний протест есть отражение боязни будущего, а движение 1968 года было попыткой морально улучшить вполне совершенное с экономической точки зрения общество.

— А есть ли общие черты у этих событий?

— Одинаковой является реакция государства, которое и тогда, и сейчас реагирует неадекватно, не находит общего языка с молодежью и пытается действовать, руководствуясь только собственной логикой, не прислушиваясь к доводам других. Два совершенно разных молодежных движения и одинаковая неспособность государства к диалогу.

— Как вы считаете, тогдашние и нынешние студенческие выступления являются спонтанными или срежиссированными?

— События 1968 года носили явно спонтанный характер. Сегодня мы наблюдаем закономерную реакцию на конкретный правительственный документ. Я бы назвал происходящее сейчас продолжением того движения, которое привело к негативному результату на референдуме по европейской конституции.

— Студенческие волнения 1968 года в конечном счете привели к кризису власти и отставке де Голля. Способны ли нынешние беспорядки привести к подобному результату?

— Все возможно, тем более что компромисс пока не найден. Однако я бы не стал преувеличивать роль студенческих волнений. Отставки правительства случались и без 68-го года, и без участия студентов. Например, когда правительство Алена Жюппе (премьер-министр Франции в 1995—1997 годах. — «Профиль») разработало пенсионную реформу, то ее обсуждение породило тяжелейший правительственный кризис, который привел к роспуску Национальной ассамблеи и в результате к победе левых.

— Какие события мы можем ожидать в ближайшие две недели?

— У меня нет магического кристалла, чтобы предсказывать будущее. В целом же, думаю, если правительство будет и дальше пытаться девальвировать и принижать молодежный протест, то это в итоге приведет к усилению левых партий на ближайших выборах.

— Не сожалеете ли вы сегодня о том, что были одним из организаторов «парижского мая», который показал пример нынешней молодежи?

— Все это — фантазии журналистов. Жизнь не описывается упрощенными сравнениями и параллелями. 68-й год был почти сорок лет назад. Общество радикально изменилось. То же самое можно сказать и о молодежи. Мне кажется, сегодня быть молодым гораздо труднее, чем это было в 1968 году. В обществе чувствуется гораздо больше неуверенности и обеспокоенности, а само общество стало более жестким.

— Многие россияне считают, что парижские студенты просто «зажрались» и должны были бы сравнить свои условия с нашими, российскими, чтобы понять, насколько им хорошо живется...

— А разве россияне сами сравнивают свои условия с положением в Буркина-Фасо? Никто и никогда не строит жизнь, исходя из сравнений с худшими условиями. Человеку свойственно стремиться к лучшему.

Между Францией и Северной Кореей

Некоторые российские СМИ пытаются представить студенческие волнения во Франции как проявление социального иждивенчества. Мол, «с жиру бесятся». А вот многие французы — поэтому-то профсоюзы страны и поддержали идею совместной общенациональной забастовки 28 марта! — к требованиям студентов отнеслись с пониманием. Очень внимательно следят за происходящим в старой Европе: так уж повелось, что разного рода революционные призраки забредали туда именно из Франции. С некоторой настороженностью (не подует ли «оранжевый» ветер и оттуда?) наблюдают за французскими сюжетами в Москве.

Почему мы, россияне, когда-то веселились, разглядывая журнал «Северная Корея»? Да потому что по сравнению с их уровнем подавления личности наша советская действительность казалась образцом демократии. Сегодня же на фоне «зажравшихся» французов мы сами выглядим почти северными корейцами. Ибо даже не можем оценить элементарные проявления той самой демократии — французские социальные и трудовые стандарты кажутся нам столь же неземными, как и многопартийная система — подданным Ким Чен Ира.

Мы долгие годы не бастуем, а наш «рабочий класс» забыл, что это такое — выдвижение «классовых» требований. «Стабильность» общества у нас достигается не балансом требований и интересов социальных групп, а договоренностями между очень узкими группировками элит.

За французов можно не волноваться: они опять отстоят свою сытую жизнь. Правда, им такая жизнь кажется полной невзгод и опасностей. Вот они и стремятся ее улучшить, все время что-то требуя, а когда власть не идет на попятную — бузят.

И еще. Для многих из нас, россиян, непонятно, почему французы («ленивые, неблагодарные, эгоистичные...») живут так хорошо, а мы, талантливые, работоспособные и энергичные, с трудом выживаем.

Почему они вообще еще не развалились? Почему при полном отсутствии полезных ископаемых Франция занимает первые места в мире по уровню здравоохранения и образования? Почему французы и француженки живут в среднем почти на 20 лет больше, чем россияне и россиянки? Почему?..

Может быть, в подоплеке нынешних студенческих волнений во Франции и кроется ответ на этот вечный вопрос российской жизни?

Вера Медведева, Евгений Верлин

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».