Архивная публикация 2000 года: "Деньги -- на воз"
Российское село могут спасти только две меры: банкротство и государственные дотации -- считает вице-премьер российского правительства, министр сельского хозяйства Алексей ГОРДЕЕВ"Профиль": Алексей Васильевич, в этом году Минсельхоз отчитался о хорошем урожае. Это милость Божья или экономическое достижение?
Алексей Гордеев: Предыдущие четыре года были для сельхозпроизводителя убыточными. В прошлом году мы впервые получили прибыль примерно 13 млрд. рублей, и в этом году тенденция сохранилась. Мы снова закончили год с прибылью, которая будет несколько больше, чем в прошлом,-- точная цифра будет известна только в феврале.
"П.": Речь идет о сельском хозяйстве в целом?
А.Г.: Нет, речь идет лишь о сельхозтоваропроизводителе. Что касается перерабатывающей промышленности, то там дела обстоят несколько лучше. Убытки были лишь в 1998 году. В остальные годы, в том числе в нынешнем, переработка показывает неплохие прибыли и темпы роста по текущему году тоже приличные.
"П.": Тем не менее премьер-министр объявил, что потери нашего сельхозпроизводства составили более $1 млрд.
А.Г.: Действительно, мы потеряли около 10 млн. тонн зерна, что в пересчете на рыночные цены составляет около $1 млрд.
"П.": Каков прогноз на следующий год? Касьянов заявил, что Россия вскоре сможет стать экспортером зерна. Насколько это реально при таком уровне потерь?
А.Г.: Прогнозы вообще дело неблагодарное, тем более в сельском хозяйстве. Нужно учесть, что сельское хозяйство -- самая инертная область экономики. Оно медленно падало, так же медленно будет подниматься. Например, для восстановления поголовья крупного рогатого скота необходимо не менее пяти лет.
И все-таки подъем возможен. Мы должны восполнить недостаток оборотных средств, техники и ГСМ. К тому же мы собираемся погасить ущерб товаропроизводителей от чрезвычайных ситуаций -- заморозков, засухи и т.п. В нынешнем году на это из дополнительных доходов бюджета выделено 3,4 млрд. рублей.
Мы также собираемся на условиях финансового лизинга поставить из Белоруссии тракторы и другую уборочную технику на сумму 1,5 млрд. рублей.
"П.": Эти 1,5 млрд. рублей из дополнительных доходов бюджета?
А.Г.: Нет, это долги Белоруссии "Газпрому", которые она не может вернуть деньгами. У "Газпрома", в свою очередь, есть некоторое количество старых задолженностей перед государством, которые по тем или иным причинам взыскать довольно сложно. Вот эти самые газпромовские долги перед государством и будут превращены в белорусскую технику. И для сельского хозяйства это станет дополнительной финансовой помощью.
"П.": То есть вы продолжите практику фактически государственного дотирования сельского хозяйства?
А.Г.: Бюджетные расходы на поддержку сельского хозяйства из года в год уменьшались. В 2000 году они составили 1,6% от общей суммы расходов бюджета. В этом году нам удалось переломить тенденцию. И в бюджете-2001 доля расходов составила уже 1,7%. Конечно, 0,1%, как говорится, не спасет русскую демократию, но здесь важна тенденция.
"П.": Алексей Васильевич, по отношению к сельскому хозяйству существуют две позиции. Одна, ультралиберальная, состоит в том, что его совсем не стоит поддерживать: деньги все равно уйдут в песок. Нужно отдать все на откуп свободному рынку и ждать, кто выплывет и выживет сам. Другая: без господдержки сельское хозяйство при нашем климате не выживет вообще. Следовательно, денег должно быть во много раз больше, чем сейчас. Какая из них, по вашему мнению, верна?
А.Г.: Во-первых, вы берете две крайности. Истина, наверно, где-то посередине. Есть два варианта: либо поддерживать напрямую, бюджетными деньгами, либо использовать механизмы госрегулирования, которые во многих странах довольно эффективно действуют. Но проблема в том, что у нас нет такого выбора. У государства просто нет денег. Поэтому мы предусматриваем провести финансовое оздоровление сельхозпредприятий. И параллельно запустить ряд регуляторов рынка.
"П.": Как правило, под финансовым оздоровлением понимается списание долгов.
А.Г.: Никакого списания не будет. Иначе мы лишим стимула тех, кто нормально и прибыльно работает. Дело в том, что собственно государственная политика в области АПК за многие годы создала все предпосылки для развития там серого бизнеса. Ведь сейчас более чем у половины хозяйств счета заблокированы. Они уже не первый год живут по принципам натурального хозяйства, бартера и т.п. Требовать от них эффективной работы и уплаты налогов просто несерьезно. Понятия ценообразования, зарплаты и т.п. при таких условиях становятся довольно условными. Именно поэтому инвестор в село не идет.
Мы собираемся исправить эти ошибки и создать условия для нормальной работы. Ведь наша отрасль имеет ряд специфических особенностей. Что предполагает специфические подходы со стороны государства.
"П.": В чем специфика?
А.Г.: Прежде всего в том, что на селе менеджмент, основные фонды и земля существуют отдельно друг от друга. И получается, что механизмы банкротства там просто не работают. Когда человек вкладывает туда деньги и через какое-то время понимает, что их не вернули, становится ясно, что спросить просто не с кого.
Поэтому все основные кредиторы АПК -- бюджеты, внебюджетные государственные фонды, РАО ЕЭС, "Газпром", поставщики нефтепродуктов -- поняли ровно одно: если не выработать консолидированную государственную политику по отношению к АПК и возврату долгов, то про них можно автоматически забыть. При этом счетчик по начислению штрафов и пеней продолжает работать, что усугубляет ситуацию.
Из общих долгов АПК -- 181 млрд. рублей -- значительную часть составляют именно штрафы и пени. Поэтому постановлением правительства от 12 декабря была создана правительственная комиссия, в которую вошли основные кредиторы и заинтересованные ведомства. Подобные комиссии рекомендовано создать и в субъектах Федерации.
"П.": Чем будут эти комиссии заниматься?
А.Г.: Алгоритм такой: если хозяйство с заблокированным счетом своим бизнес-планом подтверждает, что оно способно выполнять текущие обязательства, то проводится реструктуризация его долга, счета разблокируются и оно начинает нормально работать. Долги реструктурируются на шесть лет. При этом хозяйство все эти шесть лет выплачивает, вместе с текущими платежами, лишь основное тело долга, а все штрафы и пени ежегодно списываются. То есть через шесть лет, если работа идет нормально, хозяйство избавляется от всех долгов.
"П.": Насколько я понимаю, за основу взята методология работы АРКО?
А.Г.: В принципе да. Наша цель -- создать в сельхозпроизводстве слой средних хозяйств. Ведь сейчас приблизительно 10% хозяйств -- действительно сильные и прибыльные, а все остальные либо слабые, либо совсем безнадежные. И сильные становятся еще сильнее, а слабые превращаются в безнадежные. Если в ближайшие несколько лет, избавив предприятия от безнадежных долгов и создав нормальные условия работы, мы будем иметь 30--40% средних хозяйств, это позволит всерьез поднять уровень производства и начать разбираться с хозяйствами безнадежными.
"П.": Что вы собираетесь делать с последними?
А.Г.: Будем, используя закон о банкротстве, административный ресурс, мощности средних и сильных хозяйств, реформировать их, искать новых собственников. Новых управляющих. То есть речь идет о том, чтобы сконцентрировать собственность именно у эффективного хозяина. На мой взгляд, это и будут реальные, а не теоретические реформы. Сегодня ведь большинство безнадежных хозяйств разваливаются зачастую по вине руководителей
"П.": Воруют?
А.Г.: И воруют, и не обладают достаточной квалификацией, а больше пьют. Есть масса примеров, когда смена руководителя, приход в хозяйство молодых и грамотных менеджеров в корне меняют ситуацию, причем за очень короткое время.
"П.": Вы хотите сказать, что сельхозпроизводство уже может быть прибыльным и приносить дивиденды?
А.Г.: Да, безусловно, и тому есть масса примеров. Например, в Белгородской области, Краснодарском крае, в некоторых других регионах есть довольно много действительно успешных хозяйств, где и менеджеры, и работники получают нормальную зарплату, платят налоги, имеют очень неплохие показатели.
"П.": И им не мешает нерешенный вопрос о собственности на землю?
А.Г.: Я недавно общался с белгородским губернатором. Он мне сказал, что вопросов с собственностью на землю у него просто нет. Эта проблема решена по факту. В том или ином виде земля находится в обороте, в собственности. Созданы АО, которые меняют паи, принадлежащие сельхозпроизводителю, на свои акции. Таким образом приобретают право на землю.
"П.": Вы считаете, что в решении вопроса о продаже сельхозземель необходимости нет?
А.Г.: Необходимость есть. И разрешить законодательно оборот сельскохозяйственных земель необходимо. Хотя бы потому, что фактически такой оборот существует, земля продается и покупается. Это нужно лишь закрепить законом. И правительство, и Дума согласились с тем, что Земельный кодекс нужно принимать, а оборот сельхозземель регулировать отдельным законом. Здесь есть два крайних варианта. Один -- сделать закон на федеральном уровне и расписать все процедуры и ограничения подробно. Но понятно, что сделать это в одном законе и для Чукотки, и для Краснодара невозможно.
Есть другой вариант -- принять рамочный федеральный закон, а регионам дать широкие права по самостоятельному регулированию земельных отношений. При этом необходимо обеспечить жесткий государственный контроль за оборотом земель.
Но нужно сказать, что земельные отношения -- это далеко не камень преткновения. И говорить о том, что это единственное, что мешает выходу сельского хозяйства из кризиса не стоит.
"П.": Вы сказали, что, помимо финансового оздоровления, государство обязано выработать механизмы регулирования сельхозрынка. В чем они будут заключаться?
А.Г.: Их несколько. Прежде всего -- таможенно-тарифная политика. В случае с продуктами питания это важнейший механизм. Мы в свое время пустили в страну импортные свинину, мясо птицы, ряд других продуктов, которые были не только не очень качественными, но и субсидировались государствами-экспортерами иногда до 80%. В результате мы чуть не сгубили собственного производителя. Нам уже удалось доказать ряду ведомств, в том числе ГТК, что к сельхозпродукции и продуктам питания нужно относиться как к специфическому виду товаров. Например, несмотря на унификацию пошлин, нам удалось отстоять 25-процентную ставку пошлины на ввоз мяса птицы.
Кроме того, по ряду ключевых рынков мы уже такие регулирующие механизмы выработали. Один из самых показательных примеров -- рынок сахара. На мой взгляд, нам удалось совершить своеобразную мини-революцию, введя квоты на импорт сахара-сырца. Этот инструмент, кстати, используется во многих странах. Проблема России в том, что у нас неуклонно падает собственное производство сахара и растет импорт. Так вот, введя квоты, мы смогли создать стимул для собственного производителя, с одной стороны, и удовлетворить потребности рынка в готовой продукции -- с другой.
"П.": Почему вы отказались от сезонных пошлин?
А.Г.: Сезонные пошлины, безусловно, улучшили ситуацию. До их введения собственное производство неуклонно падало под давлением дешевого импорта. После того как ввели пошлины, падение производства удалось остановить, начались инвестиции в сахарные заводы, их сырьевую базу. Однако этого оказалось недостаточно. Импортеры завозили очень много сырца в период, когда пошлины не действовали. Кроме того, с точки зрения бюджета собрать эти пошлины не так просто. Мы ввели аукционы по продаже импортных квот. Таким образом, удалось не только тут же получить в бюджет $210 млн., но и приобрести в лице тех, кто приобрел квоты, лучший правоохранительный орган. Они уж точно не дадут развиваться серому бизнесу, левой растаможке и т.п.
Кроме того, все, кто купил квоты, все равно будут работать на наших перерабатывающих заводах. А высокие цены на импорт -- стимул для производителя сахарной свеклы. Все было сделано гласно и честно. Бизнес на нас не обижается.
Кстати, сахар у нас сейчас дешевле, чем на Украине. Мы превращаемся в экспортеров.
"П.": Насколько я понимаю, вы собираетесь отрегулировать и рынок зерна. И бизнес в данном случае не очень доволен позицией министерства.
А.Г.: Не совсем так. В процессе подготовки решения мы активно советовались с другими министерствами, представителями бизнеса, парламентариями. Бизнес испугало то, что на рынке может появиться крупный игрок в виде государства. Это неправильная оценка. У государства просто нет денег для того, чтобы выступать на рынке в качестве крупного покупателя и продавца. Мы хотим лишь развить биржевую торговлю и сделать государство гарантом проведения биржевых сделок. У нас можно купить зерно, а потом, приехав на склад, обнаружить, что его просто нет. Государство должно на первом этапе запустить рыночный механизм, гарантировать наличие товара на складе, выпускать складские расписки, гарантировать рынок от спекулятивных роста и падения цен. Ведь у нас урожайность скачет из года в год в 1,5--2 раза, что приводит к скачкам цен. Для этого мы и должны иметь возможность выбрасывать на рынок или, наоборот, закупать те или иные объемы зерна.
Причем мы собираемся создать негосударственный биржевой механизм, который позволит рынку стать прозрачным и будет гарантировать от злоупотреблений. В том числе и со стороны государственного агента.
"П.": Понятно, что регулировать рынок необходимо. Но ведь такие скачки урожайности -- это показатель проблем в производстве зерна, зависимости производства от погодных факторов и т.п. Может быть, лучше не регулировать рынок, а увеличивать производство зерна?
А.Г.: Действительно, деградация нашего сельского хозяйства приводит к тому, что урожай сильно зависит от погоды. Мы проводили исследования, которые показывают, что, если технологии соблюдаются, от погоды зависит лишь 20% урожая. Если нет -- 80%. У нас, к сожалению, именно эти 80% и есть. Причина -- отсутствие средств у производителя, нежелание стороннего инвестора вкладываться в сельхозпроизводство. Потому что рынок непредсказуем и нет гарантии, что инвестиции вернутся, что будет запланированная рентабельность.
Мы говорим, что, как только мы сумеем стабилизировать рынок, то есть обеспечить нормальную прибыльность самого производителя, в сельхозпроизводство придет инвестор. То есть пойдут частные вложения, которые обеспечат и нужное количество удобрений, и нужное количество и качество техники.
"П.": Для инвестора важно наличие финансовой инфраструктуры. Как вам в этой связи видится судьба и функции Россельхозбанка?
А.Г.: В идеале Россельхозбанк должен стать банком-оператором во взаимоотношениях между государством и коммерческими банками, страховыми компаниями, то есть оптовым банком по типу того, который существует в Германии. Он будет выполнять ряд государственных программ и выстраивать жесткие отношения с остальным банковским сектором.
Кроме того, через Россельхозбанк целесообразно было бы организовать оборот земли. Я имею в виду именно сельхозземли, которые могут быть использованы только для сельхозпроизводства. Так вот, через Россельхозбанк можно было бы оформлять залог земли. Вексель Россельхозбанка тогда будет приниматься комбанком, и взыскание будет обращено не на фермера, а на государство. Которое, в свою очередь, через Россельхозбанк и будет обращать взыскание на заложенную фермером землю.
Кроме того, есть и социальный аспект. У нас в ряде сельских районов нет банков вообще. Даже Сбербанк оттуда ушел: невыгодно. Поэтому, если правительство посчитает, что часть прибыли Россельхозбанка можно направлять на такие социальные программы, можно будет создать филиальную сеть там, где банков нет вообще. Кстати, когда у сельхозпроизводителя появятся деньги, содержание такой сети будет приносить неплохую прибыль.
"П.": Получается, часть функций Россельхозбанка будет повторять функции упраздненной несколько лет назад Федеральной продовольственной корпорации?
А.Г.: Совсем нет. Россельхозбанк -- это прежде всего именно банк, со всеми функциями и полномочиями. Только принадлежит он государству. ФПК же была крайне своеобразной структурой, учреждением, которое ухитрялось проводить финансовые операции, не отражая их в балансе. Так что аналогия неудачна. В Россельхозбанке, конечно, тоже могут быть злоупотребления, как и в любом другом государственном или негосударственном учреждении. Но это вопрос к правоохранительным органам.
Вы, я так понимаю, исходите из посыла, что все, что государственное, по определению плохо. Если так рассуждать, то можно просто ничего не делать. Вопрос надо ставить по-другому. Сейчас в госструктурах, как правило, нет грамотных менеджеров. Они будут, когда государство будет им платить достойно, не меньше, чем в коммерческих.
"П.": Но вы же сами говорите, что у государства нет денег.
А.Г.: Это иллюзия. Сахарный аукцион позволил государству в один день заработать $210 млн. Если бы мы провели аукцион по импорту куриного мяса, получили бы $1 млрд. А вы говорите -- денег нет. Их нужно просто правильно зарабатывать и правильно тратить. В том числе и на то, чтобы нанимать хороших менеджеров.
Российское село могут спасти только две меры: банкротство и государственные дотации -- считает вице-премьер российского правительства, министр сельского хозяйства Алексей ГОРДЕЕВ"Профиль": Алексей Васильевич, в этом году Минсельхоз отчитался о хорошем урожае. Это милость Божья или экономическое достижение?
Алексей Гордеев: Предыдущие четыре года были для сельхозпроизводителя убыточными. В прошлом году мы впервые получили прибыль примерно 13 млрд. рублей, и в этом году тенденция сохранилась. Мы снова закончили год с прибылью, которая будет несколько больше, чем в прошлом,-- точная цифра будет известна только в феврале.
"П.": Речь идет о сельском хозяйстве в целом?
А.Г.: Нет, речь идет лишь о сельхозтоваропроизводителе. Что касается перерабатывающей промышленности, то там дела обстоят несколько лучше. Убытки были лишь в 1998 году. В остальные годы, в том числе в нынешнем, переработка показывает неплохие прибыли и темпы роста по текущему году тоже приличные.
"П.": Тем не менее премьер-министр объявил, что потери нашего сельхозпроизводства составили более $1 млрд.
А.Г.: Действительно, мы потеряли около 10 млн. тонн зерна, что в пересчете на рыночные цены составляет около $1 млрд.
"П.": Каков прогноз на следующий год? Касьянов заявил, что Россия вскоре сможет стать экспортером зерна. Насколько это реально при таком уровне потерь?
А.Г.: Прогнозы вообще дело неблагодарное, тем более в сельском хозяйстве. Нужно учесть, что сельское хозяйство -- самая инертная область экономики. Оно медленно падало, так же медленно будет подниматься. Например, для восстановления поголовья крупного рогатого скота необходимо не менее пяти лет.
И все-таки подъем возможен. Мы должны восполнить недостаток оборотных средств, техники и ГСМ. К тому же мы собираемся погасить ущерб товаропроизводителей от чрезвычайных ситуаций -- заморозков, засухи и т.п. В нынешнем году на это из дополнительных доходов бюджета выделено 3,4 млрд. рублей.
Мы также собираемся на условиях финансового лизинга поставить из Белоруссии тракторы и другую уборочную технику на сумму 1,5 млрд. рублей.
"П.": Эти 1,5 млрд. рублей из дополнительных доходов бюджета?
А.Г.: Нет, это долги Белоруссии "Газпрому", которые она не может вернуть деньгами. У "Газпрома", в свою очередь, есть некоторое количество старых задолженностей перед государством, которые по тем или иным причинам взыскать довольно сложно. Вот эти самые газпромовские долги перед государством и будут превращены в белорусскую технику. И для сельского хозяйства это станет дополнительной финансовой помощью.
"П.": То есть вы продолжите практику фактически государственного дотирования сельского хозяйства?
А.Г.: Бюджетные расходы на поддержку сельского хозяйства из года в год уменьшались. В 2000 году они составили 1,6% от общей суммы расходов бюджета. В этом году нам удалось переломить тенденцию. И в бюджете-2001 доля расходов составила уже 1,7%. Конечно, 0,1%, как говорится, не спасет русскую демократию, но здесь важна тенденция.
"П.": Алексей Васильевич, по отношению к сельскому хозяйству существуют две позиции. Одна, ультралиберальная, состоит в том, что его совсем не стоит поддерживать: деньги все равно уйдут в песок. Нужно отдать все на откуп свободному рынку и ждать, кто выплывет и выживет сам. Другая: без господдержки сельское хозяйство при нашем климате не выживет вообще. Следовательно, денег должно быть во много раз больше, чем сейчас. Какая из них, по вашему мнению, верна?
А.Г.: Во-первых, вы берете две крайности. Истина, наверно, где-то посередине. Есть два варианта: либо поддерживать напрямую, бюджетными деньгами, либо использовать механизмы госрегулирования, которые во многих странах довольно эффективно действуют. Но проблема в том, что у нас нет такого выбора. У государства просто нет денег. Поэтому мы предусматриваем провести финансовое оздоровление сельхозпредприятий. И параллельно запустить ряд регуляторов рынка.
"П.": Как правило, под финансовым оздоровлением понимается списание долгов.
А.Г.: Никакого списания не будет. Иначе мы лишим стимула тех, кто нормально и прибыльно работает. Дело в том, что собственно государственная политика в области АПК за многие годы создала все предпосылки для развития там серого бизнеса. Ведь сейчас более чем у половины хозяйств счета заблокированы. Они уже не первый год живут по принципам натурального хозяйства, бартера и т.п. Требовать от них эффективной работы и уплаты налогов просто несерьезно. Понятия ценообразования, зарплаты и т.п. при таких условиях становятся довольно условными. Именно поэтому инвестор в село не идет.
Мы собираемся исправить эти ошибки и создать условия для нормальной работы. Ведь наша отрасль имеет ряд специфических особенностей. Что предполагает специфические подходы со стороны государства.
"П.": В чем специфика?
А.Г.: Прежде всего в том, что на селе менеджмент, основные фонды и земля существуют отдельно друг от друга. И получается, что механизмы банкротства там просто не работают. Когда человек вкладывает туда деньги и через какое-то время понимает, что их не вернули, становится ясно, что спросить просто не с кого.
Поэтому все основные кредиторы АПК -- бюджеты, внебюджетные государственные фонды, РАО ЕЭС, "Газпром", поставщики нефтепродуктов -- поняли ровно одно: если не выработать консолидированную государственную политику по отношению к АПК и возврату долгов, то про них можно автоматически забыть. При этом счетчик по начислению штрафов и пеней продолжает работать, что усугубляет ситуацию.
Из общих долгов АПК -- 181 млрд. рублей -- значительную часть составляют именно штрафы и пени. Поэтому постановлением правительства от 12 декабря была создана правительственная комиссия, в которую вошли основные кредиторы и заинтересованные ведомства. Подобные комиссии рекомендовано создать и в субъектах Федерации.
"П.": Чем будут эти комиссии заниматься?
А.Г.: Алгоритм такой: если хозяйство с заблокированным счетом своим бизнес-планом подтверждает, что оно способно выполнять текущие обязательства, то проводится реструктуризация его долга, счета разблокируются и оно начинает нормально работать. Долги реструктурируются на шесть лет. При этом хозяйство все эти шесть лет выплачивает, вместе с текущими платежами, лишь основное тело долга, а все штрафы и пени ежегодно списываются. То есть через шесть лет, если работа идет нормально, хозяйство избавляется от всех долгов.
"П.": Насколько я понимаю, за основу взята методология работы АРКО?
А.Г.: В принципе да. Наша цель -- создать в сельхозпроизводстве слой средних хозяйств. Ведь сейчас приблизительно 10% хозяйств -- действительно сильные и прибыльные, а все остальные либо слабые, либо совсем безнадежные. И сильные становятся еще сильнее, а слабые превращаются в безнадежные. Если в ближайшие несколько лет, избавив предприятия от безнадежных долгов и создав нормальные условия работы, мы будем иметь 30--40% средних хозяйств, это позволит всерьез поднять уровень производства и начать разбираться с хозяйствами безнадежными.
"П.": Что вы собираетесь делать с последними?
А.Г.: Будем, используя закон о банкротстве, административный ресурс, мощности средних и сильных хозяйств, реформировать их, искать новых собственников. Новых управляющих. То есть речь идет о том, чтобы сконцентрировать собственность именно у эффективного хозяина. На мой взгляд, это и будут реальные, а не теоретические реформы. Сегодня ведь большинство безнадежных хозяйств разваливаются зачастую по вине руководителей
"П.": Воруют?
А.Г.: И воруют, и не обладают достаточной квалификацией, а больше пьют. Есть масса примеров, когда смена руководителя, приход в хозяйство молодых и грамотных менеджеров в корне меняют ситуацию, причем за очень короткое время.
"П.": Вы хотите сказать, что сельхозпроизводство уже может быть прибыльным и приносить дивиденды?
А.Г.: Да, безусловно, и тому есть масса примеров. Например, в Белгородской области, Краснодарском крае, в некоторых других регионах есть довольно много действительно успешных хозяйств, где и менеджеры, и работники получают нормальную зарплату, платят налоги, имеют очень неплохие показатели.
"П.": И им не мешает нерешенный вопрос о собственности на землю?
А.Г.: Я недавно общался с белгородским губернатором. Он мне сказал, что вопросов с собственностью на землю у него просто нет. Эта проблема решена по факту. В том или ином виде земля находится в обороте, в собственности. Созданы АО, которые меняют паи, принадлежащие сельхозпроизводителю, на свои акции. Таким образом приобретают право на землю.
"П.": Вы считаете, что в решении вопроса о продаже сельхозземель необходимости нет?
А.Г.: Необходимость есть. И разрешить законодательно оборот сельскохозяйственных земель необходимо. Хотя бы потому, что фактически такой оборот существует, земля продается и покупается. Это нужно лишь закрепить законом. И правительство, и Дума согласились с тем, что Земельный кодекс нужно принимать, а оборот сельхозземель регулировать отдельным законом. Здесь есть два крайних варианта. Один -- сделать закон на федеральном уровне и расписать все процедуры и ограничения подробно. Но понятно, что сделать это в одном законе и для Чукотки, и для Краснодара невозможно.
Есть другой вариант -- принять рамочный федеральный закон, а регионам дать широкие права по самостоятельному регулированию земельных отношений. При этом необходимо обеспечить жесткий государственный контроль за оборотом земель.
Но нужно сказать, что земельные отношения -- это далеко не камень преткновения. И говорить о том, что это единственное, что мешает выходу сельского хозяйства из кризиса не стоит.
"П.": Вы сказали, что, помимо финансового оздоровления, государство обязано выработать механизмы регулирования сельхозрынка. В чем они будут заключаться?
А.Г.: Их несколько. Прежде всего -- таможенно-тарифная политика. В случае с продуктами питания это важнейший механизм. Мы в свое время пустили в страну импортные свинину, мясо птицы, ряд других продуктов, которые были не только не очень качественными, но и субсидировались государствами-экспортерами иногда до 80%. В результате мы чуть не сгубили собственного производителя. Нам уже удалось доказать ряду ведомств, в том числе ГТК, что к сельхозпродукции и продуктам питания нужно относиться как к специфическому виду товаров. Например, несмотря на унификацию пошлин, нам удалось отстоять 25-процентную ставку пошлины на ввоз мяса птицы.
Кроме того, по ряду ключевых рынков мы уже такие регулирующие механизмы выработали. Один из самых показательных примеров -- рынок сахара. На мой взгляд, нам удалось совершить своеобразную мини-революцию, введя квоты на импорт сахара-сырца. Этот инструмент, кстати, используется во многих странах. Проблема России в том, что у нас неуклонно падает собственное производство сахара и растет импорт. Так вот, введя квоты, мы смогли создать стимул для собственного производителя, с одной стороны, и удовлетворить потребности рынка в готовой продукции -- с другой.
"П.": Почему вы отказались от сезонных пошлин?
А.Г.: Сезонные пошлины, безусловно, улучшили ситуацию. До их введения собственное производство неуклонно падало под давлением дешевого импорта. После того как ввели пошлины, падение производства удалось остановить, начались инвестиции в сахарные заводы, их сырьевую базу. Однако этого оказалось недостаточно. Импортеры завозили очень много сырца в период, когда пошлины не действовали. Кроме того, с точки зрения бюджета собрать эти пошлины не так просто. Мы ввели аукционы по продаже импортных квот. Таким образом, удалось не только тут же получить в бюджет $210 млн., но и приобрести в лице тех, кто приобрел квоты, лучший правоохранительный орган. Они уж точно не дадут развиваться серому бизнесу, левой растаможке и т.п.
Кроме того, все, кто купил квоты, все равно будут работать на наших перерабатывающих заводах. А высокие цены на импорт -- стимул для производителя сахарной свеклы. Все было сделано гласно и честно. Бизнес на нас не обижается.
Кстати, сахар у нас сейчас дешевле, чем на Украине. Мы превращаемся в экспортеров.
"П.": Насколько я понимаю, вы собираетесь отрегулировать и рынок зерна. И бизнес в данном случае не очень доволен позицией министерства.
А.Г.: Не совсем так. В процессе подготовки решения мы активно советовались с другими министерствами, представителями бизнеса, парламентариями. Бизнес испугало то, что на рынке может появиться крупный игрок в виде государства. Это неправильная оценка. У государства просто нет денег для того, чтобы выступать на рынке в качестве крупного покупателя и продавца. Мы хотим лишь развить биржевую торговлю и сделать государство гарантом проведения биржевых сделок. У нас можно купить зерно, а потом, приехав на склад, обнаружить, что его просто нет. Государство должно на первом этапе запустить рыночный механизм, гарантировать наличие товара на складе, выпускать складские расписки, гарантировать рынок от спекулятивных роста и падения цен. Ведь у нас урожайность скачет из года в год в 1,5--2 раза, что приводит к скачкам цен. Для этого мы и должны иметь возможность выбрасывать на рынок или, наоборот, закупать те или иные объемы зерна.
Причем мы собираемся создать негосударственный биржевой механизм, который позволит рынку стать прозрачным и будет гарантировать от злоупотреблений. В том числе и со стороны государственного агента.
"П.": Понятно, что регулировать рынок необходимо. Но ведь такие скачки урожайности -- это показатель проблем в производстве зерна, зависимости производства от погодных факторов и т.п. Может быть, лучше не регулировать рынок, а увеличивать производство зерна?
А.Г.: Действительно, деградация нашего сельского хозяйства приводит к тому, что урожай сильно зависит от погоды. Мы проводили исследования, которые показывают, что, если технологии соблюдаются, от погоды зависит лишь 20% урожая. Если нет -- 80%. У нас, к сожалению, именно эти 80% и есть. Причина -- отсутствие средств у производителя, нежелание стороннего инвестора вкладываться в сельхозпроизводство. Потому что рынок непредсказуем и нет гарантии, что инвестиции вернутся, что будет запланированная рентабельность.
Мы говорим, что, как только мы сумеем стабилизировать рынок, то есть обеспечить нормальную прибыльность самого производителя, в сельхозпроизводство придет инвестор. То есть пойдут частные вложения, которые обеспечат и нужное количество удобрений, и нужное количество и качество техники.
"П.": Для инвестора важно наличие финансовой инфраструктуры. Как вам в этой связи видится судьба и функции Россельхозбанка?
А.Г.: В идеале Россельхозбанк должен стать банком-оператором во взаимоотношениях между государством и коммерческими банками, страховыми компаниями, то есть оптовым банком по типу того, который существует в Германии. Он будет выполнять ряд государственных программ и выстраивать жесткие отношения с остальным банковским сектором.
Кроме того, через Россельхозбанк целесообразно было бы организовать оборот земли. Я имею в виду именно сельхозземли, которые могут быть использованы только для сельхозпроизводства. Так вот, через Россельхозбанк можно было бы оформлять залог земли. Вексель Россельхозбанка тогда будет приниматься комбанком, и взыскание будет обращено не на фермера, а на государство. Которое, в свою очередь, через Россельхозбанк и будет обращать взыскание на заложенную фермером землю.
Кроме того, есть и социальный аспект. У нас в ряде сельских районов нет банков вообще. Даже Сбербанк оттуда ушел: невыгодно. Поэтому, если правительство посчитает, что часть прибыли Россельхозбанка можно направлять на такие социальные программы, можно будет создать филиальную сеть там, где банков нет вообще. Кстати, когда у сельхозпроизводителя появятся деньги, содержание такой сети будет приносить неплохую прибыль.
"П.": Получается, часть функций Россельхозбанка будет повторять функции упраздненной несколько лет назад Федеральной продовольственной корпорации?
А.Г.: Совсем нет. Россельхозбанк -- это прежде всего именно банк, со всеми функциями и полномочиями. Только принадлежит он государству. ФПК же была крайне своеобразной структурой, учреждением, которое ухитрялось проводить финансовые операции, не отражая их в балансе. Так что аналогия неудачна. В Россельхозбанке, конечно, тоже могут быть злоупотребления, как и в любом другом государственном или негосударственном учреждении. Но это вопрос к правоохранительным органам.
Вы, я так понимаю, исходите из посыла, что все, что государственное, по определению плохо. Если так рассуждать, то можно просто ничего не делать. Вопрос надо ставить по-другому. Сейчас в госструктурах, как правило, нет грамотных менеджеров. Они будут, когда государство будет им платить достойно, не меньше, чем в коммерческих.
"П.": Но вы же сами говорите, что у государства нет денег.
А.Г.: Это иллюзия. Сахарный аукцион позволил государству в один день заработать $210 млн. Если бы мы провели аукцион по импорту куриного мяса, получили бы $1 млрд. А вы говорите -- денег нет. Их нужно просто правильно зарабатывать и правильно тратить. В том числе и на то, чтобы нанимать хороших менеджеров.
ВЛАДИМИР ЗМЕЮЩЕНКО
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
