Архивная публикация 2006 года: "Егор ГАЙДАР: «Из потребительского бума может вырасти гражданское общество»"

Руководитель Института экономики переходного периода Егор Гайдар ответил на вопросы «Профиля» и попытался выступить арбитром в современных экономических спорах. — Есть ли правый и неправый в споре Грефа и Чубайса о причинах инфляции в России?

— Инфляция в России, как и во всем мире, в первую очередь денежный феномен. Это известно по меньшей мере с того времени, когда порчей монеты занялись римские власти. В другой части аграрного мира инфляционные последствия денежной эмиссии были хорошо известны властям Древнего Китая. В 1976 году профессор М.Фридман получил Нобелевскую премию за цикл работ, демонстрирующих денежную природу инфляции в современном мире. Если говорить о практической денежной политике, проблема в том, что временные лаги между ростом денежного предложения и темпами инфляции — параметр, который трудно прогнозировать. Так же, как и спрос на деньги, это один из самых трудных для анализа экономических показателей. Стратегически, в долгосрочной перспективе, динамика денежного спроса и предложения определяет темпы инфляционных процессов. Однако если рассматривать краткосрочные колебания темпов инфляции, немонетарные факторы имеют значение. По нашим расчетам, в 2005 году в России вклад монетарных факторов в темпы инфляции (если учесть инфляционную инерцию) составил больше 80%. Вклад немонетарных — примерно 16%. В первом квартале влияние немонетарных факторов, как правило, выше. Но по итогам 2006 года это соотношение вряд ли серьезно изменится.

— Как вы оцениваете влияние таких понятий, как «свобода» и «несвобода», на рост инфляции и замедление производства в современной России?

— На протяжении тысячелетий, последовавших за неолитической революцией (перехода от общества охотников-собирателей к обществу земледельцев), показатели уровня жизни, который измеряется душевым ВВП, уровня потребления продуктов питания (в калориях), доли людей, живущих в деревне и занимающихся сельским хозяйством, продолжительности жизни, количества рождений, что приходятся на одну женщину, доли грамотных колебались, но в долгосрочной перспективе оставались стабильными. Из всего, что мы знаем о социально-экономической статистике, следует, что эти показатели мало различались в Египте II тысячелетия до н.э. и Китае XVIII века н.э. Беспрецедентное ускорение экономического развития, повышение его темпов, измеряемых ростом показателей душевого ВВП в десятки раз, начинается на рубеже XVIII—XIX веков в Северо-Западной Европе. Это случилось после того, как там в силу своеобразного набора исторических обстоятельств сложились институты, гарантирующие права и свободы человека, права собственности. Там возникла ситуация, при которой, как писал профессор, лауреат Нобелевской премии Д.Норт, «у власти связаны руки». Стратегически вопросы о гарантии прав и свобод и о темпах экономического роста неразрывно связаны. Демонтаж системы гарантий прав частной собственности снижает спрос на деньги, осложняет борьбу с инфляцией, ограничивает инвестиционную привлекательность страны как для отечественного, так и для зарубежного бизнеса. Зависимость и инфляционных процессов, и экономического роста от уровня свободы — очевидный исторический факт.

— Актуален ли в современной России лозунг «капитализм без демократии»?

— Если обсуждать долгосрочные тенденции, то капитализм возник после того, как сформировалась демократия налогоплательщиков. В долгосрочной перспективе капитализм и демократия неотделимы. Недемократические режимы создают угрозу устойчивости прав собственности. Смена автократа и его окружения нередко приводит к перераспределению имущества в пользу нового главы государства и его приближенных. Это препятствие высоким темпам инвестиций в национальную экономику, фактор, снижающий темпы экономического роста.

На протяжении исторически коротких периодов капитализм без демократии возможен. Особенно в странах догоняющего развития, которые не принадлежат к числу начавших современный экономический рост на рубеже XVIII—XIX веков и следуют за лидерами, по уровню развития сохраняющими по отношению к ним дистанцию в несколько поколений. Но и здесь ситуация, в рамках которой экономическая свобода не подкрепляется политической, внутренне нестабильна. Сам успех экономического развития, повышение уровня жизни, образования повышают спрос на такую фундаментальную ценность, как свобода. Авторитарные капиталистические режимы Южной Кореи и Тайваня — примеры стран, продемонстрировавших аномально высокие темпы экономического роста в условиях капитализма без демократии. Ни одному из этих режимов это не позволило сохранить недемократическую форму правления. С течением времени повзрослевшее общество потребовало и добилось демократических перемен.

— Можно ли говорить о том, что сейчас в нашей стране идет процесс передачи управления бизнесом государственным чиновникам, что реализуется некая форма госуправления?

— Увеличение роли государства в управлении экономикой в России сегодня очевидно. Для нашей страны этот процесс опасен. Когда я пришел работать в российское правительство, нефтяная промышленность находилась в состоянии глубочайшего кризиса. Это была государственная отрасль. Добыча нефти падала более чем на 50 млн. тонн в год. Я имел возможность ознакомиться с протоколами совещаний у председателя Совета Министров СССР Н.И.Рыжкова, посвященных положению с добычей нефти в стране. Самое распространенное слово, которое можно в них встретить, — катастрофа.

В начале 2000-х годов главной проблемой для приватизированного российского нефтяного сектора было то, что рост инвестиций частных компаний шел столь высокими темпами, что увеличение российской доли на мировом нефтяном рынке могло спровоцировать ценовую войну со странами ОПЕК. К настоящему времени эта проблема решена. После начала дела ЮКОСа и новой волны огосударствления нефтяной отрасли темпы роста нефтедобычи в России упали приблизительно в пять раз.

— «Гибель империи. Уроки для современной России» — так называется ваша новая книга. Почему именно сейчас именно эта книга?

— Россия за последние 15 лет радикально изменилась. Это страна с несовершенной, но рыночной экономикой, политическим режимом, который нельзя назвать функционирующей демократией, но и непохожим на тоталитарный советский режим. Тем не менее у современной России и у Советского Союза есть общая проблема — зависимость экономики и политики от такого трудно прогнозируемого и неуправляемого фактора, как цены на топливно-энергетические ресурсы. СССР в середине 80-х годов XX века был мировой сверхдержавой. Подавляющему большинству международных и отечественных наблюдателей неэффективность социалистической системы управления экономикой казалась бесспорной. Однако очевидной казалась и долгосрочная стабильность экономической и политической системы. В 1985—1986 годах цены на нефть — товар, от которого зависели важнейшие характеристики советской экономики, — упали в несколько раз. Запасов стабильности хватило ненадолго. К лету-осени 1991-го банкротство СССР и крах советского режима были данностью. Сегодня цены на нефть в реальном исчислении хотя и не вышли на экстремально высокий уровень позднебрежневского периода (1980—1982 годы), но уже почти сравнялись с уровнем 1985 года — того времени, с которого начался неуправляемый кризис. Хочется, чтобы сегодня, принимая решения о ключевых параметрах экономической политики, Стабилизационном фонде, цене отсечения на нефть, на основе которой строится бюджетный процесс, российские власти извлекли уроки из того, что произошло в Советском Союзе в конце 1980-х годов.

— В книге дан анализ зависимости СССР — и бюджета, и вообще экономики — от экспорта нефти. К 2006 году эта зависимость стала меньше или она сохраняется и несет в себе опасность?

— Россия в 1913 году была крупнейшим в мире экспортером зерна. По этому показателю она опережала США более чем в два раза. Это не значит, что в российской экономике в это время не было серьезных проблем. Они были, иначе катастрофическое крушение политического режима в 1917 году не стало бы реальностью. Тем не менее масштабный зерновой экспорт из России, который заметно увеличился после столыпинской реформы, — реальность.

Реальность и глубокий кризис советского сельского хозяйства, порожденный выбранной моделью индустриализации. В 1963 году, когда Советский Союз впервые в массовых масштабах импортировал зерно, потратив на это треть золотого запаса, Н.Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС назвал это «неслыханным позором». В 1970-х годах с ежегодным повторением «неслыханного позора» пришлось примириться. К середине 1980-х годов Советский Союз был крупнейшим в мире импортером зерна, превосходил по этому параметру следующую за ним Японию примерно в два раза. Доминирующим источником финансирования этих закупок стали доходы от продажи нефти, нефтепродуктов и газа за конвертируемую валюту. При падении цен на топливно-энергетические ресурсы быстро выяснилось, что продолжать массовый импорт зерна в прежнем масштабе невозможно.

К настоящему времени Россия вновь стала крупным экспортером зерна. Средние масштабы зернового экспорта в последние годы колеблются в пределах 5—15 млн. тонн. Страна по-прежнему, как и Советский Союз, — крупный импортер мяса и мясопродуктов. Но одна из главных тем переговоров по ВТО сегодня — то, как ограничить импорт животноводческой продукции в страну, увеличить долю отечественной продукции на внутреннем рынке. Советским властям в середине 1980-х годов ставить подобные вопросы не приходилось.

— В последние годы СССР не удалось решить задачу наращивания несырьевого экспорта. В 2006-м доля несырьевого экспорта выше, чем при СССР? Союз не пошел на резкое снижение импорта, а какова сейчас доля импорта потребительских товаров по сравнению с советским периодом?

— Если взять товарную группу «машины, оборудование и транспортные средства», то ее доля в экспорте на конвертируемую валюту (в развитые капиталистические страны) в середине 1980-х годов колебалась в пределах 2—3% (в 1985 году — 354 млн. инвалютных рублей, в 1986-м — 486 млн. инвалютных рублей, общий объем экспорта в развитые капиталистические страны — 18,6 млрд. рублей и 13,1 млрд. рублей соответственно). Резкое падение общего объема экспорта в 1986 году было обусловлено многократным падением цен на нефть. Сегодня доля той же товарной группы составляет почти 9—10%. Это пока немного. Прирост во многом обеспечен увеличением экспорта вооружений, реализуемых за конвертируемую валюту. Советский Союз конвертируемую валюту таким образом мобилизовать возможности практически не имел по понятным причинам. Но разница очевидна.

Доля импорта потребительских товаров в общем объеме импорта сегодня сопоставима с той, которая была в Советском Союзе накануне падения цен и начала краха советской экономики. Сама по себе она не внушает опасения и сопоставима с той, что обычна для стран с нашим уровнем развития (измеренным душевым ВВП) и российским объемом экономики. Однако тревожит другое: доля сырьевых ресурсов в экспорте велика, близка к той, что была характерна для СССР начала 1980-х годов. Колебания мировых цен сильно влияют на параметры торгового и платежного баланса. Создают риски, которые важно учитывать при выработке экономической политики.

— В СССР с каждым годом увеличивался дефицит государственного бюджета. В 1986 году он составил 45,5 млрд. рублей, в 1987-м — 52,5 млрд., в 1988 году — 93 млрд. рублей. Сегодня ситуация противоположная. Гарантирует ли это от повторения кризиса, в котором оказался СССР?

— Сегодня экономика России более устойчива, чем экономика СССР в середине 1980-х годов. Советский Союз в начале 80-х, когда цены на нефть более чем в четыре раза превысили средние многолетние значения (в реальном исчислении), не создал значительных валютных резервов, используя их лишь для обеспечения текущего торгового оборота. Золотой запас советские власти тратили на экстренные закупки зерна в годы неурожаев. К 1991 году его ресурсы были примерно в пять раз меньше, чем полагали международные эксперты. Российская экономика при всех своих проблемах — рыночная. Это делает ее более гибкой, чем советская, позволяет справиться с кризисом, связанным с падением цен на топливно-энергетические ресурсы, без катастрофы, подобной той, что произошла в СССР в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Но это не повод, чтобы игнорировать риски.

— Что значит «не игнорировать риски»?

— Понимать, что фон экономической политики в стране, зависимой от конъюнктуры сырьевых рынков, отличается от того, который существует в странах с диверсификационной экономикой. Помнить о том, что это не наша уникальная проблема. С ней сталкивались многие, в том числе преуспевающие страны. Трезво оценивать реальность — проблемы «голландской болезни»: высоких темпов укрепления реального курса национальной валюты, подрывающих конкурентоспособность не связанных с топливно-сырьевым сектором отраслей национальной экономики. И нестабильность бюджетных доходов в странах, зависящих от конъюнктуры нефтяных рынков, — не выдумка экономистов. Это серьезные проблемы, недооценка угроз, которые не раз оборачивались экономической катастрофой. Надо быть готовыми реагировать на связанные с этим риски.

— Во время вашего премьерства были распространены надежды на то, что вот, мол, созреет средний класс и станет опорой демократии. Он созрел? Стал ли опорой? Не разочарованы ли вы сегодня в нынешнем среднем классе?

— Ответ распадается на две части. Средний класс, об отсутствии которого в России было столько сказано, к настоящему времени сформировался. Разумеется, уровень доходов людей, относящих себя к среднему классу в Англии начала XIX века, Англии нынешнего дня и в сегодняшней России, — разный. Но если исходить из признака самоидентификации, средний класс в России к настоящему времени сложился. Но это молодой средний класс, он не имеет длинной исторической традиции. К тому же он формируется в стране, переживающей тяжелый приступ постимперского синдрома. Надежной опорой демократии он пока не стал. Для этого нужно время.

— Из потребительского бума способно вырасти гражданское общество?

— Богатый международный опыт показывает, что рост уровня жизни тесно и позитивно коррелируется с развитием демократических институтов и гражданского общества. Ответ — да.

— В российском обществе предопределен поворот к авторитаризму и государственному патернализму?

— Надо различать краткосрочную и долгосрочную перспективу. В краткосрочной перспективе — вероятен. В долгосрочной — исключен.

Как добывали нефть

Из книги «Гибель империи. Уроки для современной России»

«Экономическая ситуация начала быстро ухудшаться с конца 1988 года. Критическим фактором было вновь начавшееся снижение добычи нефти...

... Министр нефтегазовой промышленности Л. Филимонов летом 1989 года в правительство СССР: «В связи с создавшимся чрезвычайно тяжелым положением Миннефтегазпром СССР... просит уменьшить государственный заказ по добыче нефти на 1989 год в целом по министерству на 15,5 млн. тонн».

...Складывающаяся к концу 1990 года в нефте- и газодобыче ситуация представляется весьма мрачной. Вот как видит ее рабочая группа Верховного Совета СССР: «...отметить, что при этом произойдет снижение валютных поступлений до 30% за счет снижения экспорта нефти на 64,5 млн. тонн и сокращения производства моторного топлива на 11,9 млн. тонн...».