22.10.2007 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2007 года: "Этот прекрасный новый мир"

Рынки ценных бумаг не обращают внимания на кредитный кризис и грозящее охлаждение конъюнктуры. Биржевые игроки уверены, что молодые индустриальные страны смогут стабилизировать глобальный рост экономики.Грозящий конец света биржевые игроки отметили с размахом: в Соединенных Штатах показатели роста экономики, затянутые в пучину падения кризисом кредитов на недвижимость, сократились наполовину, число продаж активов с молотка за год возросло вдвое, обстановка в секторе потребления за последние два месяца ухудшилась резко. Среди экономистов в моду вошло устрашающе рычащее слово — рецессия.

Однако индекс Доу-Джонса, все еще наиболее почитаемый во всем мире, на позапрошлой неделе достиг рекордного уровня в своей 111-летней истории.

Схожая картина и в Германии: ведущие экономисты, как и федеральное правительство, пересматривают в сторону уменьшения прогнозы роста. Тоже из-за устойчивого финансового кризиса. К тому же четвертый месяц подряд падают и два ведущих ранних индикатора конъюнктуры — индекс Ifo и индекс Центра европейских экономических исследований. А Европейский центральный банк по-прежнему закачивает миллиарды евро в финансовую систему только ради того, чтобы избежать новых «почти банкротств», какие случились недавно с IKB и саксонским земельным банком SachsenLB.

Однако Dax в позапрошлый четверг энергично пробил 8-тысячный рубеж и остановился всего в 1% от своего исторического максимума.

Может быть, игрокам изменило чувство реальности? Может быть, их вновь захлестнула та исполненная радужных надежд беззаботность, которая предшествует каждому обвалу рынка? А может быть, есть и причины для такого оптимизма? «Это все один большой эксперимент, — объясняет Томас Майер, главный экономист европейского сектора Deutsche Bank. — Финансовые рынки делают ставку на то, что развивающиеся страны окрепли».

Впервые в истории пороговые страны — Китай, Индия, Россия и Бразилия — вместе с другими динамично растущими развивающимися государствами способствуют стабилизации глобальной финансовой системы и мирового экономического роста. Таков расчет биржевых игроков. Это должно помочь традиционным промышленным державам выбраться из клубка проблем, который они сами и запутали.

До сих пор североамериканские и европейские экономические державы обычно оказывались теми скалами, о которые разбивались волны, вызванные финансовыми ураганами где-нибудь в Азии или Южной Америке. Неплатежеспособность Эквадора (1999) и Аргентины (2001), как и мексиканский кризис (1994), а также обвалы в Азии и России (1997 и 1998) оставляли на кривой мировой конъюнктуры в худшем случае мелкие зазубрины.

С одной стороны, промышленные страны смягчали ситуацию — не совсем бескорыстно, естественно. Они предлагали варианты реструктурирования долгов или финансовые вливания. А с другой стороны, и сами они действовали как стабилизаторы, потому что вклад их в мировую экономику был огромен. Кризис в одной развивающейся стране можно было сравнить с попаданием небольшой щепотки песка в двигатель огромной экономической машины, главную роль в которой играл Запад. Но теперь значение этих стран резко возросло.

В 1990 году государства «Семерки» производили 70% мирового общественного продукта. А сегодня их доля снизилась до 60%. И в перспективе ожидается дальнейшее падение, поскольку экономическая мощь молодых индустриальных стран нарастает гораздо динамичнее. К тому же они действуют все более зрело и могут похвастать и постоянно растущим профицитом по текущим операциям, и снижением бюджетного дефицита (см. схему).

«Эти страны сегодня гораздо лучше держат удар, чем 10 лет назад», — констатирует Хайнер Флассбек, некогда заместитель министра финансов в кабинете Оскара Лафонтена, а ныне главный экономический эксперт организации по торговле и развитию при ООН, называемой Unctad.

Все это привлекает охочих до прибылей западных инвесторов. Все большее их число использует свои капиталы в новых столицах финансового мира — Сингапуре, Сеуле, Дубае, Сан-Пауло и Каире.

Соответственно, очень возросли и финансовые потоки между «первым» и «остальным» миром. «Когда мы начинали 20 лет назад, — рассказывает Марк Мобиус, менеджер фонда при Franklin Templeton и один из первых западных инвесторов на биржах пороговых стран, — было шесть рынков, на которые у нас был доступ. А теперь их 40».

Среди инвесторов стало модно переориентировать средства на пороговые и развивающиеся страны, как только перспективы на домашнем рынке становятся туманными. Только на позапрошлой неделе $5,5 млрд ушли в фонды новых рынков, находящихся на стадии становления. Этот капитал теперь способствует экономическому росту и буму новых индустриальных стран и одновременно оказывает помощь экономике развитых промышленных государств. Одни заказывают автомобили и станки, а другие шлют по миру дешевые товары широкого потребления. Количество заказов растет, торговля процветает — в результате растут и курсы акций.

Что за чудесный новый мир: благодаря глобализации все страны получают выгоду ото всех стран, и складывается классическая ситуация win-win, когда кажется, что проигравших нет, а есть только победители, все в выигрыше. Так думают многие. Что значит на этом фоне какой-то региональный кризис в сфере недвижимости, вызывающий локальный финансовый кризис?

Эта гипотеза может казаться верной довольно долгое время. В конкретном же случае американский кризис в сфере недвижимости большинства молодых промышленных стран просто не коснулся, их базовые экономические показатели устойчивы, и de facto именно они давно оказывают стимулирующее воздействие на конъюнктуру в старых промышленных странах.

Казалось бы, какие есть аргументы против того, чтобы пороговые страны на самом деле стали фактором стабилизации для промышленных держав? В краткосрочном аспекте — никаких или очень мало, утверждают многие экономисты. Но раздаются и предостерегающие голоса. Поскольку в среднесрочном аспекте в омут такого развития по ту сторону Атлантики может оказаться втянутым и Китай.

А экономический подъем Китая базируется в первую очередь на экспорте в США и другие западные страны. Кроме того, в Китае свыше 45% экономического потенциала вкладывается в не очень стабильный сектор основных средств производства. Сфера потребления более устойчива, но ее доля в общем объеме достигает лишь 35%. Это сочетание еще более нездоровое для экономики, чем та комбинация, что наблюдалась в Японии в конце 90-х годов — перед крупным обвалом. Есть и еще два фактора, не укрепляющие стабильности: достаточно чувствительная к ударам банковская система и перегретая конъюнктура на биржах. Нет сомнений, что экономика Китая с его самым большим на Земле населением гораздо более подвержена кризисам, чем это готовы признать неутомимые оптимисты, пропагандирующие успехи Китая.

Если же США действительно попадут в фазу застоя, как предсказывает, например, профессор Йельского университета Роберт Шиллер, то Китая это коснется напрямую. И тем самым всей Азии. Потому что остальные страны континента свой экспорт в первую очередь направляют в Поднебесную, а не в Соединенные Штаты. Китай превратился в центр, от которого зависит благополучие целой части света, а может быть, и всего остального мира.

Критикам «этот прекрасный новый мир» современной экономики напоминает ситуацию конца 90-х годов, когда экономисты тоже пришли к выводу, что с кризисами покончено навсегда. Казавшаяся необычайной эффективность New Economy, как называлась тогдашняя теория, якобы отменила все экономические законы. Потому ожидать следовало постоянного экономического роста без инфляции. Из чего надлежало сделать вывод, что и курсы акций будут постоянно расти.

Вскоре, в 2000 году, этим мечтаниям пришел конец.