Архивная публикация 2003 года: "Физическое влечение"
На улице отечественной науки небывалый праздник -- сразу двум российским физикам, Алексею Абрикосову и Виталию Гинзбургу, присуждена Нобелевская премия за этот год. Кстати, не стерлось из памяти присуждение самой престижной международной награды еще одному нашему физику, Жоресу Алферову, в 2000 году. Очень хочется думать, что это не череда счастливых случайностей, а тенденция.Хотя Нобелевскую премию вручают в Швеции и Норвегии, происхождение у нее отчасти российское. Семейство Нобелей -- и учредитель премии Альфред, и его папенька Эммануэль, и его брат Людвиг -- немалую часть своих миллионов заработали в России. Основатель династии производил для русской армии боеприпасы, а его сыновья основали первую в России нефтяную компанию -- "Товарищество братьев Нобель", причем в годы, когда о будущей роли нефти в мировой экономике еще никто даже не догадывался.
При всем этом -- и учитывая, разумеется, гигантский научный и культурный потенциал России, Советского Союза, а теперь снова России, -- нобелевские награды нашим соотечественникам доставались крайне редко. Если учесть лауреатов этого года, то список награжденных за 102 года существования премии насчитывает всего 19 имен. Притом Иван Бунин, получивший премию по литературе в 1933 году, числился как человек без гражданства, проживающий во Франции, а Иосиф Бродский к моменту получения им премии в 1987-м давно уже был гражданином США.
Граждане США вообще абсолютные чемпионы "нобелевских игр": иногда возникает ощущение, что ученым всех остальных стран премии выделяют по "остаточному принципу". Так что ученому из Индии, Кении или России (что доказывает случай Алексея Абрикосова, с 1991 года живущего и работающего в Штатах) самый короткий путь к Нобелевской премии -- переезд на ПМЖ в Америку.
Никто, конечно, не спорит -- в Штатах мощная, прекрасно организованная и щедро финансируемая наука. К тому же ее ежегодно подпитывают сотни и тысячи ученых-иммигрантов -- "утекшие" из менее благополучных стран "мозги". Но это никак не может означать, что в Америке во второй половине ХХ века сосредоточилась практически вся мировая наука. Однако, если просмотреть списки нобелевских лауреатов, именно эта мысль первой приходит в голову.
И возникает правомерный вопрос: каким же тогда образом Советский Союз в кратчайшие сроки умудрился достигнуть, к примеру, ядерного паритета с Соединенными Штатами? Для этого нужна была по меньшей мере равная по потенциалу наука. И она была, причем многие ее направления (особенно те, что так или иначе касались военных разработок) тоже щедро финансировались.
До 1956 года для Нобелевского комитета нашей науки как бы вообще не существовало, если не считать премий физиологам И.И. Мечникову в 1904-м и И.П. Павлову в 1908-м, а потом они капали, как скупые мужские слезы, иной раз с более чем десятилетними перерывами: 1956-й -- по химии, 1958-й -- по физике, 1962-й и 1964-й -- по физике, 1975-й -- по экономике, 1978-й -- по физике. Так что от премии, полученной П.Л. Капицей в 1978-м, до премии Жореса Алферова в 2000-м прошло двадцать два года.
И что же, в эти годы отечественная наука стояла на месте? С трудом верится, особенно если учесть, что Алексею Абрикосову и Виталию Гинзбургу премию в нынешнем году дали за открытия, которые они совершили едва ли не полвека назад -- как раз в те годы, когда шведские академики советскую науку практически игнорировали.
Скачок рейтинга
Странный этот феномен объяснить не так уж сложно. Причем в результате окажется, что виноваты не только "слепые и глухие" шведские академики, но и Россия (СССР) в лице ее лидеров, правительств и даже научного сообщества.
Если предъявить Нобелевскому комитету претензии в политической ангажированности, то они будут, разумеется, с возмущением отвергнуты. Однако, увы, история ХХ века убедительно доказывает: в современном мире просто не может быть институтов, функционирующих в некой заоблачной дали и не подверженных влиянию политических, идеологических, экономических процессов, которые протекают на грешной земле. Шведские академики -- не небожители, они такие же люди, как все, и совершающаяся на их глазах история не может не влиять на их образ мыслей и действий. И потому весь механизм присуждения Нобелевских премий, без всякого сомнения, политизирован. Разве что в каких-то областях ангажированность просто прет в глаза, а в каких-то -- закамуфлирована академической "объективностью".
Скажем, Нобелевские премии мира политизированы по определению, но не менее политизированы и премии по литературе. Нашим соотечественникам досталось пять Нобелевских премий по литературе, из них две были даны изгнанникам -- Бунину и Бродскому, две диссидентам -- Пастернаку и Солженицыну и только одна -- официально признанному советскому классику Михаилу Шолохову. Тенденция, что ни говори о художественных достоинствах произведений лауреатов, налицо. А в последние годы литературные премии с завидной регулярностью присуждают малоизвестным в мире писателям из развивающихся стран -- то есть в полном соответствии с модным принципом политкорректности.
А теперь представим себе, что такое была Советская Россия для всего остального мира на протяжении большей части ХХ века. Загадочная, закрытая страна, провозгласившая своей целью мировую революцию, что для конкретно мыслящих западных людей означало просто-напросто стремление к мировому господству. Причем после Второй мировой Запад почувствовал, что на то имеется не только воля, но и кое-какие силы. При самом своем рождении это государство демонстративно отказалось принимать общие для всех правила игры, да и потом, когда была провозглашена "политика мирного сосуществования", у Запада имелись все основания подозревать советских лидеров в лукавстве.
В итоге всяким нормальным западным человеком СССР не воспринимался как часть мирового сообщества. Пусть после смерти Сталина Союз и начал поспешно вступать в разнообразные международные организации и даже было несколько более или менее продолжительных "разрядок", это мало поменяло отношение к нему Запада. Советский Союз все равно воспринимался в системе международных отношений -- и политических, и экономических -- инородным телом. Тому же шведскому академику, должно быть, надо было сделать над собой неимоверное волевое усилие, чтобы примириться с мыслью, что советский физик -- не чин КГБ в кожаной куртке и с маузером на поясе, на досуге занимающийся проблемами мироздания, а вполне себе типичный ученый, читающий лекции студентам и ставящий эксперименты в лаборатории. Как история показывает, шведские академики не часто делали над собой такое усилие.
Хотя за каждую "оттепель" и за каждый шаг в сторону нормы нас как бы поощряли -- наибольший "урожай" премий пришелся как раз на хрущевскую "оттепель", когда идея мировой революции была несколько смягчена и дополнена "политикой мирного сосуществования".
С другой стороны, СССР строил себя как державу самодостаточную, то есть политику вел изоляционистскую. Считалось, что все необходимое страна должна производить сама, поэтому в мировом разделении труда Советский Союз участвовал вяло. А это влекло за собой слабое развитие практически всех международных контактов, в том числе и научных. Выезд советского ученого за родные пределы -- для участия в конференции, совместной работе с иностранными коллегами и т.д. -- был не нормой, как во всем цивилизованном мире, а событием экстраординарным. А если вспомнить при этом драконовский режим всепроникающей секретности, в условиях которого существовала большая и, наверное, лучшая часть советской науки, то не удивительно, что разработки наших ученых знали на Западе плохо. К тому же есть такая штука, как сам механизм выдвижения на премию. А правом выдвижения обладают либо коллеги-лауреаты, либо научные учреждения определенного статуса. Своих коллег-лауреатов у советских ученых было маловато, в международном научном сообществе они воспринимались как чужаки, что же касается учреждений, то все они были государственные. Бюрократия же наша -- и научная в том числе -- неразворотлива.
При этом надо учесть, что американцы пропагандируют свою науку на каждом мировом углу, для них это существенная часть стратегического плана пропаганды "американского образа жизни". Наших усилий в этом направлении что-то пока не заметно. Лучше всех, должно быть, пиарят нашу науку пресловутые "утекшие мозги"...
И все-таки какое-то движение, хочется верить, наметилось. Причем оно параллельно общему движению России к утверждению во внешнем мире. За последние несколько лет на этом пути достигнуто на удивление многое -- и полноправное членство России в "большой восьмерке", и вступление в организации типа FATF, для которой еще недавно мы были мошенниками, отмывающими деньги, и непрерывное повышение различных международных рейтингов России. На очереди -- вступление в ВТО. Хочется выразить осторожную надежду, что три нобелевские премии за четыре года -- тоже своего рода скачок рейтинга и еще одно признание России полноправным членом мирового сообщества.
Глядишь, и родное государство обратит на нужды науки более пристальное внимание...
На улице отечественной науки небывалый праздник -- сразу двум российским физикам, Алексею Абрикосову и Виталию Гинзбургу, присуждена Нобелевская премия за этот год. Кстати, не стерлось из памяти присуждение самой престижной международной награды еще одному нашему физику, Жоресу Алферову, в 2000 году. Очень хочется думать, что это не череда счастливых случайностей, а тенденция.Хотя Нобелевскую премию вручают в Швеции и Норвегии, происхождение у нее отчасти российское. Семейство Нобелей -- и учредитель премии Альфред, и его папенька Эммануэль, и его брат Людвиг -- немалую часть своих миллионов заработали в России. Основатель династии производил для русской армии боеприпасы, а его сыновья основали первую в России нефтяную компанию -- "Товарищество братьев Нобель", причем в годы, когда о будущей роли нефти в мировой экономике еще никто даже не догадывался.
При всем этом -- и учитывая, разумеется, гигантский научный и культурный потенциал России, Советского Союза, а теперь снова России, -- нобелевские награды нашим соотечественникам доставались крайне редко. Если учесть лауреатов этого года, то список награжденных за 102 года существования премии насчитывает всего 19 имен. Притом Иван Бунин, получивший премию по литературе в 1933 году, числился как человек без гражданства, проживающий во Франции, а Иосиф Бродский к моменту получения им премии в 1987-м давно уже был гражданином США.
Граждане США вообще абсолютные чемпионы "нобелевских игр": иногда возникает ощущение, что ученым всех остальных стран премии выделяют по "остаточному принципу". Так что ученому из Индии, Кении или России (что доказывает случай Алексея Абрикосова, с 1991 года живущего и работающего в Штатах) самый короткий путь к Нобелевской премии -- переезд на ПМЖ в Америку.
Никто, конечно, не спорит -- в Штатах мощная, прекрасно организованная и щедро финансируемая наука. К тому же ее ежегодно подпитывают сотни и тысячи ученых-иммигрантов -- "утекшие" из менее благополучных стран "мозги". Но это никак не может означать, что в Америке во второй половине ХХ века сосредоточилась практически вся мировая наука. Однако, если просмотреть списки нобелевских лауреатов, именно эта мысль первой приходит в голову.
И возникает правомерный вопрос: каким же тогда образом Советский Союз в кратчайшие сроки умудрился достигнуть, к примеру, ядерного паритета с Соединенными Штатами? Для этого нужна была по меньшей мере равная по потенциалу наука. И она была, причем многие ее направления (особенно те, что так или иначе касались военных разработок) тоже щедро финансировались.
До 1956 года для Нобелевского комитета нашей науки как бы вообще не существовало, если не считать премий физиологам И.И. Мечникову в 1904-м и И.П. Павлову в 1908-м, а потом они капали, как скупые мужские слезы, иной раз с более чем десятилетними перерывами: 1956-й -- по химии, 1958-й -- по физике, 1962-й и 1964-й -- по физике, 1975-й -- по экономике, 1978-й -- по физике. Так что от премии, полученной П.Л. Капицей в 1978-м, до премии Жореса Алферова в 2000-м прошло двадцать два года.
И что же, в эти годы отечественная наука стояла на месте? С трудом верится, особенно если учесть, что Алексею Абрикосову и Виталию Гинзбургу премию в нынешнем году дали за открытия, которые они совершили едва ли не полвека назад -- как раз в те годы, когда шведские академики советскую науку практически игнорировали.
Скачок рейтинга
Странный этот феномен объяснить не так уж сложно. Причем в результате окажется, что виноваты не только "слепые и глухие" шведские академики, но и Россия (СССР) в лице ее лидеров, правительств и даже научного сообщества.
Если предъявить Нобелевскому комитету претензии в политической ангажированности, то они будут, разумеется, с возмущением отвергнуты. Однако, увы, история ХХ века убедительно доказывает: в современном мире просто не может быть институтов, функционирующих в некой заоблачной дали и не подверженных влиянию политических, идеологических, экономических процессов, которые протекают на грешной земле. Шведские академики -- не небожители, они такие же люди, как все, и совершающаяся на их глазах история не может не влиять на их образ мыслей и действий. И потому весь механизм присуждения Нобелевских премий, без всякого сомнения, политизирован. Разве что в каких-то областях ангажированность просто прет в глаза, а в каких-то -- закамуфлирована академической "объективностью".
Скажем, Нобелевские премии мира политизированы по определению, но не менее политизированы и премии по литературе. Нашим соотечественникам досталось пять Нобелевских премий по литературе, из них две были даны изгнанникам -- Бунину и Бродскому, две диссидентам -- Пастернаку и Солженицыну и только одна -- официально признанному советскому классику Михаилу Шолохову. Тенденция, что ни говори о художественных достоинствах произведений лауреатов, налицо. А в последние годы литературные премии с завидной регулярностью присуждают малоизвестным в мире писателям из развивающихся стран -- то есть в полном соответствии с модным принципом политкорректности.
А теперь представим себе, что такое была Советская Россия для всего остального мира на протяжении большей части ХХ века. Загадочная, закрытая страна, провозгласившая своей целью мировую революцию, что для конкретно мыслящих западных людей означало просто-напросто стремление к мировому господству. Причем после Второй мировой Запад почувствовал, что на то имеется не только воля, но и кое-какие силы. При самом своем рождении это государство демонстративно отказалось принимать общие для всех правила игры, да и потом, когда была провозглашена "политика мирного сосуществования", у Запада имелись все основания подозревать советских лидеров в лукавстве.
В итоге всяким нормальным западным человеком СССР не воспринимался как часть мирового сообщества. Пусть после смерти Сталина Союз и начал поспешно вступать в разнообразные международные организации и даже было несколько более или менее продолжительных "разрядок", это мало поменяло отношение к нему Запада. Советский Союз все равно воспринимался в системе международных отношений -- и политических, и экономических -- инородным телом. Тому же шведскому академику, должно быть, надо было сделать над собой неимоверное волевое усилие, чтобы примириться с мыслью, что советский физик -- не чин КГБ в кожаной куртке и с маузером на поясе, на досуге занимающийся проблемами мироздания, а вполне себе типичный ученый, читающий лекции студентам и ставящий эксперименты в лаборатории. Как история показывает, шведские академики не часто делали над собой такое усилие.
Хотя за каждую "оттепель" и за каждый шаг в сторону нормы нас как бы поощряли -- наибольший "урожай" премий пришелся как раз на хрущевскую "оттепель", когда идея мировой революции была несколько смягчена и дополнена "политикой мирного сосуществования".
С другой стороны, СССР строил себя как державу самодостаточную, то есть политику вел изоляционистскую. Считалось, что все необходимое страна должна производить сама, поэтому в мировом разделении труда Советский Союз участвовал вяло. А это влекло за собой слабое развитие практически всех международных контактов, в том числе и научных. Выезд советского ученого за родные пределы -- для участия в конференции, совместной работе с иностранными коллегами и т.д. -- был не нормой, как во всем цивилизованном мире, а событием экстраординарным. А если вспомнить при этом драконовский режим всепроникающей секретности, в условиях которого существовала большая и, наверное, лучшая часть советской науки, то не удивительно, что разработки наших ученых знали на Западе плохо. К тому же есть такая штука, как сам механизм выдвижения на премию. А правом выдвижения обладают либо коллеги-лауреаты, либо научные учреждения определенного статуса. Своих коллег-лауреатов у советских ученых было маловато, в международном научном сообществе они воспринимались как чужаки, что же касается учреждений, то все они были государственные. Бюрократия же наша -- и научная в том числе -- неразворотлива.
При этом надо учесть, что американцы пропагандируют свою науку на каждом мировом углу, для них это существенная часть стратегического плана пропаганды "американского образа жизни". Наших усилий в этом направлении что-то пока не заметно. Лучше всех, должно быть, пиарят нашу науку пресловутые "утекшие мозги"...
И все-таки какое-то движение, хочется верить, наметилось. Причем оно параллельно общему движению России к утверждению во внешнем мире. За последние несколько лет на этом пути достигнуто на удивление многое -- и полноправное членство России в "большой восьмерке", и вступление в организации типа FATF, для которой еще недавно мы были мошенниками, отмывающими деньги, и непрерывное повышение различных международных рейтингов России. На очереди -- вступление в ВТО. Хочется выразить осторожную надежду, что три нобелевские премии за четыре года -- тоже своего рода скачок рейтинга и еще одно признание России полноправным членом мирового сообщества.
Глядишь, и родное государство обратит на нужды науки более пристальное внимание...
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
