Архивная публикация 2012 года: ""Где он, бунт левых?""

Американский политолог Фрэнсис Фукуяма, в прошлом ведущий идеолог неоконсерваторов, убежден: эксцессы капитализма и глобализации ставят демократию западного образца под угрозу.

Американский политолог Фрэнсис Фукуяма, в прошлом ведущий идеолог неоконсерваторов, убежден: эксцессы капитализма и глобализации ставят демократию западного образца под угрозу.

ШПИГЕЛЬ: Господин профессор, после распада Советского Союза вы провозгласили либеральную демократию западного образца единственной жизнеспособной общественной моделью. И вот теперь вы опасаетесь, что капитализм и глобализация могут погубить демократию. Объ-яснитесь.

Фукуяма: Осторожней с понятиями! Никаких альтернатив у капитализма по-прежнему нет. И сегодня я лишь пыта-юсь нащупать некую более справедли-вую модель экономического роста. На-ши западные модели общества испытывают все большее давление, обусловленное эрозией среднего класса. В частности, вследствие технического прогресса отпала потребность в ряде профессий, дававших заработок многочисленным представителям среднего класса.

ШПИГЕЛЬ: И потому страны Запада, такие как США и Великобритания, принялись пропагандировать общество услуг.

Фукуяма: Что, в свою очередь, оказалось источником еще больших проблем. Мы думали, что сможем "оседлать" глобализацию, только если полностью откажемся от собственного производства в пользу услуг. И позабыли, что социалистические настроения в Соединенных Штатах не получили широкого распространения лишь потому, что достаточно большой процент населения всегда приходился на процветающий средний класс. Теперь такой рецепт не работает - наши сограждане были заняты в отраслях, отданных на откуп Китаю и иже с ним.

ШПИГЕЛЬ: На сегодня реальные доходы тех представителей среднего класса, которые еще не лишились работы, соответствуют показателям 30-летней давности. Разница в уровне заработка беспрецедентно велика. Как это влияет на общественную атмосферу?

Фукуяма: Здесь все просто: демократии это вредит. Когда доходы распределя-ются относительно равномерно, то гра-ждане больше доверяют друг другу. Нет условий для формирования узкой элиты, пользующейся привилегированным доступом к политикам и потому имеющей возможность лоббировать свои интересы…

ШПИГЕЛЬ: …что в долгосрочной перспективе демократию губит.

Фукуяма: Совершенно верно. Демократия без сильного среднего класса тяготеет к популизму, к конфликтам. Политики оказываются неспособными решить, ко-му что причитается. Демократические процедуры пробуксовывают. В Штатах уже отмечается возрождение популиз-ма, причем, как ни странно, в правой части политического спектра. Если спросить участников радикального движения "Чаепитие" об их отношении к правительству, реакция будет однозначной: это ненависть. Люди считают, что политической элите нет дела до их проблем. Исследования показывают, что в Европе воспользоваться социальными лифтами сегодня даже проще, чем в Аме-рике. Американская мечта о том, что можно начать с мытья посуды, а потом стать миллионером, все больше превращается только в мечту.

ШПИГЕЛЬ: Наверное, поэтому проблема социальной справедливости доминирует в контексте предвыборной борьбы?

Фукуяма: К сожалению, на политика, который затрагивает подобные вопросы, в Штатах сразу же навешивают ярлык сторонника классовой борьбы. Именно это происходит с Бараком Обамой: стоило ему в речи, посвященной положению нации, заговорить о необходимости повышения налогов для богатых, как его объявили "европейским социалистом". Поэтому сформировать дееспособное движение левого толка очень даже непросто. За всю историю Америки это удалось лишь однажды, после мирового экономического кризиса начала тридцатых.

ШПИГЕЛЬ: Все еще может измениться: не-давний финансовый кризис многие срав-нивали именно с кризисом тридцатых годов.

Фукуяма: Да, но где он, левый бунт? Мировой финансовый кризис начался на Уолл-стрит. Он стал возможным в результате систематического ослабления контроля над финансовыми рынками, которое отвечало давним требованиям правых идеологов в США. Кризис болезненно ударил по простым людям, а хорошо зарабатывающие труженики финансовой отрасли даже улучшили свое положение - благодаря помощи государства. Если даже это не привело к левому бунту, то тогда что вообще может его вызвать? Я ожидал появления некоего левого аналога движения "Чаепитие".

ШПИГЕЛЬ: Возможно, движение "Оккупируй Уолл-стрит!" станет его пред-вестником?

Фукуяма: Куда там! Я не воспринимаю его всерьез. По большей части движение составляют люди, которые еще в 1999 году протестовали против ВТО в Сиэтле. Антикапиталисты, лишенные свежих идей.

ШПИГЕЛЬ: Что, по-вашему, помешало мобилизации нового левого движения?

Фукуяма: ФРС и Министерство финансов действовали решительно и не допустили катастрофы таких масштабов, как в тридцатых годах прошлого века, когда более 20% американцев лишились работы. Президент Рузвельт тогда произвел раздел крупных банков, и никто не решился протестовать - слишком уж бедственным было положение. Мне думается, что сегодня следовало бы вновь разделить такие банки, как Goldman Sachs, Citigroup и Bank of America, реструктурировать финансовый сектор. Нужно создать вместо них относительно небольшие финансовые институты, которым будет "позволительно" обанкротиться, если руководство не сможет вести дела должным образом. Тогда не станет гигантов отрасли, "слишком крупных, чтобы разориться" и потому выступающих в роли чуть ли не священной коровы. К сожалению, такого смелого шага мы не дождались.

ШПИГЕЛЬ: Возможно, президент Обама не смог настоять на своем?

Фукуяма: В самом начале кризиса Обаме представился уникальный шанс. Тогда даже журнал Newsweek писал: "Нынче мы все - социалисты". Он мог бы национализировать крупные банки и вновь приватизировать их, но уже по частям. Увы, мировоззрение его правительства уже тогда в основном определялось желаниями банкиров с Уолл-стрит.

ШПИГЕЛЬ: Иными словами, Обама и его ближайшие советники, такие как министр финансов Тимоти Гейтнер, некогда возглавлявший один из федеральных резервных банков США, входят в пресловутый 1%.

Фукуяма: Разумеется, равно как и их друзья. Глава банка Goldman Sachs Ллойд Бланкфейн десятки раз консультировался с Гейтнером во время финансово-го кризиса. И это обстоятельство до сих пор остается темой для дискуссий в Белом доме.

ШПИГЕЛЬ: Вы всерьез полагаете, что республиканцы менее лояльны к Уолл-стрит?

Фукуяма: Ни в коем случае: Уолл-стрит давно контролирует представителей консервативного лагеря. Интересней другое: почему за правых голосуют, в том числе и не самые богатые избиратели, чьи интересы тем безразличны? Вероятно, это объясняется идеологией сопротивления государству, корни которой уходят глубоко в историю Америки. Многим из-бирателям импонирует, что республиканцы в пух и прах разносят правящую элиту. И потому граждане их поддерживают, даже если это играет на руку эли-те экономической.

ШПИГЕЛЬ: Почему президенту Обаме не удается привлечь на свою сторону разочарованных сограждан?

Фукуяма: Он не может предложить но-вой модели экономического устройства. Обама всегда говорит только о возвращении к классическому государству все-общего благоденствия, как будто мы все еще живем в семидесятых годах прош-лого века, призывает к усилению роли государства и профсоюзов, демонизирует глобализацию.

ШПИГЕЛЬ: А что ему еще остается?

Фукуяма: Не подумайте, что я подлизы-ваюсь, но немецкая экономическая модель вполне могла бы послужить при-мером для Америки. Германии удалось сохранить в стране производство това-ров, пользующихся спросом во всем ми-ре. Благодаря этому немецкий средний класс защищен намного лучше американского.

ШПИГЕЛЬ: Вы полагаете, что программа реформ Agenda 2010 Герхарда Шредера могла бы послужить источником вдохновения для левых в Америке?

Фукуяма: Немецкие социал-демократы сделали более гибким рынок труда и повысили конкурентоспособность социального государства. И старую мантру об усилении роли государства в ее прежней формулировке в Германии позабы-ли. А это немало. И одна из причин нынешнего кризиса евро состоит в том, что ни Италия, ни Франция по такому пути не пошли.

ШПИГЕЛЬ: Защита среднего класса подразумевает и некую новую форму протекционизма?

Фукуяма: Западу нельзя было допускать превращения КНР в "мировую фабрику". Китай искусно столкнул страны Запада друг с другом, чтобы на выгодных условиях получить доступ к их технологиям. Каждый думал: "Что ж, пускай китайцы обводят нас вокруг пальца, пускай даже воруют ноу-хау. Хочешь заработать? Тогда делай бизнес с Китаем!" У нас не было права на подобное малодушие.

ШПИГЕЛЬ: Эту тенденцию еще можно переломить?

Фукуяма: Если говорить о США, то время ушло. Китай давно прибрал к рукам все основные перерабатывающие отрасли.

ШПИГЕЛЬ: Европейские политики в условиях долгового кризиса тоже демонстрируют беспомощность. Насколько правительства западных демократий еще могут самостоятельно определять правила игры? Возможно, первую скрипку уже играют финансовые рынки?

Фукуяма: Задачу политиков осложняют не только финансовые рынки. Все современные демократические государства объединяет одна большая слабость: каждая группа отстаивает свои интересы, не считаясь ни с чем. Взять ту же Грецию: аптекари, врачи, архитекторы добились права самостоятельно устанавливать цены, что обеспечило им хороший доход. В то же время они не желали платить налоги. Неудивительно, что страна дошла до грани банкротства.

ШПИГЕЛЬ: Санацию греческих долгов планируется возложить на технократов и консультантов, которых никто не избирал. Насколько это демократично?

Фукуяма: Готов биться об заклад: в ближайшее время Греция выйдет из еврозоны. Как ни крути, рано или поздно греческий народ станет воспринимать любое вмешательство извне, как навязывание чуждой политики. Вы же не думаете, что греки вдруг уподобятся немцам?

ШПИГЕЛЬ: Насколько Европа вообще может сохранить верность идеалам демократии - при всех ее отчаянных попытках спасти единую валюту?

Фукуяма: Разве Европа когда-либо была им верна? Весь процесс европейского единения определялся волей элит. Что-бы не быть голословным: всякий раз, ко-гда один из народов высказывался против дальнейшей интеграции…

ШПИГЕЛЬ: …соответствующий референдум повторяли.

Фукуяма: Именно так. Европейские элиты говорили мятежным гражданам: "Что ж, вы еще не пришли к правильному пониманию. Вернемся к этому вопросу позднее, когда вы во всем разберетесь". Почти во всех европейских странах, начиная с Венгрии и заканчивая Норвегией, сегодня существуют достаточно влиятельные правые протестные партии. Они выступают против Евросоюза, против мигрантов, против европейских элит - и получают поддержку, поскольку многие избиратели уверены, что политиков их мнение не интересует.

ШПИГЕЛЬ: Зато авторитарные системы пользуются все большей популярнос-тью. Возвращаясь из Китая, немецкие бизнесмены с восторгом рассказывают, насколько оперативно там принимаются решения.

Фукуяма: Американские бизнесмены в этом с ними согласны. Конечно, их впечатляет, когда в Пекине колоссальные инвестиционные проекты проходят согласования в кратчайшие сроки, тем более что ни европейские, ни американские политики на такие решения, похоже, уже не способны.

ШПИГЕЛЬ: Значит, авторитарная китайская модель - это новый пример для всего мира? Это же в корне противоречит тезису о демократии как главном экспортном "товаре" Запада, о чем вы писали в своей книге "Конец истории".

Фукуяма: Минуточку, китайская модель не может быть примером для остального мира. Наша западная система имеет очевидные недостатки, но и китайская не работает. Она до крайности несправедлива и аморальна. Любой гражданин Китая может в одночасье лишиться всего, и против этого он бессилен. Коррупция пронизывает все сферы общественной жизни, в Китае повсеместно усиливаются протестные настроения…

ШПИГЕЛЬ: …что, в свою очередь, заставляет власти опасаться "китайской весны".

Фукуяма: Как только в экономике начнется стагнация, накопившееся недовольство прорвет плотину. Так что западная демократия по-прежнему остается единственной глобальной моделью успеха, несмотря на все свои недостатки.

ШПИГЕЛЬ: Господин профессор, благодарим вас за эту беседу.