Архивная публикация 2004 года: "Главный тормоз – в мозгу"

По истечении десятилетия, отмеченного разнообразными реформами, социологи выяснили одну неприятную вещь: народного большинства, которое могло бы заявить: это — мое государство и моя политика, — в России сегодня нет. А что же есть?Большинство россиян хотят не рынок и демократию, а папу-государство

В канун ноябрьских праздников Институт комплексных социальных исследований Российской академии наук (ИКСИ РАН) представил результаты подготовленного в сотрудничестве с представительством Фонда имени Фридриха Эберта аналитического доклада «Граждане новой России: кем они себя ощущают и в каком обществе хотели бы жить». Главный результат продолжавшихся с 1993 года исследований (наиболее масштабные социологические замеры были проведены в 1998 и 2004 годах) выглядит неприятно и для власти, и для общества: социологи пришли к выводу, что «народного большинства, которое могло бы заявить: это — мое государство и моя политика, — в России сегодня нет». Но это еще полбеды: население страны состоит из двух групп граждан с противоположным видением мира, принципиально не совпадающими взглядами на роль государства в их жизни и с различной системой базовых ценностей. Относительное большинство при этом (41%) составляют «традиционалисты» с ярко выраженной патерналистской ориентацией и поддержкой принципов социального равенства. Многие из них, по крайней мере в душе, вполне разделяют мнение о божественной природе высшей власти и веру в «доброго царя», который должен строго и справедливо о них заботиться. Другая группа — меньшинство (26%), ориентированное на принципы личной ответственности, инициативы, на общество индивидуальной свободы. Оставшуюся треть населения можно отнести к промежуточной группе, впрочем «тяготеющей по большинству значимых мировоззренческих вопросов к сторонникам последовательного традиционализма».

Ничего ужасного вроде бы в таких выводах нет: по крайней мере, гражданской войны из такого расклада не случится. Но из такого расклада не случится и построения «единой, сильной и свободной России». Во всяком случае — свободной.

«Удивительная парадигма»

«Советская парадигма, едва пошатнувшись под натиском «разоблачений» и «отмываний белых пятен» истории в первой половине 90-х годов, продолжает демонстрировать свою удивительную устойчивость», — утверждает директор ИКСИ РАН Михаил Горшков.

Наглядно это демонстрирует диаграмма «Число россиян, считающих крах СССР личной трагедией», из которой следует, что даже среди нестарых, находящихся в расцвете сил людей очень много тех, кто до сих пор травмирован крахом СССР. И вовсе не из-за материальных последствий смены социально-экономических формаций люди расстраиваются, а именно из-за «утраты идеологической составляющей». Стало быть, самые успешные в силу своих возрастных особенностей группы населения (от 26 до 45 лет — а это они больше всего выиграли от реформ, это они в современных модернизированных обществах являются их опорой, средним классом) в результате своих достижений испытывают тяжелый психологический дискомфорт. Так чего же им не хватает?

«Еще в 1998 году наше исследование зафиксировало факт, что «советская парадигма» практически не поддается вытеснению из массового сознания, — говорит Горшков. — Как и ранее, сегодня только около 20% опрошенных любой возрастной когорты соглашаются с утверждением о том, что «во всей 70-летней истории Советского Союза найдется мало того, чем россияне могли бы гордиться».

Важно отметить, что в массовом сознании «коммунистический» период нашего прошлого отделяется от истории СССР как великой державы. Так же, как и в исследовании ИКСИ РАН 1998 года, относительное большинство россиян (43%) не стало однозначно оценивать утверждение о том, что «без Октябрьской революции 1917 года всем нам сегодня жилось бы намного лучше», а соотношение согласных и несогласных с ним составило соответственно 26% к 31%. Фактически на три равные доли (согласных, несогласных и затруднившихся ответить) россияне разделились и в своем отношении к суждению о том, что «КПСС обманывала всех людей нашей страны». В то же время, воспринимая советскую историю как историю великой державы, свыше половины населения продолжают выражать уверенность в том, что «СССР был первым государством во всей многовековой истории России, которое обеспечило справедливость для простых людей и сделало для них возможной приличную жизнь» (против этой точки зрения всего 27,1% опрошенных). И даже период правления Сталина ассоциируется у подавляющего большинства россиян, с одной стороны, с репрессиями, несвободой и страхом, но с другой — со временем порядка, патриотизма, авторитета и гордости за свою страну.

Наконец, в диаграмме «В какой исторический период хотели бы жить россияне» видно, что только представители младших возрастных групп (16—25, 26—35 лет) в большинстве своем хотели бы продолжать жить в современной России. Остальные выбрали бы, будь у них такая возможность, либо блаженный мощью сверхдержавы и предсказуемостью бытия брежневский застой, либо вообще «другие исторические периоды». Страна у нас, как известно, стареет чуть ли не стремительней Японии. А это означает, что ностальгия по великодержавности, которая рассматривается большинством россиян как некая исконная традиция, присущая нашему государству от века (нечто похожее на истории про «народ-богоносец»), будет со временем только усиливаться.

«Рынок достал — государство давай!»

Жить в обществе индивидуальной свободы в 2004 году предпочитают лишь около четверти россиян. Этот показатель остался практически неизменным по отношению к данным 1998 года. Большинство же (54% в 1998 году и 49,5% в 2004 году) выбрало общество социального равенства. При этом около 60% сторонников общества индивидуальной свободы говорили о том, что они не нуждаются в помощи государства для решения собственных проблем, в то время как среди сторонников общества социального равенства эта доля была вдвое меньше (30,3%).

На диаграммах «Система ценностей современных россиян» и «Государство и общество в представлении россиян» представлен подробный срез ценностных воззрений наших сограждан, их взглядов на отношения государства, общества и личности. Вот тут-то и можно нарисовать вполне четкий портрет отечественного «традиционалиста» — человека, являющегося носителем господствующего в реальной стране, а не в пределах мегаполисов, мировоззрения (напомним, что в ИКСИ РАН утверждают: именно «традиционалисты» составляют относительное большинство граждан).

Так вот. Этим людям чужды идеалы правового государства. Две трети из них считают, что хорошие руководители важнее хороших законов, столько же абсолютно убеждены, что государство всегда должно отстаивать интересы всего народа перед интересами отдельной личности, и практически поголовно они предпочитают твердую власть с гарантиями личной безопасности, а не полную демократию. Те из них, кто смог определиться со своим политическим выбором, в основном идентифицировали себя как сторонников коммунистической идеологии или самостоятельного русского пути развития. Но многие оказались индифферентны к различным течениям политической идеологии. Лишь четверть «традиционалистов» положительно относится к понятию «рынок», и 38,4% — к понятию «частная собственность». Менее половины видят в предпринимателях социальную силу, которая способствует развитию России.

Парадокс в том, что существующий общественный строй представлениям «традиционалистов» о лучшем социальном устройстве не соответствует. Его социальной базой являются как раз «модернисты» — две трети их составляют сторонники общества индивидуальной свободы, а не социального равенства, а почти 70% из них считают, что индивидуализм, либерализм и западная демократия представляют собой ценности, которые вполне подходят и России. Именно эти люди в большей степени, нежели представители других мировоззренческих групп, поддерживают действия нынешней власти в экономике (36,8% «модернистов» против 16,2% «традиционалистов») и политике (соответственно 40,7% и 27,5%). Поэтому очевидные попытки силовой части властей предержащих ограничить свободы, огосударствить «обратно» наиболее «интересные» по части прибыли части экономики, их постоянная апелляция к чувствам не «модернистской», а «традиционалистской» части общества падают на подготовленную почву и в перспективе могут привести к смене общественного строя: электоральный строительный материал для создания сверхжесткого государства, притом с сильным эгалитарным уклоном, имеется в современной России в изобилии.

Как такое государство может выглядеть экономически? Социологи делают такой вывод: «Большинство россиян ждут от государства реализации модели государственного капитализма в экономическом развитии страны. Фактически речь идет о возрождении модели НЭПа, которая, видимо, потому и дала в свое время такой колоссальный экономический эффект, что в наибольшей степени соответствовала социокультурным и психологическим особенностям россиян. Более того, в российском обществе нет сколько-нибудь массовых групп, способных обеспечить качественный сдвиг представлений наших сограждан об оптимальной модели социально-экономического устройства страны и в среднесрочной перспективе. Даже та часть россиян, которые выступают сторонниками индивидуальной свободы, личной ответственности, защиты прав человека, являясь носителями инновационного типа мышления, в вопросе об оптимальном для России типе социально-экономического устройства практически едина со всем остальным населением. Общенациональный менталитет россиян представляет собой если не константу, то, во всяком случае, величину довольно независимую, которую нельзя изменить по заказу или указу. Независимо от возраста и степени продвинутости мировоззрения, как, впрочем, и от таких факторов, как место жительства, профессиональный статус, образование и т.д., основная масса россиян предпочитает видеть доминирование государственной собственности или по крайней мере государственного управления с соответствующей системой государственных гарантий в большинстве отраслей».

И чтобы совсем уж не оставалось никаких иллюзий — вот еще пара «убойных» цифр: за последние 6 лет удвоилось число россиян, считающих, что главная общенациональная задача — «стать великой державой XXI века», и на четверть сократилось количество тех, кто во главу угла ставит создание рыночной экономики.

Умереть за государство

«Вместе с тем современный российский традиционализм (а с ним, вероятно, и российский консерватизм) довольно своеобразен. В некоторых важных аспектах он заметно отклоняется от своих же нормативных образцов», — говорится в докладе ИКСИ РАН. Прежде всего он сочетается с довольно широкими нонконформистскими и антииерархическими настроениями, тогда как классический традиционализм всегда включал в себя идею иерархически организованного порядка. В современной же России этот порядок еще подлежит как бы «личной ратификации» индивида. Это проявляется в целом ряде характерных поведенческих установок и социальных представлений россиян. Например, в условном характере правового мышления (законы подлежат исполнению лишь тогда, когда они являются «правильными» и если верхи сами подают пример их соблюдения). Распоряжениям своего непосредственного руководства россияне также готовы неукоснительно следовать лишь тогда, когда сами с ними внутренне согласны. Практически во всех социально-демографических группах, выделенных на основании различных признаков (возраст, образование, тип поселения и др.), соотношение между теми, кто готов безоговорочно выполнять любые указания начальства, и считающими, что для этого необходимо еще внутреннее согласие с точкой зрения руководства, приближается к пропорции 1:2.

Другой особенностью современного российского общества является, как ни парадоксально, сочетание традиционализма с тенденцией к ослаблению эмоциональной связи с Родиной. Среди россиян крепнет убеждение в том, что «человек имеет право жить там, где ему нравится», в том числе и вне России. Эта точка зрения в современном российском обществе заметно популярнее, чем противоположная («Родина у человека одна, и покидать ее нехорошо»): на каждых десятерых сторонников первой из них приходится 8 человек, ее оспаривающих. Причем, судя по соотношению соответствующих цифр, космополитические настроения должны затрагивать не только «модернистов», но и некоторую часть «традиционалистов», в особенности, как это ни странно, в старших возрастных когортах, в которых «традиционалистские» настроения нарастают в значительно большей степени, чем собственно патриотические («Родина у человека одна»). Так, среди респондентов старше 55 лет доля «традиционалистов» достигает 70%, а общее число считающих предосудительным жить вне России недотягивает до этой цифры, по крайней мере, 10—11%.

Несомненно, трансформация образа Родины и отношения к ней среди значительной части российского общества тесно сопряжена с другой тенденцией — с нарастанием атомизации, разрушающей непосредственно переживаемое чувство общности и тем самым устои социальной солидарности россиян. В настоящее время основная масса населения страны вынуждена существовать в режиме индивидуального выживания, что накладывает сильный отпечаток и на сознание, и на поведение. В основном обыватели погружены в круг проблем, связанных с личным благополучием, внутри которого и сосредоточиваются ныне их основные интересы. Даже среди воспитанных в коллективистском духе представителей старших возрастных групп на одного респондента, считающего, что жить стоит только ради больших общих целей, приходятся, по крайней мере, двое, которые ставят на первый план собственные дела и благополучие своей семьи. Среди же молодежи эта пропорция резко сдвигается в сторону индивидуализма. Причем особенно выделяются в этом плане даже не самые молодые, а поколение 26—35-летних, взросление которых пришлось на первые годы рыночных реформ. В этой группе эгоистические настроения перевешивают ориентацию на «общее дело» более чем в 5 раз (82% и 16% респондентов соответственно). Причем у большинства молодого поколения (в возрастной когорте до 26 лет это, по крайней мере, 2/3 опрошенных) подобные настроения принимают весьма агрессивную форму: представители этой части населения убеждены в том, что за свое место в мире надо драться, не особо считаясь при этом с угрызениями совести и нормами морали. Для сравнения: среди россиян в возрасте 46—55 лет соотношение нравственных позиций является прямо противоположным, а у самого старшего поколения «мораль сильного» (то есть — «антимораль») отвергают, по крайней мере, 3/4 опрошенных.

В данном контексте россияне все реже склонны безусловно отождествлять свои интересы с целями и интересами государства. Правда, прямая внешняя опасность по-прежнему способна сплотить большую часть населения. По крайней мере, примерно половина опрошенных ответили, что готовы защищать свою страну от агрессии извне, в том числе, если понадобится, ценой собственной жизни. Такого рода ответы достаточно ровно распределены практически по всем социально-демографическим группам со специфическим «всплеском» данного показателя в некоторых профессиональных группах. Это в первую очередь люди в погонах: здесь декларируемая готовность к самопожертвованию доходит до 80% (военнослужащие). Таким образом, внутренняя установка «умереть за Россию» — это в основе своей довольно устойчивая психологическая характеристика, мало зависящая от социального положения индивида. Однако гипотетическая угроза распада России изнутри аналогичной готовности «вступиться за державу» уже не вызывает. В такой ситуации готов жертвовать собой лишь каждый пятый опрошенный. Это почти в два раза меньше числа тех, кто дал прямо противоположный ответ. Приблизительно вдвое возрастает в такой гипотетической ситуации и доля колеблющихся, не имеющих определенного мнения. Даже в ряды представителей силовых структур подобная ситуация вносит психологическое смятение, и цифра готовых «выполнить свой долг до конца» снижается здесь примерно до 40% (впрочем, для решения практических задач, которые могут встать перед силовыми ведомствами в случае такого рода угрозы, это довольно высокий показатель).

Пережидать поколение или совершить рывок?

И все же выводы социологов не слишком оптимистичны. По их мнению, только по мере смены поколений с доминированием в новых генерациях выходцев из крупных городов и общего роста уровня образованности населения, в частности повышения доли лиц с высшим образованием и числа детей, выросших в их семьях, в России завершится этап социокультурной модернизации. До того момента об окончательной смене самой социально-экономической формации говорить не стоит. Однако вопрос, будет ли она успешной, остается на сегодня открытым.

«Будем ли мы и дальше уповать на естественный процесс обновления человеческого потенциала, необходимого для системной модернизации страны, или, учтя ошибки XX века, приложим усилия к тому, чтобы осуществить управляемый рывок социокультурной модернизации, обеспечив тем самым возрождение России как конкурентоспособной державы?» — спрашивает в конце доклада Михаил Горшков.

Это уже вопрос не риторический. Он — к власти.

ГЕОРГИЙ ИЛЬИЧЕВ, ОБОЗРЕВАТЕЛЬ «ИЗВЕСТИЙ», — СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ «ПРОФИЛЯ»