Архивная публикация 2001 года: "Goodbye, Америка"
Еще совсем недавно казалось, что само выражение "холодная война" надежно забыто по обе стороны океана. Однако неожиданно эксперты заговорили о новом витке этой войны -- между Россией и Америкой.Война -- это мир
Просмотр новостных программ ТВ и чтение газет в последнее время вызывает у людей старше 25 лет отчетливое чувство, которое в психологии называется deja vu -- "уже видел", "уже было". Российские и американские политики, дипломаты, военные обмениваются жесткими заявлениями, один за другим следуют "шпионские скандалы" (которых всегда можно избежать, как считают знающие люди), в речах и статьях экспертов все чаще слышится полузабытое словосочетание "холодная война".
Российский ученый Николай Злобин, с 1993 года работающий в США, то есть хорошо чувствующий тамошнюю атмосферу, недавно напечатал в "Континенте" статью с откровенно пессимистическим заголовком: "Америка и Россия на пороге ХХI века: новая холодная война?". Выводы этой статьи убийственны: "Россия и Америка никогда не будут друзьями в политике, слишком велика разница их интересов. Кто бы ни занимал Белый дом -- Гор или Буш, американская политика никогда не будет пророссийской. Кто бы ни сидел в Кремле, Россия никогда не будет проводить проамериканскую политику".
Правда, Злобин почему-то питает к "холодной войне" своего рода симпатию. Он пишет: "Холодная война -- это надежный мир, основанный на противовесах и сдержках. Перефразируя Гарри Трумена, можно сказать, что такая война -- это не матч, после которого команды разъезжаются по домам, а, скорее, непрерывный чемпионат, где можно выиграть или проиграть игру, но весь турнир нельзя ни проиграть, ни выиграть, ни даже остановить. То есть речь идет о необходимости продолжения политики разумной "холодной войны", очищенной, конечно, от всякого рода идеологической мишуры. Войны, которая, заметим, принесла Европе самый длительный во всей ее истории период мирной жизни".
У Злобина получается прямо по Оруэллу: "война -- это мир", и недаром он говорит о Европе, где пушки действительно долго молчали, но зато громыхали они в Корее, Вьетнаме, Анголе, Никарагуа -- там, где "холодная война" вырывалась на поверхность.
Но что же случилось, ведь совсем еще недавно казалось, что само выражение "холодная война" надежно забыто по обе стороны океана? Чтобы лучше понять происходящее, полезно оглянуться на последнее десятилетие ушедшего века.
Поражение как победа
Почти все девяностые годы, то есть пока Россия тяжко, со скрипом, стоном и выстрелами меняла свой общественный строй, свой внутренний и внешний образ, всех "людей доброй воли" (то есть корыстно и бескорыстно заинтересованное в реформах меньшинство) воодушевляла надежда, сформулированная еще Остапом Бендером в "Двенадцати стульях": "Запад нам поможет!"
Под "Западом" разумелась прежде всего Америка, былой враг номер один, которая железной волей Рейгана, объявившего Советский Союз "империей зла", довела до конца "холодную войну", додавила до полного экономического банкротства и полного идейного разоружения грозную коммунистическую систему.
Впрочем, большинство "побежденных" себя таковыми не считали и от радикального поворота внешней политики испытывали эйфорию. Наше Министерство иностранных дел при Козыреве даже не очень обижалось, когда злые языки называли его подразделением американского госдепартамента по российским делам.
Господствующее чувство было такое, что мы вовсе не отступаем, вовсе не сдаем былые позиции во всех сферах -- от геополитики до экономики,-- а делаем Америке (и всем "цивилизованным странам" в ее лице) великодушные и роскошные подарки от широты своей русской души, в знак нескрываемой любви к бастиону свободы и демократии.
Ладно там вывод войск из Афганистана, роспуск Варшавского Договора, спешная эвакуация Западной группы войск, досрочное дозволение Германии объединиться, одобрение "Бури в пустыне" -- американского блицкрига против Саддама Хусейна,-- мы ведь даже демократизацию собственной страны, демонтаж обанкротившегося социализма (и развал СССР в том числе) воспринимали как большой подарок, который мы наконец-то можем преподнести довольному учителю. Учитель тем самым становился как бы коллегой, партнером в общих "взрослых" делах, почти что уже задушевным другом.
Оно, конечно, не обходилось и без корыстных прикидок типа "а что мы за это будем иметь?", но в откровенном виде такие расчеты посещали головы разве что последних угрюмых циников. Большинство же полагало, что ежели у нас наступает полная "дружба", то чуть ли и не кошелек будет у нас общий, что в самое ближайшее время ждет нас если не новый "план Маршалла", с помощью которого американцы чудодейственно быстро восстановили после войны разрушенную Европу, то уж, во всяком случае, золотой дождь американских инвестиций прольется в нашу иссохшую, исстрадавшуюся под игом коммунизма экономику. Словом, тоже по Остапу Бендеру: сами принесут на "блюдечке с голубой каемочкой" и еще просить будут, чтобы мы взяли. Потому что им же выгоднее иметь на Востоке сытого, склонного к свободе и демократии друга, чем голодного тоталитарного врага.
Надо честно признаться: если бы всей этой проамериканской эйфории в начале 90-х годов не было, Ельцин с Гайдаром не решились бы на "шоковую терапию" -- и где бы мы сейчас были, в каких очередях стояли, чтобы отоварить какие-нибудь карточки или талоны,-- одному Богу известно.
Словом, Америка нам все-таки помогла -- решительными, но, как вскорости выяснилось, не самыми компетентными "спецами", общей и неопределенной "моральной поддержкой", которая адресовалась даже не столько России как субъекту международной политики, сколько "демократическим силам" внутри страны, да кое-какими (не самыми большими и не слишком выгодными) кредитами по линии МВФ, про которые специалисты сейчас не вспоминают, не выругавшись.
Зато американский золотой дождь инвестиций проливался в те поры в другом полушарии: янки наводили порядок у ближайших соседей -- в Мексике и Латинской Америке, потом они оказали свое инвестиционное внимание до сих пор коммунистическому Китаю. А нас они поддерживали чисто платонически, думая, наверное, в свою очередь: мы и так сделали этим русским большой и ценный подарок, разгромив в дорогостоящей "холодной войне" и экономическом соревновании их антинародный тоталитарный режим, который сковывал здоровую инициативу масс. Пусть-ка теперь эти освобожденные русские, у которых бездна всяких полезных ископаемых и которые умудрились создать самую большую и мощную армию и наделать умопомрачительное количество ядерных ракет, покажут всем, на что они способны в "мирном строительстве" и свободной конкуренции. А мы пока понаблюдаем.
Логика, конечно, неотразимая, но какая-то не наша, не "душевная". Как Ильич незабвенный говаривал, "формально правильно, а по существу -- издевательство".
Ведь мы-то, когда отдавали без боя и выкупа еще при Сталине благоприобретенную Восточную Европу, когда убирались подобру-поздорову из всех "горячих точек" "третьего мира", бросая былых союзников и теряя всякое влияние на судьбы десятков стран, мы ведь врали себе, что делаем это не от слабости, а по высоким идейным и моральным соображениям, поскольку прониклись ценностями свободы, демократии и рыночной экономики. То есть продолжали чувствовать себя сильными и "равными" (достигнутый полным истощением страны ядерный "паритет" здорово давил и до сих пор давит на мозги).
Вот эта ничем не подтвержденная претензия на силу и равенство, должно быть, крепко бесила американцев, да и вообще Запад: там-то уж точно знали, кто сколько весит и чего стоит, кто выиграл и кто проиграл. Какое-то время (пока новый строй не стабилизировался и оставалась опасность возвращения к власти коммунистов) с Россией обращались как с бедным родственником, чьи молодые чудачества дорого обошлись семье: его чувства щадили, спесь публично не сбивали, ввели даже на полуптичьих правах в "большую семерку", выделив "приставное" восьмое место за столом, но при этом делали свои дела так, как будто Россия за тем столом вовсе не сидела -- и Европу перекраивали, и мировой экономикой дирижировали, и "новый мировой порядок" устанавливали, не слыша робких российских рассуждений о "многополярном мире" и прочих идеальных глупостях.
Мир действительно стремительно менялся, а Россия, сделав в начале десятилетия рывок и заявив о благих намерениях, надолго впала в какой-то дурной марафон, в "бег на месте -- общепримиряющий", удивляя даже самых терпеливых соседей бестолковщиной и непредсказуемостью.
Такая лицемерная с обеих сторон политика "взаимной вежливости" продолжаться долго не могла -- обоюдное раздражение нарастало, и уже ко второму ельцинскому сроку стало прорываться в открытых формах, благо предлогов хватало: то Россия ввяжется в бесконечную кавказскую войну, то НАТО начнет расширяться на восток, то в России приключится дефолт, то натовские самолеты полетят бомбить Белград.
Кульминацией всех этих взаимных раздражений был форменный штурм американского посольства отвязанной московской молодежью в марте 1999 года. Власть мешала этой акции (которую, вообще говоря, способна была просто предотвратить) довольно лениво -- молодежь, забросавшая заокеанскую эмбассаду "чернильными бомбами", видать, выразила и ее тайные чувства.
Словом, оглядываясь на прошедшее десятилетие, на развитие российско-американских отношений в эти годы, приходишь к выводу, что они, помимо всего прочего, базировались во многом на иллюзиях и недоразумениях. С нашей стороны было, конечно, величайшей глупостью считать, что поражение в "холодной войне" ни к чему нас не обязывает и что это не поражение вовсе, а великая победа свободы и демократии, автоматически решающая все международные проблемы России.
Между тем поражение есть поражение, оно влечет за собой геополитические уступки и экономические потери, побежденные обязаны извлекать из поражения полезные уроки, чувствовать волю к реваншу и мобилизовывать для реванша силы. А если поражение объявляется победой, о каких уроках и каком реванше может идти речь? Все идет как надо, и нет смысла особенно напрягаться. Если мы победили, то незачем даже менять прежнюю государственную великодержавную риторику, незачем смиряться и вести себя в мировых делах соответственно своему теперешнему скромному весу и статусу. Наплевать, что экономическая статистика загоняет Россию на предпоследние места по всем почти важнейшим показателям,-- мы все равно великая держава и желаем, чтобы к нам относились с должным уважением. А еще лучше -- с любовью и безграничным доверием, то есть прощали бы нам всякие, выражаясь по-ельцински, "загогулины".
Это типичный комплекс современного подростка: у него короткая память, он точно знает, что, несмотря на все безобразия, "в душе он хороший", а главное -- впереди у него великое и славное будущее. Вот за это будущее и извольте его уже сейчас любить.
Но ведь и у многих американцев, между нами говоря, в психологии тоже много подросткового: прямолинейность и самоуверенность, нетерпение и нетерпимость к чужим слабостям. И неприятная манера резать правду-матку, не щадя тонких чувств собеседника. Я уж не говорю о свойственной подросткам ранимости и впечатлительности, которые легко уживаются с черствостью и эгоцентризмом. Словом, как сойдутся два таких подростка -- хоть святых выноси.
"Крутость" для внутреннего употребления
Так что же -- и в самом деле война? Хочется быстро сказать: этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Между Россией и Америкой нет никаких неразрешимых противоречий -- между ними не стоит, как когда-то, агрессивная коммунистическая идеология, нет территориальных споров, религиозной или культурной несовместимости. Более того, за десятилетие после окончания предыдущей "холодной войны" произошло нечто неизбежное и практически необратимое -- быстрая американизация (вестернизация) России на уровне элементарного быта. Я уж не говорю про то, что кубышки наполняются теперь не рублями, а зелеными гравированными иллюстрациями к славной американской истории. Не говорю о "Макдоналдсах" и прочих фаст-фудах, о засилье американского кино и американского чтива, об американских стандартах в прессе и на ТВ, о вездесущей Барби и прочих мелочах.
Но в окружении этих мелочей, которые незаметно формируют не только стандарты поведения и общения, но и сам строй мыслей, уже выросло целое поколение. Поколение, которое вряд ли понимает, о чем пел "Наутилус Помпилиус" в песне, название которой вынесено в заголовок этой статьи. "Наутилус" же в конце 80-х, когда была написана песня, прозорливо прощался с детской мечтой об Америке, как о волшебной, заколдованной стране грез. Такой Америки действительно никогда больше не будет, да и не надо. Пора относиться к ней трезво и здраво, не шарахаясь из крайности в крайность.
То есть понимать прежде всего, что антироссийская риторика американцев, напоминающая о стандартах "холодной войны", обращена прежде всего к внутренней аудитории: новая администрация (особенно нынешняя, с ее вечной республиканской упертостью) просто обязана показать избирателю свою "крутость". Печально, конечно, что объектом этой крутости стала Россия, но и, с другой стороны, нашим политикам не надо бы нервничать и еще больше подставляться, играя давно ссохшимися бицепсами и тоже, в сущности, доказывая свою "крутость" собственному населению, тоскующему по былой советской великодержавности, от которой оно имело, если хорошенько вспомнить, только нищету и тревогу.
Да, "друзьями" Россия и Америка, скорее всего, в ближайшее время не станут, хотя теоретически им есть "против кого" дружить -- против того же, например, исламского фундаментализма или набирающего силу неопределенного и лукавого Китая. Но Америка хочет (и, наверное, может) справиться со своими (и нашими) противниками сама. Надо ли ей мешать?
И уж тем более не надо по поводу и без повода повторять на всех углах сакраментальное словосочетание "холодная война". Россия -- страна слов, они здесь имеют странную особенность материализоваться.
Давайте лучше считать, что у нас с Америкой установился "прохладный мир", и давайте заниматься укреплением державы не для того, чтобы злой Америке нечто доказать, а для собственной пользы и удовольствия. А там, глядишь, наши претензии на экономическое равенство начнут обретать хоть какую-то почву.
Еще совсем недавно казалось, что само выражение "холодная война" надежно забыто по обе стороны океана. Однако неожиданно эксперты заговорили о новом витке этой войны -- между Россией и Америкой.Война -- это мир
Просмотр новостных программ ТВ и чтение газет в последнее время вызывает у людей старше 25 лет отчетливое чувство, которое в психологии называется deja vu -- "уже видел", "уже было". Российские и американские политики, дипломаты, военные обмениваются жесткими заявлениями, один за другим следуют "шпионские скандалы" (которых всегда можно избежать, как считают знающие люди), в речах и статьях экспертов все чаще слышится полузабытое словосочетание "холодная война".
Российский ученый Николай Злобин, с 1993 года работающий в США, то есть хорошо чувствующий тамошнюю атмосферу, недавно напечатал в "Континенте" статью с откровенно пессимистическим заголовком: "Америка и Россия на пороге ХХI века: новая холодная война?". Выводы этой статьи убийственны: "Россия и Америка никогда не будут друзьями в политике, слишком велика разница их интересов. Кто бы ни занимал Белый дом -- Гор или Буш, американская политика никогда не будет пророссийской. Кто бы ни сидел в Кремле, Россия никогда не будет проводить проамериканскую политику".
Правда, Злобин почему-то питает к "холодной войне" своего рода симпатию. Он пишет: "Холодная война -- это надежный мир, основанный на противовесах и сдержках. Перефразируя Гарри Трумена, можно сказать, что такая война -- это не матч, после которого команды разъезжаются по домам, а, скорее, непрерывный чемпионат, где можно выиграть или проиграть игру, но весь турнир нельзя ни проиграть, ни выиграть, ни даже остановить. То есть речь идет о необходимости продолжения политики разумной "холодной войны", очищенной, конечно, от всякого рода идеологической мишуры. Войны, которая, заметим, принесла Европе самый длительный во всей ее истории период мирной жизни".
У Злобина получается прямо по Оруэллу: "война -- это мир", и недаром он говорит о Европе, где пушки действительно долго молчали, но зато громыхали они в Корее, Вьетнаме, Анголе, Никарагуа -- там, где "холодная война" вырывалась на поверхность.
Но что же случилось, ведь совсем еще недавно казалось, что само выражение "холодная война" надежно забыто по обе стороны океана? Чтобы лучше понять происходящее, полезно оглянуться на последнее десятилетие ушедшего века.
Поражение как победа
Почти все девяностые годы, то есть пока Россия тяжко, со скрипом, стоном и выстрелами меняла свой общественный строй, свой внутренний и внешний образ, всех "людей доброй воли" (то есть корыстно и бескорыстно заинтересованное в реформах меньшинство) воодушевляла надежда, сформулированная еще Остапом Бендером в "Двенадцати стульях": "Запад нам поможет!"
Под "Западом" разумелась прежде всего Америка, былой враг номер один, которая железной волей Рейгана, объявившего Советский Союз "империей зла", довела до конца "холодную войну", додавила до полного экономического банкротства и полного идейного разоружения грозную коммунистическую систему.
Впрочем, большинство "побежденных" себя таковыми не считали и от радикального поворота внешней политики испытывали эйфорию. Наше Министерство иностранных дел при Козыреве даже не очень обижалось, когда злые языки называли его подразделением американского госдепартамента по российским делам.
Господствующее чувство было такое, что мы вовсе не отступаем, вовсе не сдаем былые позиции во всех сферах -- от геополитики до экономики,-- а делаем Америке (и всем "цивилизованным странам" в ее лице) великодушные и роскошные подарки от широты своей русской души, в знак нескрываемой любви к бастиону свободы и демократии.
Ладно там вывод войск из Афганистана, роспуск Варшавского Договора, спешная эвакуация Западной группы войск, досрочное дозволение Германии объединиться, одобрение "Бури в пустыне" -- американского блицкрига против Саддама Хусейна,-- мы ведь даже демократизацию собственной страны, демонтаж обанкротившегося социализма (и развал СССР в том числе) воспринимали как большой подарок, который мы наконец-то можем преподнести довольному учителю. Учитель тем самым становился как бы коллегой, партнером в общих "взрослых" делах, почти что уже задушевным другом.
Оно, конечно, не обходилось и без корыстных прикидок типа "а что мы за это будем иметь?", но в откровенном виде такие расчеты посещали головы разве что последних угрюмых циников. Большинство же полагало, что ежели у нас наступает полная "дружба", то чуть ли и не кошелек будет у нас общий, что в самое ближайшее время ждет нас если не новый "план Маршалла", с помощью которого американцы чудодейственно быстро восстановили после войны разрушенную Европу, то уж, во всяком случае, золотой дождь американских инвестиций прольется в нашу иссохшую, исстрадавшуюся под игом коммунизма экономику. Словом, тоже по Остапу Бендеру: сами принесут на "блюдечке с голубой каемочкой" и еще просить будут, чтобы мы взяли. Потому что им же выгоднее иметь на Востоке сытого, склонного к свободе и демократии друга, чем голодного тоталитарного врага.
Надо честно признаться: если бы всей этой проамериканской эйфории в начале 90-х годов не было, Ельцин с Гайдаром не решились бы на "шоковую терапию" -- и где бы мы сейчас были, в каких очередях стояли, чтобы отоварить какие-нибудь карточки или талоны,-- одному Богу известно.
Словом, Америка нам все-таки помогла -- решительными, но, как вскорости выяснилось, не самыми компетентными "спецами", общей и неопределенной "моральной поддержкой", которая адресовалась даже не столько России как субъекту международной политики, сколько "демократическим силам" внутри страны, да кое-какими (не самыми большими и не слишком выгодными) кредитами по линии МВФ, про которые специалисты сейчас не вспоминают, не выругавшись.
Зато американский золотой дождь инвестиций проливался в те поры в другом полушарии: янки наводили порядок у ближайших соседей -- в Мексике и Латинской Америке, потом они оказали свое инвестиционное внимание до сих пор коммунистическому Китаю. А нас они поддерживали чисто платонически, думая, наверное, в свою очередь: мы и так сделали этим русским большой и ценный подарок, разгромив в дорогостоящей "холодной войне" и экономическом соревновании их антинародный тоталитарный режим, который сковывал здоровую инициативу масс. Пусть-ка теперь эти освобожденные русские, у которых бездна всяких полезных ископаемых и которые умудрились создать самую большую и мощную армию и наделать умопомрачительное количество ядерных ракет, покажут всем, на что они способны в "мирном строительстве" и свободной конкуренции. А мы пока понаблюдаем.
Логика, конечно, неотразимая, но какая-то не наша, не "душевная". Как Ильич незабвенный говаривал, "формально правильно, а по существу -- издевательство".
Ведь мы-то, когда отдавали без боя и выкупа еще при Сталине благоприобретенную Восточную Европу, когда убирались подобру-поздорову из всех "горячих точек" "третьего мира", бросая былых союзников и теряя всякое влияние на судьбы десятков стран, мы ведь врали себе, что делаем это не от слабости, а по высоким идейным и моральным соображениям, поскольку прониклись ценностями свободы, демократии и рыночной экономики. То есть продолжали чувствовать себя сильными и "равными" (достигнутый полным истощением страны ядерный "паритет" здорово давил и до сих пор давит на мозги).
Вот эта ничем не подтвержденная претензия на силу и равенство, должно быть, крепко бесила американцев, да и вообще Запад: там-то уж точно знали, кто сколько весит и чего стоит, кто выиграл и кто проиграл. Какое-то время (пока новый строй не стабилизировался и оставалась опасность возвращения к власти коммунистов) с Россией обращались как с бедным родственником, чьи молодые чудачества дорого обошлись семье: его чувства щадили, спесь публично не сбивали, ввели даже на полуптичьих правах в "большую семерку", выделив "приставное" восьмое место за столом, но при этом делали свои дела так, как будто Россия за тем столом вовсе не сидела -- и Европу перекраивали, и мировой экономикой дирижировали, и "новый мировой порядок" устанавливали, не слыша робких российских рассуждений о "многополярном мире" и прочих идеальных глупостях.
Мир действительно стремительно менялся, а Россия, сделав в начале десятилетия рывок и заявив о благих намерениях, надолго впала в какой-то дурной марафон, в "бег на месте -- общепримиряющий", удивляя даже самых терпеливых соседей бестолковщиной и непредсказуемостью.
Такая лицемерная с обеих сторон политика "взаимной вежливости" продолжаться долго не могла -- обоюдное раздражение нарастало, и уже ко второму ельцинскому сроку стало прорываться в открытых формах, благо предлогов хватало: то Россия ввяжется в бесконечную кавказскую войну, то НАТО начнет расширяться на восток, то в России приключится дефолт, то натовские самолеты полетят бомбить Белград.
Кульминацией всех этих взаимных раздражений был форменный штурм американского посольства отвязанной московской молодежью в марте 1999 года. Власть мешала этой акции (которую, вообще говоря, способна была просто предотвратить) довольно лениво -- молодежь, забросавшая заокеанскую эмбассаду "чернильными бомбами", видать, выразила и ее тайные чувства.
Словом, оглядываясь на прошедшее десятилетие, на развитие российско-американских отношений в эти годы, приходишь к выводу, что они, помимо всего прочего, базировались во многом на иллюзиях и недоразумениях. С нашей стороны было, конечно, величайшей глупостью считать, что поражение в "холодной войне" ни к чему нас не обязывает и что это не поражение вовсе, а великая победа свободы и демократии, автоматически решающая все международные проблемы России.
Между тем поражение есть поражение, оно влечет за собой геополитические уступки и экономические потери, побежденные обязаны извлекать из поражения полезные уроки, чувствовать волю к реваншу и мобилизовывать для реванша силы. А если поражение объявляется победой, о каких уроках и каком реванше может идти речь? Все идет как надо, и нет смысла особенно напрягаться. Если мы победили, то незачем даже менять прежнюю государственную великодержавную риторику, незачем смиряться и вести себя в мировых делах соответственно своему теперешнему скромному весу и статусу. Наплевать, что экономическая статистика загоняет Россию на предпоследние места по всем почти важнейшим показателям,-- мы все равно великая держава и желаем, чтобы к нам относились с должным уважением. А еще лучше -- с любовью и безграничным доверием, то есть прощали бы нам всякие, выражаясь по-ельцински, "загогулины".
Это типичный комплекс современного подростка: у него короткая память, он точно знает, что, несмотря на все безобразия, "в душе он хороший", а главное -- впереди у него великое и славное будущее. Вот за это будущее и извольте его уже сейчас любить.
Но ведь и у многих американцев, между нами говоря, в психологии тоже много подросткового: прямолинейность и самоуверенность, нетерпение и нетерпимость к чужим слабостям. И неприятная манера резать правду-матку, не щадя тонких чувств собеседника. Я уж не говорю о свойственной подросткам ранимости и впечатлительности, которые легко уживаются с черствостью и эгоцентризмом. Словом, как сойдутся два таких подростка -- хоть святых выноси.
"Крутость" для внутреннего употребления
Так что же -- и в самом деле война? Хочется быстро сказать: этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Между Россией и Америкой нет никаких неразрешимых противоречий -- между ними не стоит, как когда-то, агрессивная коммунистическая идеология, нет территориальных споров, религиозной или культурной несовместимости. Более того, за десятилетие после окончания предыдущей "холодной войны" произошло нечто неизбежное и практически необратимое -- быстрая американизация (вестернизация) России на уровне элементарного быта. Я уж не говорю про то, что кубышки наполняются теперь не рублями, а зелеными гравированными иллюстрациями к славной американской истории. Не говорю о "Макдоналдсах" и прочих фаст-фудах, о засилье американского кино и американского чтива, об американских стандартах в прессе и на ТВ, о вездесущей Барби и прочих мелочах.
Но в окружении этих мелочей, которые незаметно формируют не только стандарты поведения и общения, но и сам строй мыслей, уже выросло целое поколение. Поколение, которое вряд ли понимает, о чем пел "Наутилус Помпилиус" в песне, название которой вынесено в заголовок этой статьи. "Наутилус" же в конце 80-х, когда была написана песня, прозорливо прощался с детской мечтой об Америке, как о волшебной, заколдованной стране грез. Такой Америки действительно никогда больше не будет, да и не надо. Пора относиться к ней трезво и здраво, не шарахаясь из крайности в крайность.
То есть понимать прежде всего, что антироссийская риторика американцев, напоминающая о стандартах "холодной войны", обращена прежде всего к внутренней аудитории: новая администрация (особенно нынешняя, с ее вечной республиканской упертостью) просто обязана показать избирателю свою "крутость". Печально, конечно, что объектом этой крутости стала Россия, но и, с другой стороны, нашим политикам не надо бы нервничать и еще больше подставляться, играя давно ссохшимися бицепсами и тоже, в сущности, доказывая свою "крутость" собственному населению, тоскующему по былой советской великодержавности, от которой оно имело, если хорошенько вспомнить, только нищету и тревогу.
Да, "друзьями" Россия и Америка, скорее всего, в ближайшее время не станут, хотя теоретически им есть "против кого" дружить -- против того же, например, исламского фундаментализма или набирающего силу неопределенного и лукавого Китая. Но Америка хочет (и, наверное, может) справиться со своими (и нашими) противниками сама. Надо ли ей мешать?
И уж тем более не надо по поводу и без повода повторять на всех углах сакраментальное словосочетание "холодная война". Россия -- страна слов, они здесь имеют странную особенность материализоваться.
Давайте лучше считать, что у нас с Америкой установился "прохладный мир", и давайте заниматься укреплением державы не для того, чтобы злой Америке нечто доказать, а для собственной пользы и удовольствия. А там, глядишь, наши претензии на экономическое равенство начнут обретать хоть какую-то почву.
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
