03.09.2007 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2007 года: "Город возрождения"

Уникальному эксперименту уже 10 лет: летом 1997 года Китай вернул колонию британской короны Гонконг в состав Поднебесной, пообещав предоставить ему широкую автономию. Сдержал ли Пекин свое слово? Может ли капиталистическая жемчужина сверкать в обрамлении коммунистической империи?Уже сняты красные почтовые ящики с изображением короны, отпечатаны последние почтовые марки с профилем Елизаветы II, со стен служебных кабинетов исчезли 1200 ее портретов. 10 лет назад начался финальный акт, торжественная церемония прощания Британии с Гонконгом, последнее «прости» колониальной державы. Королева сдана в утиль.

Когда спускали Union Jack, плакали многие. Боролся со слезами Крис Паттен, последний британский губернатор, который после 150 лет высокомерного колониализма под самый занавес устроил в Гонконге демократию, за что был назван Пекином «продажной тварью». Его жена и три дочери плакали в три ручья. Почетный гость принц Чарльз, восходя на королевскую яхту «Британия», подносил платок к глазам и махал на прощание ручкой тем, кто остался на берегу.

Не успело пробить полночь 1 июля 1997 года, как прежняя власть покинула Гонконг, эту «гавань ароматов». Жемчужину британской короны с ее валютными резервами, составлявшими $69 млрд, она отдала в руки коммунистических хозяев Китайской Народной Республики — со времен Клеопатры то было самое богатое приданое. В символике момента отчетливо была видна его историческая важность: уход прежней сверхдержавы и восхождение новой.

Но больше всего слез пролило небо. За день до передачи начались осадки. Потом полило как из ведра. Под конец разверзлись хляби небесные. Суеверные гонконгские китайцы с ужасом поднимали глаза к серо-черным облакам. Они видели дурное предзнаменование. Новых властителей этого воздвигнутого на арендованной полоске земли образцово-показательного града небо встречало потопом — таким было знамение богов. Потоки нисходили неудержимо, час за часом, день за днем.

Мрачным было и пророчество Вонга, знатока фэн-шуй, учения о ветре и воде. В свете тусклой лампады, склонившись над загадочными табличками геомантии, старик произносил на рыночной площади свое заклинание: «Дитя, родившееся ровно в полночь 1 июля 1997 года, испытает многие трудности в первые годы жизни. Своенравным и ни на кого не похожим будет это чадо. Ему придется много страдать от отсутствия согласия между его попечителями, выходцами из разных миров».

Действительно, больше несуразностей и представить себе трудно: незаконнорожденное дитя, зачатое британским львом и китайским драконом, плод соития двух миров, родившийся под гром и молнии международной прессы, нареченный в 1997 году неудобопроизносимым именем Специальный административный район (SAR) Гонконг, Китай. Крестными были Дэн Сяопин, патриарх пекинских коммунистов, и Маргарет Тэтчер, глава лондонских консерваторов. Именно они в середине 80-х годов, не поинтересовавшись мнением гонконгцев, заключили соглашение о судьбе города после истечения срока аренды.

«Одна страна — две системы» — такое название получил этот план. В течение 50 лет после передачи Китаю отпрыск Гонконг имеет право сохранять свой капиталистический стиль жизни, собственную валюту и налоговую систему, формировать собственное правительство с «высокой степенью автономии», разумеется, оставаясь при этом «неотъемлемой частью Китая», который будет контролировать внешнюю политику и оборону. Хьюго Ресталл, главный редактор Far Eastern Economic Review, назвал эту систему «самой безумной политической конструкцией в мире».

Были ли у этого уникального эксперимента шансы на успех? Не безнадежная ли задача для пекинских кадров — управление этим оплотом капитализма, в то время самым крупным контейнерным портом-терминалом в мире, занимающим пятое место по количеству банков, седьмое — по количеству бирж и с доходом на душу населения, почти в 30 раз превышающим этот показатель в самом Китае? Сможет ли новый владелец, привыкший ездить на телегах (и танках), управлять лимузином класса люкс и при этом не врезаться в стену?

А может быть, наоборот, это Гонконг заразит КНР вирусом свободы и правовой безопасности и именно он будет влиять на Китай, а не Китай на него? Бывает ведь и так, что хвост виляет собакой.

Скептически настроен был не только астролог Вонг. Опасения высказывали многие гонконгцы — вообще-то известные оптимисты. Мрачные сценарии рисовали и западные авгуры. Новые хозяева приведут город к «глобальной отсталости», пророчил американский экономический журнал Fortune, — и прощай, город мирового значения! Тогдашний глава демократической партии Гонконга Мартин Ли, получивший на выборах в Законодательный совет наибольшее количество голосов, в интервью «Шпигелю» рассказал о своих опасениях. Руководство Коммунистической партии может существенно ограничить свободу прессы и демократию: «Пекин стремится к тотальному контролю. Но я буду сопротивляться. Пусть меня посадят». И действительно, своим первым официальным актом в 1997 году Пекин распустил Законодательный совет Гонконга.{PAGE}

Но сегодняшние цифры свидетельствуют о прямо противоположном: грандиозные успехи! Экономическое положение Гонконга стало еще лучше, чем прежде. Город превратился в «командно-контрольный пункт» для большей части мировой торговли, считает менеджер Деннис Чичетти. Это город «самой большой экономической свободы в мире», — восторгаются эксперты из американского аналитического центра Heritage Foundation. Курс акций быстро растет, а благодаря выводу на биржу ранее не котировавшихся фирм Гонконг привлек в 2006 году более $41 млрд, то есть больше, чем Лондон или Нью-Йорк. В последние годы экономический рост Специального административного района составляет примерно 7%. Благодаря этому доход на душу населения в Гонконге примерно такой же, как в Германии, уровень безработицы — 4%, а профицит бюджета — $7 млрд. Несмотря на все усилия своих китайских конкурентов, например Шанхая, сократить отставание, Гонконг сохраняет дистанцию.

Мы договорились встретиться с Мартином Ли в старом здании парламента. 10 лет назад он протестовал с балкона этого здания против роспуска Законодательного совета. На некоторых его товарищах по партии были вызывающие футболки с изображением палочек для еды, держащих силуэт Гонконга, как некий деликатес. На футболках надпись: «Большой китайский магазин фаст-фуда». Другие хотели приковать себя к своим депутатским креслам. Но все это не для юриста Ли. У него облик настоящего джентльмена. В костюме он ходил на демонстрации, костюм он носит и сейчас, когда закончилось первое десятилетие китайского правления.

Здание парламента с его прохладными галереями — одно из немногих строений, сохранившихся с колониальных времен. После того как снесли старый, ветхий пирс Star Ferry — от него можно было с островной части Гонконга добраться в Коулун, — оно кажется реликтом прошлого, затерянным среди всех этих сверкающих зданий вроде Международного финансового центра (IFC) с его 88 этажами, в настоящее время самого высокого здания в Гонконге. Впрочем, скоро этот рекорд будет перекрыт: уже строится новый небоскреб, на верхних этажах которого, на высоте 490 метров, разместится отель Ritz-Karlton. Выше, чем любой другой отель в мире. Очередной мировой рекорд Гонконга наряду с самым длинным эскалатором и самым большим количеством «роллс-ройсов» на душу населения.

Мартину Ли уже 69 лет, но он все такой же воинственный, остроумный и аскетичный, как и прежде. Он с гордостью говорит о том, что и в этом году удалось организовать демонстрацию в память о бойне на площади Тянаньмэнь в Пекине. 55 тыс. гонконгцев пришли, чтобы протестовать против Коммунистической партии, напомнить о кровавом подавлении борьбы студентов за свободу в июне 1989 года и потребовать их реабилитации. «Это было бы невозможно ни в одном из городов КНР», — с гордостью говорит этот человек, как и прежде представляющий демократов в Законодательном собрании.

Значит, Гонконг все-таки сохранил свои особые свободы и тогдашние прогнозы Ли были чересчур пессимистичными?

Адвокат Ли смотрит на это несколько иначе. Действительно, многие из самых дурных предчувствий не оправдались: улицы не патрулируют пекинские солдаты, никто не посягает на независимость юстиции, не увольняет получивших отличное образование еще в британские времена высококвалифицированных служащих. Но налицо эрозия гражданских свобод, и нет никакого прогресса в отношении свободных выборов. По словам Ли, пресса упражняется в самоцензуре. Например, газеты не печатают редакционных статей о том, что Тайвань и Тибет требуют предоставить им политическую независимость от Пекина. И что самое плохое: Пекин сам назначает правительство Гонконга, хотя оно вроде бы считается автономным.

Но ведь в марте 2007 года появился 49-летний Алан Леунг, кандидат на пост главы администрации Гонконга, весьма критично настроенный по отношению к Пекину. И он смог бросить вызов главе SAR, 62-летнему Дональду Цангу.

Демократ Ли качает головой. Из-за особенностей гонконгского избирательного права Леунг не имел ни малейшего шанса на победу. «Руководство Коммунистической партии Китая не доверяет гонконгцам. Оно боится, что сложится особый, своенравный и независимый тип людей, — говорит Ли. — После 1997 года Пекин хочет от нас только одного: хорошего бизнеса — и покоя».

Действительно, избирательная система Гонконга в лучшем случае полудемократический гермафродит. Граждане могут выбирать напрямую только половину из 60 депутатов, остальных назначают союзы предпринимателей. Главный министр, как официально называют главу SAR, назначает избирательный комитет, состоящий в основном из близких Пекину политиков и крупных промышленников. Мини-конституция Гонконга предусматривает продвижение в сторону всеобщих свободных выборов, однако Пекин блокирует реализацию этого положения.

Первый год действительно оказался очень плохим, даже хуже, чем предсказывал прорицатель Вонг. Сначала гонконгскую биржу основательно потряс азиатский кризис, начавшийся в Таиланде. Потом из-за эпидемии птичьего гриппа пришлось пустить под нож 1,4 млн кур. И наконец, водоросли-убийцы уничтожили большую часть местной рыбы. И то, что на научном жаргоне это бедствие называют Red Tide (красный прилив), никак не улучшило настроение ни в Пекине, ни в SAR. В 1998 году экономика Гонконга сократилась более чем на 5%. Активизировались любители апокалипсических сценариев, а когда в 2003 году на SAR обрушилась SARS (атипичная пневмония), число людей, веривших в будущее Гонконга, сократилось до предела. <...>{PAGE}

С помощью жестких карантинных и санитарных мер распространение смертоносного вируса удалось остановить. Спустя три ужасных месяца кошмар кончился. Уровень безработицы в Гонконге тогда составлял 9%, а в сфере частной экономики — еще больше. И как раз на пике этой напряженной атмосферы Пекин попытался протащить в Гонконге новый закон об антиподрывной деятельности, ограничивающий гражданские свободы.

Полмиллиона человек вышли на улицы, добиваясь отмены этого закона. И впервые в истории KНР народ взял верх над правительством. По мнению влиятельного пекинского профессора Янь Сюетуна, это свидетельство того, что «Гонконг вернулся в лоно Китая только внешне, но не по сути». Дун Цзяньхуа (которому уже 70 лет), невезучий и явно не очень одаренный первый глава SAR, слетел с должности, официально — «по состоянию здоровья».

В 2005 году Пекин поставил на его место уже не дружественного себе предпринимателя, а Дональда Цанга, сына гонконгского полицейского, католика, долгое время занимавшего высокие посты в колониальной администрации. Королева даже произвела его в рыцари. Он исполняет свои обязанности более компетентно, чем его предшественник, правда, не расставляя политических акцентов и не пытаясь добиться поблажек от Пекина.

Довольно скоро стало ясно, что даже после эпидемии атипичной пневмонии еще рано произносить надгробные речи по Гонконгу. Гибрид льва и дракона восстал из гроба, расцвел вновь — и это одна из самых удивительных историй воскресения со времен Лазаря. Гонконг снова стал делать то, что давно умел лучше всего: во время серьезных кризисов переориентироваться и возрождаться в новом качестве. Так же, как тогда — в начале своей истории.

Когда в 1841 году британцы подняли над островом свой флаг — Union Jack, многие посчитали это большой ошибкой. В Министерстве иностранных дел все просто встали на уши. В этом Гонконге, к которому позднее присоединили полуостров Коулун («Девять драконов») и арендованные на 99 лет Новые территории, вначале жило не более 6 тыс. китайцев, многие из которых были потомками пиратов.

Туземцы внимательно наблюдали за новыми господами; они поняли, что могут положиться на законы Gweilos («людей-призраков»). Когда после 1879 года торговля опиумом пошла на убыль, британские предприниматели начали диверсифицировать рынок своих товаров, и прилежные китайцы получили шанс. Оказалось, они блестящие коммерсанты. Душа и чувства Гонконга, его разум и вера — все стало служить одной цели — увеличению капитала.

Сотни тысяч материковых китайцев, бежавших во время революции Мао в британскую колонию, составили непритязательную армию труда — людей, готовых работать за символические деньги, не требуя социальных гарантий. Они превратили город веселья и беспечности в столицу промышленной революции. Марка Made in Hongkong приобрела мировую известность, сначала ассоциируясь лишь с дешевыми изделиями. Позднее на место искусственных цветов пришли радиоприемники, вместо простых будильников стали делать электронные часы. Вскоре их сменили компьютерные микросхемы — они символизировали, что модернизация удалась.

Однако затем городу прирожденных дельцов и виртуозов выживания стала угрожать «смерть от успеха» — труд сделался слишком дорогим. В начале 80-х годов самые смекалистые предприниматели начали переносить промышленное производство в дельту Жемчужной реки, что в приграничной провинции Гуандун. После 1997 года эта тенденция усилилась. 57,5 тыс. фабрик и 9,6 млн. рабочих мест возникли «за бугром» благодаря Гонконгу. В последнее время провинция Гуандун приобретает репутацию всемирной фабрики. «Гавани благовоний» пришлось возродиться вновь — на сей раз в качестве международного центра банков и сферы обслуживания. Город с 7 млн жителей управляет сегодня финансовыми потоками, кредитует бизнесменов. Гонконг 2007 года специализируется на «сводничестве» — это центр знакомств и посредник в поиске партнеров по глобализации. Он стал важным звеном во всемирной цепи логистики.

Одним из таких безвестных проводников международной торговли является фирма Li&Fung. Здесь не обращают внимания на внешние эффекты, а ценят эффективность. Президент фирмы Брюс Роковиц говорит: «Если вам нужна продукция отличного качества по наилучшей цене — мы идеальная поисковая машина». Основанное в 1906 году в Гуандуне предприятие помогает фирме Victoria’s Secret в США вовремя получить шикарное женское белье, а Disney в Париже — игрушечных мишек. Li&Fung знает, что нужно сделать, чтобы подходящие пуговицы с Филиппин соединились с идеальной джинсовой тканью из Вьетнама и самыми надежными молниями, сделанными в Камбодже, и где дешево и без недоразумений из всего этого сошьют брюки. По Интернету и мобильным телефонам фирма поддерживает связь с более чем 8 тыс. фабрик, многие из которых работают на территории КНР. По желанию заказчика Li&Fung берет на себя весь производственный процесс. Фирма даже берется нейтрализовать малоприятные для западных заказчиков обвинения правозащитных организаций, проверяя на местах соблюдение требований безопасности и охраны труда.

Гонконг производит все меньше, он организует, он поставляет готовую продукцию. На так называемые реэкспортные сделки сейчас приходится более 95% торгового оборота SAR.{PAGE}

Если Li&Fung специализируется на одежде, игрушках и потребительских товарах, то основной бизнес более молодой, работающей с 1987 года Noble Group — продукты питания и металлы. Ее основатель Ричард Элман, сидя в Гонконге, заключает сделки, которые исполняют 72 отделения компании в 42 странах мира. Специально разработанные для его нужд компьютерные программы позволяют ему в любой момент определить, где находится каждый из 150 контейнеровозов и что он везет. При необходимости он может изменить маршрут судна. Noble — второй по обороту продавец угля в мире, крупный экспортер кофе из Азии. Компания посредничает на рынках железной руды и конечного продукта — стали. <...>

Хотя история успеха и впечатляет, даже в Гонконге имя этой фирмы почти никому ничего не говорит. Зато другое имя у всех на устах. И услышать его можно в Коулуне, бродя по немногим уцелевшим там чайным, где старики рядком вешают клетки с певчими птицами, чтобы их любимцы тоже могли пощебетать друг с другом, и в забегаловках района Мун Кок, где водители грузовиков хлебают суп с лапшой и обмениваются новостями, и в фешенебельных кафе на улице Ланькуайфан, где за чашкой Latte macchiato местные «молодые бизнесмены» в костюмах от Hugo Boss рассуждают о том, кто на самом деле правит Гонконгом, — везде. На вопрос, кто для этих людей образец для подражания, можно услышать лишь один ответ: Сhiu yan — Супермен.

Так называют 78-летнего предпринимателя Ли Цзяшина, одного из богатейших людей в мире. Его состояние оценивается в $23 млрд. Неплохо для того, чей отец едва не был похоронен в могиле для бездомных и кто в 12 лет без единого юаня в кармане начинал с торговли пластмассовыми поясами. Ли Цзяшин олицетворяет путь, проделанный Гонконгом из мира ужасающей нищеты, из болота полулегального производства до технопарка Cyberport и ослепительного мира большого бизнеса.

«Я никогда не терял веры в Гонконг», — утверждает негласный властитель этого города и тут же предупреждает, что не следует очертя голову играть на биржах КНР. Ли может позволить себе говорить, что хочет, не согласовывая своих высказываний с Пекином. Руководство Компартии ему полностью доверяет — ведь он вложил в экономику КНР значительные средства. Ни у кого в мире нет столько контейнерных терминалов, сколько контролирует гонконгский Супермен. Его вниманием и Германия не обойдена: один раз он уже обвалил курс Deutsche Telekom, продав ее акций на 44 млн. В Гонконге говорят: «Когда житель Гонконга тратит доллар, 10 центов получает Ли». Он считается самым крупным землевладельцем и застройщиком в городе, ему принадлежат супермаркеты и энергетические компании. «Сейчас я вижу громадный потенциал в продвижении классической китайской медицины», — рассказывает бизнесмен, способный, как царь Мидас, превратить в золото все, к чему прикоснется.

Ли Цзяшин никогда не понимал и не принимал склонности губернатора Паттена к демократизации. Патриарх убежден, что политика существует только для того, чтобы способствовать бизнесу. Будучи патриотом Китая, однажды пожертвовал британским консерваторам 100 тыс. фунтов. Он уже выбрал место, где должна быть его могила, — на холме недалеко от родного города Шаньтоу. Здесь на деньги Ли построены больница и университет. Сам он неприхотлив, носит готовые костюмы и часы за 50 евро. Треть своего состояния Ли Цзяшин решил завещать своему фонду — «это мой третий сын».

В центре города, недалеко от небоскреба, принадлежащего Ли, туристам из КНР показывают здание Bank of China. В народе его прозвали «последней эрекцией Дэна». Поток посетителей c материка ныне возрос настолько, что среди туристов теперь преобладают китайцы. Им по-прежнему требуется специальное разрешение, но для «ознакомительных поездок» его получить легче.

Эти новые туристы не тратят так много на отели, как японцы или американцы, но для экономики Гонконга они важны. Китайцы с материка — оголтелые покупатели и азартные игроки. Они штурмуют бутики Armani и Hermes, благодаря им за один-единственный день на ипподромах Happy Valley или Sha Tin делается больше ставок, чем на бегах во всей Германии за год. А некоторые функционеры Компартии чемоданами увозят отсюда деньги в бывшую португальскую колонию Макао, чтобы отмыть полученные взятки через игорные заведения.

Что же рассказывают в кругу друзей туристы, которым довелось увидеть здесь, в Гонконге, политические демонстрации или рекламные мероприятия членов секты Фалуньгун, находящейся на материке под строжайшим запретом? Повергает их увиденное в ужас или восторг? Или они возвращаются, зараженные бациллой демократии? Каков Гонконг, если его сравнить с Шанхаем — другим открытым городом Китая, игравшим важную роль в колониальные времена?

Самый компетентный собеседник на эту тему — Нора Сунь, имеющая бизнес-интересы в обоих центрах. У нее статус, позволяющий говорить без обиняков. Одного упоминания имени ее деда бывает достаточно, чтобы самые влиятельные люди в любой точке Китая слушали ее с благоговением. Дедушку Норы звали Сунь Ятсен. Он агитировал в Гонконге за революцию и отстриг косу императорскому Китаю: в 1912 году в Нанкине он провозгласил Республику Китай и стал ее первым президентом. Сегодня перед ним одинаково преклоняются и коммунисты, и демократы.{PAGE}

Жизнь Норы Сунь ярче любого приключенческого фильма. Она родилась в Шанхае. В 8-летнем возрасте ее похищают, потом выкупают. Когда воинские части Мао конфискуют виллу семьи, она вместе с матерью бежит в Гонконг. Там она становится стюардессой и выходит замуж за летчика. Свой первый миллион Нора зарабатывает на бирже в Калифорнии, став удачливым маклером. В середине 80-х она изучает экономику, а в 1996 году получает должность атташе в Генеральном консульстве США в Шанхае. Выйдя на пенсию и вернувшись на старую виллу матери, она остается желанным гостем на любой тусовке шанхайской элиты. И в Гонконге, где сын руководит их общей консалтинговой фирмой, она тоже светская знаменитость.

«Спору нет, Шанхай переживает необычайный подъем, — рассказывает первая леди этого общества. — Я только что была на салоне для миллионеров, где богачам предоставляется возможность проматывать деньги». Ее взгляд останавливается на основателе клана, который здесь повсюду: его строгое лицо требовательно смотрит с фарфоровых тарелок и картин. «Но крупные компании не случайно размещают свои ценные бумаги на Гонконгской бирже, а не в Шанхае. У Гонконга есть нечто, чего городу на берегах Хуанпу не хватает. Здесь все еще зависит от guanxi (хороших связей), тут не главное, кто как работает. А в Гонконге закон один для всех, там коррупцию эффективно подавляют».

А бизнесу и нужна стабильная общая ситуация — низкие налоги, доступное всем здравоохранение, бесплатное школьное образование. Американский журнал Time считает, что эти условия в Гонконге стали реальностью: «Где-то ведь должен существовать кто-то, делающий глобализацию возможной и задающий направление ее трендам». Выясняется, что этим занимается известный всем голый утес в Южно-Китайском море.

Город с выгодой использует тесные связи с «остальным Китаем» и, конечно, потому весьма зависит от развития событий там. Как и на материке, разрыв между бедными и богатыми велик и растет все стремительнее: в кварталах бедноты, застроенных социальным жильем, семьи теснятся в крошечных двухкомнатных квартирках, а напротив, в поселке «Легенда», роскошный пентхаус только что был продан за $15,8 млн. Вряд ли где-нибудь еще потребляется столько средств, подавляющих аппетит, едва ли где-то еще так тревожно низка рождаемость (0,9 ребенка на одну женщину).

Хотя положение Гонконга как финансового центра пока представляется устойчивым, континентальные порты Шанхай и Шэньчжэнь, работая по более низким ценам, скоро превзойдут Гонконг по грузообороту. И чем больше воздух Гонконга отравляется промышленными выбросами, приносимыми из дельты Жемчужной реки, тем менее привлекательным становится город для западных фирм и их руководителей. Чем больше он становится «типично китайским», тем явственнее опасность того, что он утратит свою неповторимость.

Но сейчас самые яркие впечатления другие: из тающей дымки появляются дерзкие очертания башен из стали и зеркального стекла, черных, как гранит, с серебряным отливом и позолотой — уже с раннего утра в Гонконге пульсирует жизнь. Отбойные молотки вгрызаются в бетон, строители балансируют на лесах, другие, внизу, насыпают дамбу, отвоевывая у моря метр за метром. Бизнесмены несутся в офисы, почти обгоняя тех, кто просто занимается джоггингом. Город живет в постоянном напряжении, он до краев наполнен агрессивностью и энергией, уверен в себе и в своем будущем. В сравнении с ним Европа производит впечатление, будто она наглоталась снотворного.

Йозеф Вонг, знаток учения фэн-шуй и предсказатель судеб, говорит: «Если вы помните, я предсказывал, что у нашего питомца, родившегося 1 июля 1997 года, первые годы будут нелегкими. Но к своему 10-летию он, можно сказать, справился с основными трудностями. Теперь наступает счастливое время отрочества. А к 20-летию для SAR границей будет только небо».