Архивная публикация 2006 года: "Грехи отцов"

Не успел утихнуть скандал, разгоревшийся после публикации в СМИ фотографий подозреваемых в нападении на Нальчик в октябре 2005 года со следами побоев, как разразился новый.Отделение Пенсионного фонда РФ в Кабардино-Балкарии якобы по требованию Генпрокуратуры остановило выплаты социальных пенсий сиротам подозреваемых в нападении. Все это происходит на фоне не прекращающихся уже четыре месяца выступлений вдов и матерей с требованиями выдать тела погибших. Чтобы разобраться в происходящем, корреспонденты «Профиля» отправились в Нальчик.

Отделение Пенсионного фонда РФ в Кабардино-Балкарии якобы по требованию Генпрокуратуры остановило выплаты социальных пенсий сиротам подозреваемых в нападении. Все это происходит на фоне не прекращающихся уже четыре месяца выступлений вдов и матерей с требованиями выдать тела погибших. Чтобы разобраться в происходящем, корреспонденты «Профиля» отправились в Нальчик.

«Хомячок, хомячок, повернулся на бочок», — смущенно декламирует нам двухлетняя Арима. Сейчас она — младший ребенок в семье. Ее старшей сестре Мариам четыре года. Но буквально через месяц ее положение в семье изменится: в марте у Аримы появится младший братик или сестричка.

Правда, сама Арима ждет не братика и не сестричку. Она ждет папу. Мама говорит, что папа уехал в Москву деньги зарабатывать. Арима еще не знает, что он не вернется.

В республике около 25 семей, похожих на эту. Во всех по два-три ребенка. Старшим — около четырех лет, а многие младшие родились уже после октября. Мамам в среднем по 22—23 года. Папы почти у всех с высшим образованием, к детям были очень привязаны и прилично их содержали.

Трехлетний Ибрагим вместе с мамой и двумя младшими сестричками живет в новом доме. Он знает, что папа не вернется, хотя не очень понимает почему и все равно скучает. Дом Ибрагима, как большинство кабардинских домов, одноэтажный. Однако там хватило бы места и игрушек для целого детского садика.

Папа Ибрагима был фармацевтом и содержал аптеку. Но теперь единственный доход семьи — пенсии бабушки и дедушки (по 2 тыс. рублей в месяц). Бабушка Ибрагима, Зоя, говорит, что они не в самом плохом положении. Ведь она подрабатывает в местной поликлинике, и еще помогает младший сын, который занимается ремонтом машин. Однако социальная пенсия, 900 рублей в месяц на ребенка, была бы хорошим подспорьем.

«До конца расследования мы по закону не имеем права начислять им пенсии», — объясняет первый заместитель управляющего республиканским Пенсионным фондом Владимир Болотов. Как говорят работники ПФ, по ошибке некоторым семьям все же были начислены пенсии по потере кормильца. Но когда выяснились обстоятельства их гибели, сотрудники ПФ сами обратились в Генпрокуратуру с просьбой предоставить списки подозреваемых в нападении на Нальчик лиц и приостановили выплаты до окончания расследования.

«Мы выплатим все деньги начиная со дня гибели отцов», — уверяет Болотов. По-человечески он понимает, что детям и до этого надо что-то есть, но по закону сделать ничего не может.

Равные в горе

Только здесь, в семьях погибших во время нападения боевиков и милиционеров, начинаешь понимать, что же на самом деле случилось в Нальчике в октябре прошлого года. Произошла огромная человеческая трагедия. Не абстрактная, а вполне зримая и ощутимая. Трагедия вот этих самых детей. Одинаковая и для детей убитых боевиков, и для детей убитых милиционеров. И не надо говорить, что эти дети хоть в чем-то разные.

Восьмилетняя Фаима понятия не имеет, что такое пенсии. Она любит читать и с удовольствием позирует перед камерой. Но взрослые быстренько выпроваживают девочку из комнаты, чтобы она не слышала разговора. Фаима думает, что папа умер во время поездки в Мекку, и просит маму отвезти ее на могилу отца.

Ее мама, впрочем, как и мамы других детей, не задумываясь отказалась бы от всех пенсий на свете ради того, чтобы сводить детей на могилу отца. Но если следствие признает его виновным, могилы не будет.

В ходе следствия уже выяснилось, что 15 человек, чьи тела были обнаружены на местах боев, к нападению отношения не имели. Они были выданы родственникам. По поводу остальных следователи пока думают.

«Я боюсь, что если и выдадут тело, то меня заставят расписаться в бумаге, в которой говорится, что мой муж — боевик, но это не так», — убеждена Марианна. В тот день она с двухлетним сыном Юсофом на руках оказалась в самом центре боевых действий. Спаслась только чудом.

Юсофу очень интересна наша фотоаппаратура, он быстро разбирается, где на какую кнопочку нажимать, и радостно принимается фотографировать маму и сестру.

Его четырехлетняя сестра Зейнаб, как и полагается хорошей кабардинской хозяйке, начинает угощать гостей конфетами. Только она очень стесняется, поэтому бочком подходит к моей сумке и украдкой кладет туда «Белочку».

Дети знают, что папа умер. «Папа умер, папа умер», — бормочет Юсоф, разгуливая по дому. «Папа звонит», — кричит Юсоф, как только слышит телефонный звонок. «Муж знал, что его сын будет там, — рассказывает Марианна, — он бы меня предупредил, если бы на самом деле готовился к нападению».

В невиновности отцов своих детей уверены все жены. «Их отец и мой брат был золотым человеком, и это знали все соседи, — еле сдерживая слезы, рассказывает нам тетя Фаимы, — поэтому люди понимают, что даже если он туда пошел, то, значит, здесь что-то не так. К тому же они напали только на милицию».

«Момент провокации со стороны правоохранительных органов и превышения ими должностных полномочий действительно был, это началось не вчера, и это признал даже президент Каноков, — рассказывает советник муфтия ДУМ КБР Людмила Алиева, — и это касается не только тех, кто проповедует э… такой вариант ислама».

«Такой» вариант ислама исповедуют «Братья мусульмане», к которым относились подозреваемые в участии в нападении на Нальчик. Слово «ваххабизм» для его приверженцев в республике не используют. Сторонники традиционного ислама считают, что «Братья мусульмане» нарушают нормы Корана и лишают ислам гибкости. А «Братья» обвиняют оппонентов в компромиссе со светской жизнью. Общение между ними практически отсутствует.

О жестоком обращении со стороны местной милиции нам рассказывают даже люди, у которых никто из ближайших родственников к нападению причастен не был. Основные жалобы поступают в адрес 6-го отдела милиции.

«Били, говорят? — переспрашивает наш случайный собеседник, оказавшийся участковым милиционером. — Мало били».

Папа Лизы-девочки, как любит представляться двухлетняя Елизавета, к 6-му отделению милиции отношения не имел. Он служил старшим оперуполномоченным по особо важным делам отдела оперативно-технического и ресурсного обеспечения Центра «Т» ГУ МВД.

Лиза знакомит нас со своими куклами, угощает печеньем и рассказывает о своей жизни. Про папу она вспоминает постоянно. «А что тебе папа приносит?» — обращается она ко мне.

— А я уже взрослая, — отвечаю я, пытаясь вспомнить, когда видела своего папу последний раз.

— Ну и что? Что тебе папа приносит?

— Видишь ли, Лизочка, взрослым девочкам папы уже ничего не приносят. Когда ты будешь взрослой, тебе… — Я вовремя останавливаюсь и перевожу разговор на конфеты.

Про то, что готовится нападение, слухи ходили давно. Папа Лизы даже собирался увозить семью из республики. Не успел.

Теперь Лиза осталась в уютной двухкомнатной квартирке с мамой и бабушкой. Лизе тоже полагается пенсия. Но мама пенсию еще не оформила — не до этого сейчас. «Их в Центре «Т» шестеро погибло, — рассказывает мама Лизы, — мне наши девочки даже как-то сказали, что погибли лучшие ребята».

Дурная бесконечность

«Вот увидите, начнется кровная месть женам и детям, — продолжает наш случайный собеседник-милиционер, — даром что им сейчас по четыре года. Вот вырастет ребенок, и ему скажут, что отца милиционер убил. Он же опять пойдет нас убивать».

Однако для многих война закончилась уже тогда, в октябре.

— Я пришла к заведующей детским садиком и спросила, возьмет ли она моих детей. — Залина кормит нас вкусным борщом. Она осталась с тремя детьми на руках и теперь собирается старшего, Имрана, отдать в детский садик. — И она очень по-хорошему ответила, что да, возьмет.

Имран знает, что папу забрал Аллах, и стойко переносит его отсутствие. А вот сестры, особенно средняя, Фатима, сильно переживают. Фатима привыкла по утрам перебираться к отцу и досыпать уже на его плече. Теперь плачет каждое утро.

Илья, сын прапорщика милиции, погибшего во время нападения, не плачет. Ведь ему уже 15 лет, а его старшему брату Кириллу — 18. Оба учатся. Илья-то все понимает и знает, как и почему погиб его отец. Но разговаривать с нами о нем не стал, ушел в свою комнату.

«У всех горе, у них и у нас», — вздыхает бабушка мальчиков Тамара Михайловна. Она говорит, тела надо выдать, потому что с менталитетом считаться надо.

Вдовы сильно удивляются, когда я им рассказываю, что есть семьи погибших милиционеров, которые ненависти к ним не испытывают. «Мы будем только рады, если вы уедете, — вот что одна сотрудница милиции сказала вдове», — возбужденно пересказывает чья-то вдова другим.

По понедельникам, средам и пятницам они собираются около республиканской прокуратуры и обсуждают свои проблемы. Мне показалось, что главная их проблема в изоляции. Представители власти изначально с ними практически не общались. В результате возникла стена неверия и подозрений, которая порождает ненависть.

«Они опять приходили нас переписывать», — возмущается Марианна. Однако из ее же рассказа у меня сложилось впечатление, что участковый вел себя вполне корректно.

— Да, а мне сказали, что моей снохе лучше ни с кем не общаться. Где-то тут шахидки собираются…

В городе появились слухи об угрозе теракта со стороны шахидок. И участковые пытаются предупредить вдов и матерей, чтобы они не общались с людьми, вызывающими подозрение. Но воспринимаются все предупреждения как провокации и оскорбления.

— Мы не виним родителей, — говорит главный редактор газеты «Северный Кавказ» Али Казиханов. У него во время нападения погиб сын, а маленькому внуку в январе исполнился всего годик. — Мы знаем, как тяжело вытащить оттуда (из «Братьев мусульман». — «Профиль») ребят. Но по-хорошему они должны были бы перед народом извиниться.

— Интересно, а что вы будете делать, когда это дело закончится? — Напоследок мы болтаем с ребятами из следственной группы.

— Чтобы работы не было — такого у нас не бывает, — хором отвечают они.

Работы на Северном Кавказе им действительно хватает. А потом папы разных национальностей почему-то не возвращаются домой.