Архивная публикация 1998 года: "Как снимают крышу"
Не завидуйте ближнему, у которого есть деньги на квартиру. Купить квартиру -- дело нехитрое, были бы деньги. А вот счастливо дожить в ней до конца своих дней...Вообще-то, родители назвали девочку Венера. Но у нас в классе все ее называли Веник. Может ли быть счастлив человек с таким прозвищем?
Нет, убеждала всех Венера. А потому общение с ней оборачивалось рассказами о самых невероятных несчастьях. Кого ударяло током в троллейбусе? Веник. У кого застревал каблук в эскалаторе, кого автомобиль окатывал грязными брызгами? Ее, ее, бедолагу. Любой из нас испытал бы минутную вспышку раздражения -- для Веника любое происшествие становилось источником страданий.
Через общих знакомых до меня доходили вести. Вот Веник выходит замуж. Нет, уже не выходит: милый друг женился на подружке ("Я ушла в ночь, натыкаясь глазами на темноту",-- всхлипывала Веник). А вот она опять выходит замуж, но за другого, причем, говорят, довольно богатого. Вышла, но кажется, муж ее уже бросил, потому что дома она рыдала и, подозревая измены, пыталась за ним следить. Да, бросил совершенно, а Венера беременна.
Но и в этом беспросветном кошмаре просиял луч счастья: Веник родила замечательную девочку, а сбежавший муж благородно дал бывшей жене денег, чтобы купила квартиру. Поскольку жить Венере с ребенком было негде, ведь до свадьбы она с родителями, бабушкой и младшим братом обитала в двухкомнатной хрущобе. Что теперь, когда появилась дочка и вырос брат, было совершенно немыслимо.
В общем, Венера стала искать себе квартиру. Поскольку все перенесенные жизненные страдания сделали ее человеком подозрительным, то никаких посредников, риэлторов там или маклеров, она допускать в этот процесс не желала, считая всех их жуликами и убийцами. Веник решила жить по принципу "я сама".
Сама осторожно опубликовала в газете объявление: дескать, позвоните на мой пейджер, оставьте ваш номер, я перезвоню. Сама нашла симпатичную двухкомнатную квартирку в сталинском доме недалеко от родителей -- в смысле подкинуть дочку, если что. И хозяин квартиры оказался очень приличный -- старичок с кристально честными глазами. Он недавно женился (чтобы был человек, который подал бы на старости лет стакан воды) и переезжал к жене.
Хотел он за свое жилье пятьдесят пять тысяч долларов. А а муж-то выдал Венере только пятьдесят! Впрочем, старичок оказался сговорчивым -- уступил квартиру за пятьдесят. Но с условием: в договоре купли-продажи будет написано, что квартиру он будто бы продал за шесть с половиной тысяч. Венику все равно, а ему налог поменьше платить. Ну раз человек из-за такой малости готов уступить целых пять тысяч долларов!
И купила она эту квартиру. Поклеила обои силами младшего брата, натащила мебели и принялась там жить. А через полтора года этого счастья пришла ей повестка в суд.
...Откуда-то с Севера приехал в Москву сорокалетний мужик, сообщивший, что его 25 лет назад усыновил и прописал в своей квартире тот самый старичок с кристально честными глазами. А он, мужик, этому старичку доводится родным племянником, поскольку его, мужика, мама этому старичку родная сестра. Впрочем, мама уже умерла -- вот суду документы. А вот еще документы об усыновлении. А вот, пожалуйста, броня, то есть бумажка про то, что данный мужик уже десять лет как завербовался в районы Крайнего Севера и пока он там добывает полезные ископаемые, его ждет московская жилплощадь.
А вот почему старичок приватизировал квартиру только на себя, этого мужик не знает. Не имели права разрешить ему такую приватизацию, поскольку не один он был в ней прописан. Так что приватизация неправильная, продажа неправильная, прошу вернуть мне мое, и все тут.
И что самое неожиданное -- старичок-квартировладелец к тому времени взял да и умер. И по этой причине пролить свет на историю усыновления уже не мог. Правда, оказалась жива гражданка, которая в те далекие времена была женой старичка. А она заявила, что про усыновление и прописку приехавшего с Севера мужика ничего не знает, а посему вряд ли все это было, ведь один супруг без ведома другого никого усыновить не может, как, впрочем, и прописать в их общую квартиру, тем более двадцать пять лет назад.
Тут к разбирательству подключились труженики не то РЭУ, не то ДЭЗа, не то ЖЭКа, словом, той конторы, которая некогда приватизировала старичкову квартиру (а дед оказался настоящим пионером приватизации, потому как проделал это со своей квартирой на самой заре данной затеи). Так вот, работники конторы сообщили суду, что все документы они оформили правильно, никакой брони у них нет и хозяин квартиры был прописан в ней совершенно один.
Северный мужик привел толпу свидетелей, которые поведали суду, как они лично присутствовали на процедуре усыновления и еще о том, как приемный сын неусыпно заботился о приемном отце, все эти годы присылая ему деньги и подарки. Один подарок был представлен суду -- то были рога северного оленя, которые этот мужик привез с собой с целью подарить любимому отчиму, смерть которого оказалась для него страшной неожиданностью и вообще ударом.
У Веника если и были рога, то разве метафорические, которыми наградил ее сбежавший муж. Она рыдала и падала в обморок. Слава Богу, на ее сторону почему-то встала та самая бывшая жена, которой что-то в этой истории не понравилось. Наверное, появление у ее мужа, пусть даже бывшего, какого-то там ребенка, хоть бы и приемного. Она привела свою толпу свидетелей, которые точно так же клялись суду: даже будучи мальчиком, нынешний мужик практически никогда в спорной квартире не бывал. Этого поганца-племянника, чуть ли не с рождения известного детской комнате милиции, дядя терпеть не мог. Правда, однажды -- было тогда поганцу-племяннику лет четырнадцать -- он с кем-то не тем в своем городе Электроугли подрался и ему пригрозили отомстить. И тогда дядюшка, уступая мольбам сестры, согласился на время спрятать поганца-племянника у себя, в московской квартире. Поганец прожил здесь около месяца, довел всех до ручки, украл вэфовский ценный приемник и отбыл в город Электроугли. Вот и все. Потом он навестил дядюшку еще раз -- уже практически взрослым и с девицей, просился у дяди переночевать. Дядя отказал -- племянник устроил скандал и они даже немного подрались. После этого дядя племянника и видеть-то не желал, не то чтобы прописать. Словом, свидетельство об усыновлении -- фальшивка, прописка и броня -- тоже враки.
Суд прямо не знал, что и делать. Впрочем, поскольку ни в загсовских архивах, ни в жилищных конторах никаких документов про мужика не нашлось, суд решил, что он все врет. Квартиру оставили Венику, а мужика, наоборот, обвинили в подделке документов. Так что он продолжал судиться -- но к моей однокласснице это уже отношения не имело.
На радостях у нее случился сердечный приступ. Пока Веник три недели лежала в больнице, загорелась квартира ее соседей сверху. Пожарные приехали быстро, все погасили, основательно залив при этом квартиру самой Венеры. И вдобавок выломав дверь, чтобы убедиться, что там ничего не горит. К счастью, взять из квартиры был решительно нечего, поэтому Веника не ограбили.
Когда Венера вышла из больницы, ее ждала новая повестка.
Оказывается, у хозяина ее квартиры было много жен. Одна -- та, которая спасла Венерину квартиру. Еще одна, на руках которой он помер. Теперь же из небытия возникла третья. И у этой третьей, а на самом деле промежуточной жены, от старичка с честными глазами была дочка. И эта дочь была прописана в его квартире. Там же была прописана и дочь дочери, то есть его внучка.
Эта самая дочь с внучкой давно уже жили в Германии. Однако уехали они туда, не оформив документы по всем правилам (то есть не выписавшись из квартиры), а как бы в гости, да так там и остались. Каким образом квартиру удалось приватизировать только на одного человека, теперь уже непонятно: с тех пор в рэу--дэзе--жэке сменилось поколение приватизаторш и что там случилось шесть лет назад, никто, естественно, не знает, не помнит и не понимает и найти виноватого невозможно. Если бы Венера, решив жить по принципу "я сама", сама сходила в рэу--дэз--жэк с коробкой конфет и выяснила, кто в этой квартире и когда был прописан! Но никто ей об этом не сказал. Зато она сама читала в "МК" ужастики про риэлторов и свято верила, что им бы лишь доверчивого клиента обмануть. Ей было невдомек, что они для того и существуют, чтобы документы проверять.
Самое страшное, что может приключиться с купившим квартиру человеком,-- это появление в его жизни чужих несовершеннолетних детей с попранными жилищными правами. Именно это и произошло с Венерой: суд решил, что приватизация, совершенная без учета интересов несовершеннолетней внучки, была незаконной. Суд сантиментами не руководствуется: ну и что, что германская дочка имеет огромный дом под Мюнхеном и прекрасную работу? Ну и что, что Венера -- нищий библиотекарь, да еще мать-одиночка с маленьким ребенком? Закон стоит на страже интересов сначала той несовершеннолетней, которая раньше второй несовершеннолетней была прописана где положено. То есть все произведенные с данной недвижимостью операции отныне считаются недействительными, расторгаются, и все задействованные в них стороны возвращаются в изначальное состояние.
Значит, квартира переходит к дочке с внучкой, а деньги возвращаются Венере. И еще суд учел, что Венера два раза делала в квартире ремонт. так что дочь и внучка должны с ней за это расплатиться. Словом, все остаются при своих. Это так Венера думала -- до тех пор пока не поняла, что полагается-то ей всего семь тысяч долларов: шесть с половиной за квартиру и пятьсот за ремонт. Ведь по договору квартира стоила именно шесть с половиной тысяч!
Все, конечно, понимали, что это не так -- и суд, и дочь, и даже несовершеннолетняя внучка. Однако договор есть договор, так что оказалась Венера без денег и без квартиры. Она могла бы хоть на что-то надеяться, если бы в момент покупки квартиры взяла с продавца расписку, сколько он на самом деле с нее получил. Или хотя бы у нее были свидетели! Но ничего такого у нее не было... Ну а поскольку продавец умер, то не осталось в мире человека, который мог бы сказать, за сколько на самом деле купила Венера квартиру. Да и куда делись эти деньги, тоже неизвестно: последняя жена старичка, как выяснилось, никаких долларов не видела. Она вообще была потрясена тем, что ее покойный муж, оказывается, имел собственную недвижимость: ей-то он рассказывал, что живет в семье дочери, которая велит ему жить в кладовке и не позволяет оттуда выходить. Добрая женщина пожалела старичка да и пустила к себе.
А дочь старичка, отсудившая у Венеры не больно-то нужное ей жилье и быстро сдавшая его каким-то богатым беженцам, вместе с несовершеннолетней дочкой, чьи права суд восстановил, уехала обратно в Германию, потому что в России они жить и не собиралась. А Венера со своим несовершеннолетним ребенком вернулась в двухкомнатную хрущобу к маме, папе, бабушке и брату, ломавшему голову над тем, куда бы ему привести подружку.
К чему это я?.. К тому, что Венера стала теперь уже окончательно несчастной. А подарила бы коробку конфет теткам из жэка-рэу-дэза в обмен на ценную информацию о прописанных в квартире жильцах, может, и посейчас жила бы в отдельной квартире.
Не завидуйте ближнему, у которого есть деньги на квартиру. Купить квартиру -- дело нехитрое, были бы деньги. А вот счастливо дожить в ней до конца своих дней...Вообще-то, родители назвали девочку Венера. Но у нас в классе все ее называли Веник. Может ли быть счастлив человек с таким прозвищем?
Нет, убеждала всех Венера. А потому общение с ней оборачивалось рассказами о самых невероятных несчастьях. Кого ударяло током в троллейбусе? Веник. У кого застревал каблук в эскалаторе, кого автомобиль окатывал грязными брызгами? Ее, ее, бедолагу. Любой из нас испытал бы минутную вспышку раздражения -- для Веника любое происшествие становилось источником страданий.
Через общих знакомых до меня доходили вести. Вот Веник выходит замуж. Нет, уже не выходит: милый друг женился на подружке ("Я ушла в ночь, натыкаясь глазами на темноту",-- всхлипывала Веник). А вот она опять выходит замуж, но за другого, причем, говорят, довольно богатого. Вышла, но кажется, муж ее уже бросил, потому что дома она рыдала и, подозревая измены, пыталась за ним следить. Да, бросил совершенно, а Венера беременна.
Но и в этом беспросветном кошмаре просиял луч счастья: Веник родила замечательную девочку, а сбежавший муж благородно дал бывшей жене денег, чтобы купила квартиру. Поскольку жить Венере с ребенком было негде, ведь до свадьбы она с родителями, бабушкой и младшим братом обитала в двухкомнатной хрущобе. Что теперь, когда появилась дочка и вырос брат, было совершенно немыслимо.
В общем, Венера стала искать себе квартиру. Поскольку все перенесенные жизненные страдания сделали ее человеком подозрительным, то никаких посредников, риэлторов там или маклеров, она допускать в этот процесс не желала, считая всех их жуликами и убийцами. Веник решила жить по принципу "я сама".
Сама осторожно опубликовала в газете объявление: дескать, позвоните на мой пейджер, оставьте ваш номер, я перезвоню. Сама нашла симпатичную двухкомнатную квартирку в сталинском доме недалеко от родителей -- в смысле подкинуть дочку, если что. И хозяин квартиры оказался очень приличный -- старичок с кристально честными глазами. Он недавно женился (чтобы был человек, который подал бы на старости лет стакан воды) и переезжал к жене.
Хотел он за свое жилье пятьдесят пять тысяч долларов. А а муж-то выдал Венере только пятьдесят! Впрочем, старичок оказался сговорчивым -- уступил квартиру за пятьдесят. Но с условием: в договоре купли-продажи будет написано, что квартиру он будто бы продал за шесть с половиной тысяч. Венику все равно, а ему налог поменьше платить. Ну раз человек из-за такой малости готов уступить целых пять тысяч долларов!
И купила она эту квартиру. Поклеила обои силами младшего брата, натащила мебели и принялась там жить. А через полтора года этого счастья пришла ей повестка в суд.
...Откуда-то с Севера приехал в Москву сорокалетний мужик, сообщивший, что его 25 лет назад усыновил и прописал в своей квартире тот самый старичок с кристально честными глазами. А он, мужик, этому старичку доводится родным племянником, поскольку его, мужика, мама этому старичку родная сестра. Впрочем, мама уже умерла -- вот суду документы. А вот еще документы об усыновлении. А вот, пожалуйста, броня, то есть бумажка про то, что данный мужик уже десять лет как завербовался в районы Крайнего Севера и пока он там добывает полезные ископаемые, его ждет московская жилплощадь.
А вот почему старичок приватизировал квартиру только на себя, этого мужик не знает. Не имели права разрешить ему такую приватизацию, поскольку не один он был в ней прописан. Так что приватизация неправильная, продажа неправильная, прошу вернуть мне мое, и все тут.
И что самое неожиданное -- старичок-квартировладелец к тому времени взял да и умер. И по этой причине пролить свет на историю усыновления уже не мог. Правда, оказалась жива гражданка, которая в те далекие времена была женой старичка. А она заявила, что про усыновление и прописку приехавшего с Севера мужика ничего не знает, а посему вряд ли все это было, ведь один супруг без ведома другого никого усыновить не может, как, впрочем, и прописать в их общую квартиру, тем более двадцать пять лет назад.
Тут к разбирательству подключились труженики не то РЭУ, не то ДЭЗа, не то ЖЭКа, словом, той конторы, которая некогда приватизировала старичкову квартиру (а дед оказался настоящим пионером приватизации, потому как проделал это со своей квартирой на самой заре данной затеи). Так вот, работники конторы сообщили суду, что все документы они оформили правильно, никакой брони у них нет и хозяин квартиры был прописан в ней совершенно один.
Северный мужик привел толпу свидетелей, которые поведали суду, как они лично присутствовали на процедуре усыновления и еще о том, как приемный сын неусыпно заботился о приемном отце, все эти годы присылая ему деньги и подарки. Один подарок был представлен суду -- то были рога северного оленя, которые этот мужик привез с собой с целью подарить любимому отчиму, смерть которого оказалась для него страшной неожиданностью и вообще ударом.
У Веника если и были рога, то разве метафорические, которыми наградил ее сбежавший муж. Она рыдала и падала в обморок. Слава Богу, на ее сторону почему-то встала та самая бывшая жена, которой что-то в этой истории не понравилось. Наверное, появление у ее мужа, пусть даже бывшего, какого-то там ребенка, хоть бы и приемного. Она привела свою толпу свидетелей, которые точно так же клялись суду: даже будучи мальчиком, нынешний мужик практически никогда в спорной квартире не бывал. Этого поганца-племянника, чуть ли не с рождения известного детской комнате милиции, дядя терпеть не мог. Правда, однажды -- было тогда поганцу-племяннику лет четырнадцать -- он с кем-то не тем в своем городе Электроугли подрался и ему пригрозили отомстить. И тогда дядюшка, уступая мольбам сестры, согласился на время спрятать поганца-племянника у себя, в московской квартире. Поганец прожил здесь около месяца, довел всех до ручки, украл вэфовский ценный приемник и отбыл в город Электроугли. Вот и все. Потом он навестил дядюшку еще раз -- уже практически взрослым и с девицей, просился у дяди переночевать. Дядя отказал -- племянник устроил скандал и они даже немного подрались. После этого дядя племянника и видеть-то не желал, не то чтобы прописать. Словом, свидетельство об усыновлении -- фальшивка, прописка и броня -- тоже враки.
Суд прямо не знал, что и делать. Впрочем, поскольку ни в загсовских архивах, ни в жилищных конторах никаких документов про мужика не нашлось, суд решил, что он все врет. Квартиру оставили Венику, а мужика, наоборот, обвинили в подделке документов. Так что он продолжал судиться -- но к моей однокласснице это уже отношения не имело.
На радостях у нее случился сердечный приступ. Пока Веник три недели лежала в больнице, загорелась квартира ее соседей сверху. Пожарные приехали быстро, все погасили, основательно залив при этом квартиру самой Венеры. И вдобавок выломав дверь, чтобы убедиться, что там ничего не горит. К счастью, взять из квартиры был решительно нечего, поэтому Веника не ограбили.
Когда Венера вышла из больницы, ее ждала новая повестка.
Оказывается, у хозяина ее квартиры было много жен. Одна -- та, которая спасла Венерину квартиру. Еще одна, на руках которой он помер. Теперь же из небытия возникла третья. И у этой третьей, а на самом деле промежуточной жены, от старичка с честными глазами была дочка. И эта дочь была прописана в его квартире. Там же была прописана и дочь дочери, то есть его внучка.
Эта самая дочь с внучкой давно уже жили в Германии. Однако уехали они туда, не оформив документы по всем правилам (то есть не выписавшись из квартиры), а как бы в гости, да так там и остались. Каким образом квартиру удалось приватизировать только на одного человека, теперь уже непонятно: с тех пор в рэу--дэзе--жэке сменилось поколение приватизаторш и что там случилось шесть лет назад, никто, естественно, не знает, не помнит и не понимает и найти виноватого невозможно. Если бы Венера, решив жить по принципу "я сама", сама сходила в рэу--дэз--жэк с коробкой конфет и выяснила, кто в этой квартире и когда был прописан! Но никто ей об этом не сказал. Зато она сама читала в "МК" ужастики про риэлторов и свято верила, что им бы лишь доверчивого клиента обмануть. Ей было невдомек, что они для того и существуют, чтобы документы проверять.
Самое страшное, что может приключиться с купившим квартиру человеком,-- это появление в его жизни чужих несовершеннолетних детей с попранными жилищными правами. Именно это и произошло с Венерой: суд решил, что приватизация, совершенная без учета интересов несовершеннолетней внучки, была незаконной. Суд сантиментами не руководствуется: ну и что, что германская дочка имеет огромный дом под Мюнхеном и прекрасную работу? Ну и что, что Венера -- нищий библиотекарь, да еще мать-одиночка с маленьким ребенком? Закон стоит на страже интересов сначала той несовершеннолетней, которая раньше второй несовершеннолетней была прописана где положено. То есть все произведенные с данной недвижимостью операции отныне считаются недействительными, расторгаются, и все задействованные в них стороны возвращаются в изначальное состояние.
Значит, квартира переходит к дочке с внучкой, а деньги возвращаются Венере. И еще суд учел, что Венера два раза делала в квартире ремонт. так что дочь и внучка должны с ней за это расплатиться. Словом, все остаются при своих. Это так Венера думала -- до тех пор пока не поняла, что полагается-то ей всего семь тысяч долларов: шесть с половиной за квартиру и пятьсот за ремонт. Ведь по договору квартира стоила именно шесть с половиной тысяч!
Все, конечно, понимали, что это не так -- и суд, и дочь, и даже несовершеннолетняя внучка. Однако договор есть договор, так что оказалась Венера без денег и без квартиры. Она могла бы хоть на что-то надеяться, если бы в момент покупки квартиры взяла с продавца расписку, сколько он на самом деле с нее получил. Или хотя бы у нее были свидетели! Но ничего такого у нее не было... Ну а поскольку продавец умер, то не осталось в мире человека, который мог бы сказать, за сколько на самом деле купила Венера квартиру. Да и куда делись эти деньги, тоже неизвестно: последняя жена старичка, как выяснилось, никаких долларов не видела. Она вообще была потрясена тем, что ее покойный муж, оказывается, имел собственную недвижимость: ей-то он рассказывал, что живет в семье дочери, которая велит ему жить в кладовке и не позволяет оттуда выходить. Добрая женщина пожалела старичка да и пустила к себе.
А дочь старичка, отсудившая у Венеры не больно-то нужное ей жилье и быстро сдавшая его каким-то богатым беженцам, вместе с несовершеннолетней дочкой, чьи права суд восстановил, уехала обратно в Германию, потому что в России они жить и не собиралась. А Венера со своим несовершеннолетним ребенком вернулась в двухкомнатную хрущобу к маме, папе, бабушке и брату, ломавшему голову над тем, куда бы ему привести подружку.
К чему это я?.. К тому, что Венера стала теперь уже окончательно несчастной. А подарила бы коробку конфет теткам из жэка-рэу-дэза в обмен на ценную информацию о прописанных в квартире жильцах, может, и посейчас жила бы в отдельной квартире.
ИВАН ШТРАУХ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
