Архивная публикация 2005 года: "Как стать идейно независимыми от Запада"

Один из наиболее известных латиноамериканских экономистов, Эрнандо де Сото, занимал ответственные посты в ГАТТ, руководил исполкомом Организации стран—экспортеров меди, основал в Перу в 1980 году Институт свободы и демократии, который возглавляет до сих пор. В 1996 году институт был признан журналом Economist наиболее значимым центром социальных исследований за пределами постиндустриального мира. В 1999 году сам де Сото назван журналом Time среди пяти латиноамериканцев, в наибольшей мере изменивших облик континента в ХХ веке. С Эрнандо ДЕ СОТО в его доме в Лиме встретился главный редактор журнала «Свободная мысль-XXI» Владислав ИНОЗЕМЦЕВ.— Уважаемый д-р де Сото! Вы выступаете сторонником формирования в развивающихся странах рыночной экономики, которая основана на системе отношений собственности, ранее сложившейся на Западе. Однако многие политики стран третьего мира — и Россия тут не исключение — убеждены в специфичности, если не уникальности, своего пути в мировую экономику...

— Да, я считаю, что Запад демонстрирует весьма перспективный путь развития. Это, разумеется, не означает необходимости копировать все, что он предлагает, — хотя бы потому, что каждая западная страна также по-своему уникальна. Единого для всех «западного» пути развития не существует. Есть лишь ряд общих принципов, которые представляются мне верными.

Во-первых, это принцип демократии, не позволяющий никому, кто бы ни оказался на вершине социальной иерархии, принимать решения единолично. Когда в свое время у Монтескье спросили, чем обусловлена его идея разделения властей, он ответил: ее предназначением является напоминать правителю, что как бы высоко он ни сидел, он все равно сидит на своей заднице.

Во-вторых, это принцип конкуренции — ибо если экономических субъектов ничто не будет сдерживать, они не преминут занять монопольное положение. Таким образом, важнейшая задача — недопущение монополии и диктата, как политического, так и экономического.

В разных частях мира пытались создать нечто, что могло бы заменить систему, основанную на этих принципах, и у них ничего не получалось.

— Понятно. Но как бы мало ни значила «уникальность» одной западной страны по сравнению с другой и как бы мало ни отличалась Россия от Перу, все западные страны сумели создать демократические общества и воспользоваться плодами рыночной экономики, тогда как многие другие — от России до африканских стран, от Южной Азии до Латинской Америки — не смогли дебюрократизировать свои общества и демонополизировать свои экономики. Если взглянуть на африканские народы после обретения ими независимости или на ту же Россию после завершения либеральных реформ Горбачева — разве не очевидно, что они движутся назад, в сторону меньшего либерализма и большей бюрократизации?

— Помимо изложенных выше азбучных истин чрезвычайно важны время начала преобразований и личность инициирующего их лидера. Оба этих обстоятельства во многом случайны. Иногда люди, столкнувшиеся с необходимостью исторического выбора, оказываются достойны этого вызова и ведут свои страны в правильном направлении. Порой же открывающиеся возможности не используются, и тогда приходится вновь ждать удачного стечения обстоятельств.

К примеру, в послевоенной японской элите нашлись люди, которые всего за семь лет, с 1945 по 1952 год, сумели разрушить феодальную по своей сути японскую систему, «разгрести» образовавшиеся «завалы» и вывести страну из вековой отсталости. И это произошло отнюдь не

только из-за американской оккупации — американцы лишь обеспечивали условия, но не предлагали механики реформ и не контролировали их хода, — а, скорее, потому, что самой японской элитой двигало чувство стыда за положение собственной страны. Или посмотрите на Швейцарию. Еще в 1908 году по всем показателям она была самой отсталой страной Европы, а в 1948-м — самой процветающей. Конечно, Швейцарию не затронули войны, но не это было основным фактором перемен. Главную роль сыграло то, что элиты, руководимые одним человеком, которого звали Юрген Хьюберт и который провел сопоставимую разве что с наполеоновской реформу системы гражданского права, сумели осознать драматизм положения и обеспечить развитие страны.

Какой бы пример радикальной трансформации — даже в рамках западного общества — мы ни взяли, окажется, что она началась в условиях разрушения надежд и ориентиров и была нацелена на выход из глубочайшего кризиса. Это справедливо и применительно к революции в США, к Французской революции, к периоду объединения Германии, к трансформациям в Швейцарии и Японии. Главное, что требуется в такие моменты, — ситуация, ощущаемая абсолютным большинством общества как критическая, и просвещенная элита, которая способна взять на себя ответственность за судьбы страны. Если пропустить такую возможность, неизбежно придется ждать следующей. Но она может появиться лет через сорок или пятьдесят.

— Но что из этого следует в практическом плане?

— Я не раз подчеркивал: мы остро нуждаемся не столько в том, чтобы стать экономически независимыми от Запада, сколько в том, чтобы освободиться от него идеологически. Это значит, что нам пора начать самим определять, что для нас в наибольшей степени необходимо. Сегодня западный мир живет реалиями XXI века, мы же находимся далеко позади — в веке, я бы сказал, XIX. И поэтому информационные технологии, электронная коммерция и новейшие системы передачи данных — все это не вполне для нас. По некоторым моментам мы находимся даже на уровне XVIII столетия — и мы можем сократить этот разрыв за 8—10 лет, как это сделали японцы, но только в том случае, если будем знать, с чего начать. Следует обладать определенной независимостью от западных интеллектуалов, которые рады рассказывать нам о нашей уникальности — не в последнюю очередь для того, чтобы, вернувшись домой, продолжить зарабатывать на жизнь, объясняя всем, насколько особенной выглядит ситуация, например, в России или Перу и насколько глубоко они ее поняли.

— Позвольте уточнить: что означает — стать интеллектуально более независимыми от Запада? В России политические элиты, скажу я вам, весьма «интеллектуально независимы» от Запада, что в значительной мере и помогает им манипулировать большей частью населения…

— Прежде всего я имею в виду вот что: необходимо проникнуться духом великих западных теорий, а из этого отнюдь не вытекает, что первоочередной проблемой является внедрение информационных технологий или проведение рыночных реформ по гарвардским рецептам. Элитам следует научиться впитывать те знания и те практики, которые существуют в их странах, чтобы использовать как их, так и современные технологии на благо своих народов.

В беднейших селениях жители поддерживают в себе такой уровень образованности, который позволяет им фиксировать права собственности практически на все, чем они владеют. Люди придают вопросу кодификации прав, сделок, условий ведения бизнеса самое фундаментальное значение даже тогда, когда у правительственных чиновников до всего этого «не доходят руки». Именно поэтому я не вполне понимаю, почему вместо того, чтобы усваивать коллективные практики, естественно развивавшиеся в наших странах от поколения к поколению, мы, страны третьего мира, должны отдавать важнейшие вопросы организации собственных обществ в руки западных специалистов, по сути, никогда не сталкивавшихся с подобными проблемами?

Я считаю, что просвещенные элиты должны либо воспринимать опыт собственного народа, даже если он в чем-то и противоречит западным представлениям о насущных задачах сегодняшнего момента; или же они должны принять глубинную суть идей прогресса и равенства и позволить народу самому выбирать свою судьбу и свой путь.

—Однако история свидетельствует, что во многих, если не в большинстве развивающихся стран государство не только не справляется с этой задачей, но делает порой все от него зависящее, чтобы люди не чувствовали себя свободными и независимыми. Конечно, тем самым бюрократия сохраняет ситуацию, позволяющую ей богатеть и манипулировать людьми. Но можно ли изменить положение дел без смены элит? Ведь смена элит неизбежно означает революцию, насилие и кровь…

—Я обращу ваше внимание на то, что всеми программами реформ, которые предпринимались в развивающихся странах в последние десятилетия, дирижировали с Запада. Запад же давно решил все те проблемы, которые стоят на повестке дня в большинстве незападных стран.

Если вы спросите любого западного эксперта, что необходимо сделать для лучшего соблюдения прав собственности в России и облегчения сделок с недвижимостью, он немедленно ответит: систематизировать законодательство, компьютеризировать базы данных о собственниках и составить электронный каталог всех сделок за последние несколько лет. Надо заметить, программы информатизации неплохо финансируются даже в относительно небогатых странах, вставших на путь преобразований, — не в последнюю очередь именно потому, что на этом настаивают западные «учителя». Миллиарды долларов расходуются на кодификацию норм права, которые фактически не применяются в реальной жизни.

В Европе или Соединенных Штатах, всюду, где разрушались старые полуфеодальные политические системы, первым, что приходило к людям как символ нового мира, было понимание права собственности. И оно не приходило в ходе аграрной реформы и не вводилось для упрощения городского планирования или организации биржевых игр; напротив, это понимание исходило из фундаментального онтологического соображения о том, что если вы хотите обеспечить мир в обществе, искоренить самую суть конфликтов и споров, вы должны определиться в отношении того, кто и почему владеет той или иной собственностью. Основой для этого должны стать не абстрактные философские представления о справедливости и не аргументы, основанные на экономической целесообразности, а сложившийся в обществе консенсус относительно исторически сформировавшихся прав владения. И если удается достичь общенационального консенсуса в том, что и кому принадлежит, объектами собственности становятся уже не только земля, но и постройки, движимое имущество и даже идеи. Важна начальная точка процесса; дальше он начинает развиваться естественным и неостановимым образом. И вскоре встает вопрос: если я являюсь собственником этого участка, может ли государство использовать его по своему усмотрению? И тогда возникает проблема: а что я вообще должен государству? Какие налоги я готов платить ему? Так начинается процесс самоорганизации общества, в ходе которого оно только и может поступательно развиваться. И именно этот процесс не запущен пока ни в одном незападном обществе.

И если вы решаете использовать те технологии, что предложит вам сегодня Запад, вы почти наверняка разочаруетесь в своем опыте, так как все эти технологии бесполезны для вас, если вы не обладаете пониманием тех фундаментальных истин и правил, на основе которых эти технологии только и могут работать.