Человек -- это существо, состоящее в основном из недостатков. Вот он идет по жизни -- глупый, жадный, размазня, трус, полоумный, ну и так далее. А рядом с ним по той же жизни идет его единственное достоинство, лучшее, что есть в человеке, -- его собака или его лошадь, его слон, его верблюд, его кошка, наконец.И не говорите мне, что все люди одинаковы. Где же это мы одинаковые, если все человечество можно поделить на две конфликтующие части -- на тех, кто любит животных, и тех, кто их не любит. О тех, кто не любит, как-нибудь потом. Сегодня -- о любящих. Они тоже делятся на партии. Есть среди них любители хорьков и фанаты тритонов -- вполне уважаемые люди, ничего не скажу, просто их гораздо меньше, чем представителей двух главных группировок -- собачников и кошатников. Причем кошатники побеждают -- кошек у населения по понятным причинам гораздо больше, чем собак. Но и в рядах кошатников тоже нет единства. Например, в таком важном вопросе: а что для кота лучше -- чтобы он был кастрирован и прожил долгую спокойную скучную жизнь или чтобы жизнь его была пусть богатой опасностями, зато яркой и полноценной? Сергей Алексеевич всегда был ярым сторонником полноценной жизни. Не знаю, с чего он так горячился насчет роли любовных похождений в жизни своего кота Бориски, -- во всяком случае, он исходил не из собственного опыта: у него самого насчет приключений такого рода было никак. И не из-за каких-то там кошмарных недостатков, а просто потому, что он жутко стеснялся предложить дамам что-то в этом духе и продержался, таким образом, в холостяках до самой пенсии. Бориске же, рыжему коту с бандитской мордой, но без малейших признаков породы, с обкусанными ушами и потерянным в боях передним зубом, сомнения были глубоко чужды. Он пользовался своей полноценностью на все сто, а Сергей Алексеевич старался обеспечить ему в этом смысле режим наибольшего благоприятствования. Если бы не Бориска, хозяин давным-давно избавился бы от совершенно ненужных шести соток с убогим сарайчиком -- когда-то эти угодья распространяли на его тогдашней работе, и он взял, потому что все взяли. А теперь, едва сходил снег, Сергей Алексеевич ехал на дачу. На электричке, в беретке и с рюкзаком, в котором поверх консервов и смены белья сидел Бориска: рюкзак приходилось затягивать так, чтобы буйный кот не сбежал, и надо всем торчала только его рыжая орущая физиономия. На даче Бориска пропадал неделями -- иногда забегал поесть и немного поспать, а потом бежал дальше навстречу приключениям. То есть с апреля по сентябрь все у него было хорошо, но зимой в сарайчике без отопления и водопровода мог выжить разве что эскимос. Поэтому зимовать Сергею Алексеевичу и Бориске приходилось в Москве. В Москве кота выпускать Сергей Алексеевич боялся: собаки, машины, отрава на помойках. Да мало ли какие опасности ждали кота в большом городе? Бориска же опасностями пренебрегал и против ограничения свободы возражал как мог. А мог он многое -- например, орать так, что некоторые соседи перестали с Сергеем Алексеевичем здороваться. Или так ароматизировать квартиру хозяина, что даже у привычного Сергея Алексеевича, когда он входил домой, начинали слезиться глаза -- впрочем, он быстро переставал замечать могучий Борискин дух. А еще Бориска при первой возможности старался смыться -- и, как хозяин ни осторожничал, время от времени ему это удавалось. Естественно, Сергей Алексеевич терял покой: стоило ему закрыть глаза, как перед ним тут же вставала жуткая картина -- рыжая шкурка на асфальте, размазанная колесами машин. Или рыжая шкурка, беспомощно свисающая из пасти огромного соседского мастифа. Между нами, Сергей Алексеевич плохо знал своего Бориску: кот прекрасно соображал, что от машин надо держаться подальше, а что до мастифа и прочих окрестных собак, то они Бориску до смерти боялись. Однажды какой-то глупый ротвейлер попытался было за ним погнаться -- и отступил, сообразив, что эта нетипичная кошка вовсе и не думает убегать, а ждет врага лицом к лицу, уставив на собаку холодный взгляд зеленых глаз. Ротвейлер смутился и сделал вид, что бежал вовсе не к Бориске, а так, куда-то вон туда... Но Сергей Алексеевич этого не знал, а потому дни и ночи напролет прочесывал окрестности, лазил по подвалам и чердакам и оглашал местность заунывными негромкими интеллигентными криками: "Борисонька, кис-кис-кис! Ну Борисонька же!" И не было случая, чтобы удалось Бориску найти. Он всегда находился сам: нагулявшись, вспоминал, что у него есть тихая пристань, шел под родное окно и начинал немузыкально орать в том смысле, чтобы хозяин немедленно за ним явился. А поскольку жил Сергей Алексеевич на третьем этаже, крики кота он пропустить никак не мог. Впрочем, живи он хоть на двадцать третьем -- воплей такой акустической мощи он бы не пропустил. О торжественном возвращении кота знала вся многоэтажка, и если в этот момент хозяин искал Бориску где-то далеко и был вне зоны досягаемости его голоса, то за котом спускался кто-нибудь из дружественных соседей, из тех, кого Бориска считал достойным доверия и к кому готов был пойти на ручки -- посторонним нежничать с ним было опасно для жизни. Ну так вот: Бориска опять убежал. Сергей Алексеевич взывал к нему -- и вдруг в одном из соседних дворов он услышал приглушенный Борискин ответ. -- Кисонька, где же ты? -- заволновался Сергей Алексеевич. -- Мяу-уау-уау! -- ответил Бориска. Судя по звуку, он был где-то рядом. Сергей Алексеевич прочесывал местность чуть ли не на четвереньках, заглядывая под каждый куст, под каждую машину, -- все тщетно. И вот, устало разгибая спину после осмотра днища роскошного серебристого "мерседеса", он случайно заглянул в салон и обомлел: на кожаном водительском кресле расселся Бориска. Больше никого в машине не было. Сергей Алексеевич робко подергал двери -- разумеется, все было заперто. В окнах тоже не было ни малейшей щели. Однако же кот был там, а весь остальной мир -- здесь, и что было делать -- совершенно непонятно. Сергей Алексеевич огляделся в надежде обнаружить хозяина машины, пленившей Бориску, -- но вокруг не было ни души. Тогда он стал издавать какие-то бессмысленные вскрики: "Извините! Эй, кто-нибудь!" -- но никто не откликнулся. Сергей Алексеевич робко попинал машину -- опять ничего. Он попинал сильнее -- взвыла сигнализация, но когда и кто обращал на это внимание? Зато Бориска, оглушенный неожиданными машинными криками, сам заорал как резаный и стал метаться по салону. Сердце Сергея Алексеевича разрывалось от сочувствия к бедственному положению кота. Он приник к стеклу и, пытаясь переорать сигнализацию, начал выкрикивать Бориске слова утешения, а кот прижался к стеклу с другой стороны, царапал окно и сплющивал о него свою физиономию, стремясь прорваться к любимому хозяину. Все это выглядело ужасно, и Сергей Алексеевич понял, что ему придется поступить по-мужски -- сделать что-то невероятное. Для начала он попытался взломать дверь "мерса". Но насчет вскрывания замков он был полным профаном, поэтому, сколько ни совал он найденную тут же проволочку в личинку замка, так ничего у него и не вышло -- только исцарапал дверцу. И тогда он подобрал кусок кирпича, зажмурился и... ударил блестящую машину в боковое стекло. Стекло разбилось, и тут одновременно случились две неприятности: Бориска выскочил на свободу и немедленно унесся вдаль, а рядом с покалеченным "мерсом" как из-под земли возникли двое серьезных молодых людей самого конкретного вида. Один из них крепко схватил за шиворот несчастного Сергея Алексеевича, а второй, крутя на пальце ключи (видимо, от этой машины), поинтересовался: -- Ты что это, гад, делаешь? Да ты понимаешь, что сейчас с тобой будет? Сергей Алексеевич очень даже понимал, однако ему не хотелось, чтобы даже такие сомнительные личности приняли его за банального хулигана или угонщика. Поэтому он попытался поскорее -- пока не начали бить -- объяснить им, что случилось. -- Кот, говоришь, -- усмехнулся тот, который был с ключами. -- И где же этот твой кот? Колян, ты такое слыхал? Ты, папаша, что-нибудь получше придумал бы, что ли... -- И с этими словами он полез внутрь машины -- оценить ущерб. Но до ущерба не дошло: с Бориской от переживаний прямо на кожаных сиденьях случилось сразу несколько конфузов, и хозяин машины немедленно в них вляпался. -- И правда, был здесь кот, -- задумчиво сказал он сам себе, без всякой брезгливости разглядывая испачканный костюм. -- А куда же он делся-то? Сергей Алексеевич, все еще удерживаемый вторым братком, со слезой в голосе сказал: -- Убежал мой Бориска... Он так перепугался, уж не знаю, вернется ли... -- Значит, Бориска у тебя? -- вдруг заинтересовался хозяин "мерса". -- А у меня -- Степан. Тоже, подлюга, удирает каждый день... Папаш, да ты не расстраивайся -- сейчас мы твоего Бориску мигом разыщем. Слышь, Колян, -- бросай папашу, пошли кота искать! Минут через пятнадцать Колян приволок откуда-то черную тощую кошечку, за что был немедленно осмеян товарищем, которого, как выяснилось в процессе совместного ползанья по помойкам, звали Лехой. А еще через полчаса Леха добыл-таки Бориску -- он схватил его и, прижимая к груди, героически пренебрегая кровью, ручьем лившейся из расцарапанных Бориской рук, и плюя на дорогой пиджак, Сергею Алексеевичу. Сергей Алексеевич рассыпался в благодарностях. Сергей Алексеевич настаивал, чтобы Леха подсчитал ущерб, а уж он все, все возместит. Но Леха великодушно махнул рукой -- в смысле, подумаешь, ерунда какая, о чем говорить-то... А, между прочим, если бы не кот -- такой вот Леха, да еще с Коляном, закопали бы Сергея Алексеевича на том же месте. Хотя, с другой стороны, если бы не Бориска, разве стал бы Сергей Алексеевич бить стекла в чужих машинах? Это я к тому, что животные могут изменить нашу жизнь и сделать так, что в ней найдется место подвигу.
Человек -- это существо, состоящее в основном из недостатков. Вот он идет по жизни -- глупый, жадный, размазня, трус, полоумный, ну и так далее. А рядом с ним по той же жизни идет его единственное достоинство, лучшее, что есть в человеке, -- его собака или его лошадь, его слон, его верблюд, его кошка, наконец.И не говорите мне, что все люди одинаковы. Где же это мы одинаковые, если все человечество можно поделить на две конфликтующие части -- на тех, кто любит животных, и тех, кто их не любит. О тех, кто не любит, как-нибудь потом. Сегодня -- о любящих. Они тоже делятся на партии. Есть среди них любители хорьков и фанаты тритонов -- вполне уважаемые люди, ничего не скажу, просто их гораздо меньше, чем представителей двух главных группировок -- собачников и кошатников. Причем кошатники побеждают -- кошек у населения по понятным причинам гораздо больше, чем собак.
Но и в рядах кошатников тоже нет единства. Например, в таком важном вопросе: а что для кота лучше -- чтобы он был кастрирован и прожил долгую спокойную скучную жизнь или чтобы жизнь его была пусть богатой опасностями, зато яркой и полноценной?
Сергей Алексеевич всегда был ярым сторонником полноценной жизни. Не знаю, с чего он так горячился насчет роли любовных похождений в жизни своего кота Бориски, -- во всяком случае, он исходил не из собственного опыта: у него самого насчет приключений такого рода было никак. И не из-за каких-то там кошмарных недостатков, а просто потому, что он жутко стеснялся предложить дамам что-то в этом духе и продержался, таким образом, в холостяках до самой пенсии.
Бориске же, рыжему коту с бандитской мордой, но без малейших признаков породы, с обкусанными ушами и потерянным в боях передним зубом, сомнения были глубоко чужды. Он пользовался своей полноценностью на все сто, а Сергей Алексеевич старался обеспечить ему в этом смысле режим наибольшего благоприятствования.
Если бы не Бориска, хозяин давным-давно избавился бы от совершенно ненужных шести соток с убогим сарайчиком -- когда-то эти угодья распространяли на его тогдашней работе, и он взял, потому что все взяли. А теперь, едва сходил снег, Сергей Алексеевич ехал на дачу. На электричке, в беретке и с рюкзаком, в котором поверх консервов и смены белья сидел Бориска: рюкзак приходилось затягивать так, чтобы буйный кот не сбежал, и надо всем торчала только его рыжая орущая физиономия.
На даче Бориска пропадал неделями -- иногда забегал поесть и немного поспать, а потом бежал дальше навстречу приключениям. То есть с апреля по сентябрь все у него было хорошо, но зимой в сарайчике без отопления и водопровода мог выжить разве что эскимос. Поэтому зимовать Сергею Алексеевичу и Бориске приходилось в Москве.
В Москве кота выпускать Сергей Алексеевич боялся: собаки, машины, отрава на помойках. Да мало ли какие опасности ждали кота в большом городе? Бориска же опасностями пренебрегал и против ограничения свободы возражал как мог. А мог он многое -- например, орать так, что некоторые соседи перестали с Сергеем Алексеевичем здороваться. Или так ароматизировать квартиру хозяина, что даже у привычного Сергея Алексеевича, когда он входил домой, начинали слезиться глаза -- впрочем, он быстро переставал замечать могучий Борискин дух. А еще Бориска при первой возможности старался смыться -- и, как хозяин ни осторожничал, время от времени ему это удавалось.
Естественно, Сергей Алексеевич терял покой: стоило ему закрыть глаза, как перед ним тут же вставала жуткая картина -- рыжая шкурка на асфальте, размазанная колесами машин. Или рыжая шкурка, беспомощно свисающая из пасти огромного соседского мастифа. Между нами, Сергей Алексеевич плохо знал своего Бориску: кот прекрасно соображал, что от машин надо держаться подальше, а что до мастифа и прочих окрестных собак, то они Бориску до смерти боялись. Однажды какой-то глупый ротвейлер попытался было за ним погнаться -- и отступил, сообразив, что эта нетипичная кошка вовсе и не думает убегать, а ждет врага лицом к лицу, уставив на собаку холодный взгляд зеленых глаз. Ротвейлер смутился и сделал вид, что бежал вовсе не к Бориске, а так, куда-то вон туда...
Но Сергей Алексеевич этого не знал, а потому дни и ночи напролет прочесывал окрестности, лазил по подвалам и чердакам и оглашал местность заунывными негромкими интеллигентными криками: "Борисонька, кис-кис-кис! Ну Борисонька же!"
И не было случая, чтобы удалось Бориску найти. Он всегда находился сам: нагулявшись, вспоминал, что у него есть тихая пристань, шел под родное окно и начинал немузыкально орать в том смысле, чтобы хозяин немедленно за ним явился. А поскольку жил Сергей Алексеевич на третьем этаже, крики кота он пропустить никак не мог. Впрочем, живи он хоть на двадцать третьем -- воплей такой акустической мощи он бы не пропустил. О торжественном возвращении кота знала вся многоэтажка, и если в этот момент хозяин искал Бориску где-то далеко и был вне зоны досягаемости его голоса, то за котом спускался кто-нибудь из дружественных соседей, из тех, кого Бориска считал достойным доверия и к кому готов был пойти на ручки -- посторонним нежничать с ним было опасно для жизни.
Ну так вот: Бориска опять убежал. Сергей Алексеевич взывал к нему -- и вдруг в одном из соседних дворов он услышал приглушенный Борискин ответ.
-- Кисонька, где же ты? -- заволновался Сергей Алексеевич.
-- Мяу-уау-уау! -- ответил Бориска. Судя по звуку, он был где-то рядом.
Сергей Алексеевич прочесывал местность чуть ли не на четвереньках, заглядывая под каждый куст, под каждую машину, -- все тщетно. И вот, устало разгибая спину после осмотра днища роскошного серебристого "мерседеса", он случайно заглянул в салон и обомлел: на кожаном водительском кресле расселся Бориска. Больше никого в машине не было.
Сергей Алексеевич робко подергал двери -- разумеется, все было заперто. В окнах тоже не было ни малейшей щели. Однако же кот был там, а весь остальной мир -- здесь, и что было делать -- совершенно непонятно. Сергей Алексеевич огляделся в надежде обнаружить хозяина машины, пленившей Бориску, -- но вокруг не было ни души. Тогда он стал издавать какие-то бессмысленные вскрики: "Извините! Эй, кто-нибудь!" -- но никто не откликнулся. Сергей Алексеевич робко попинал машину -- опять ничего. Он попинал сильнее -- взвыла сигнализация, но когда и кто обращал на это внимание? Зато Бориска, оглушенный неожиданными машинными криками, сам заорал как резаный и стал метаться по салону.
Сердце Сергея Алексеевича разрывалось от сочувствия к бедственному положению кота. Он приник к стеклу и, пытаясь переорать сигнализацию, начал выкрикивать Бориске слова утешения, а кот прижался к стеклу с другой стороны, царапал окно и сплющивал о него свою физиономию, стремясь прорваться к любимому хозяину. Все это выглядело ужасно, и Сергей Алексеевич понял, что ему придется поступить по-мужски -- сделать что-то невероятное.
Для начала он попытался взломать дверь "мерса". Но насчет вскрывания замков он был полным профаном, поэтому, сколько ни совал он найденную тут же проволочку в личинку замка, так ничего у него и не вышло -- только исцарапал дверцу.
И тогда он подобрал кусок кирпича, зажмурился и... ударил блестящую машину в боковое стекло. Стекло разбилось, и тут одновременно случились две неприятности: Бориска выскочил на свободу и немедленно унесся вдаль, а рядом с покалеченным "мерсом" как из-под земли возникли двое серьезных молодых людей самого конкретного вида. Один из них крепко схватил за шиворот несчастного Сергея Алексеевича, а второй, крутя на пальце ключи (видимо, от этой машины), поинтересовался:
-- Ты что это, гад, делаешь? Да ты понимаешь, что сейчас с тобой будет?
Сергей Алексеевич очень даже понимал, однако ему не хотелось, чтобы даже такие сомнительные личности приняли его за банального хулигана или угонщика. Поэтому он попытался поскорее -- пока не начали бить -- объяснить им, что случилось.
-- Кот, говоришь, -- усмехнулся тот, который был с ключами. -- И где же этот твой кот? Колян, ты такое слыхал? Ты, папаша, что-нибудь получше придумал бы, что ли... -- И с этими словами он полез внутрь машины -- оценить ущерб. Но до ущерба не дошло: с Бориской от переживаний прямо на кожаных сиденьях случилось сразу несколько конфузов, и хозяин машины немедленно в них вляпался.
-- И правда, был здесь кот, -- задумчиво сказал он сам себе, без всякой брезгливости разглядывая испачканный костюм. -- А куда же он делся-то?
Сергей Алексеевич, все еще удерживаемый вторым братком, со слезой в голосе сказал:
-- Убежал мой Бориска... Он так перепугался, уж не знаю, вернется ли...
-- Значит, Бориска у тебя? -- вдруг заинтересовался хозяин "мерса". -- А у меня -- Степан. Тоже, подлюга, удирает каждый день... Папаш, да ты не расстраивайся -- сейчас мы твоего Бориску мигом разыщем. Слышь, Колян, -- бросай папашу, пошли кота искать!
Минут через пятнадцать Колян приволок откуда-то черную тощую кошечку, за что был немедленно осмеян товарищем, которого, как выяснилось в процессе совместного ползанья по помойкам, звали Лехой. А еще через полчаса Леха добыл-таки Бориску -- он схватил его и, прижимая к груди, героически пренебрегая кровью, ручьем лившейся из расцарапанных Бориской рук, и плюя на дорогой пиджак, Сергею Алексеевичу.
Сергей Алексеевич рассыпался в благодарностях. Сергей Алексеевич настаивал, чтобы Леха подсчитал ущерб, а уж он все, все возместит. Но Леха великодушно махнул рукой -- в смысле, подумаешь, ерунда какая, о чем говорить-то...
А, между прочим, если бы не кот -- такой вот Леха, да еще с Коляном, закопали бы Сергея Алексеевича на том же месте. Хотя, с другой стороны, если бы не Бориска, разве стал бы Сергей Алексеевич бить стекла в чужих машинах?
Это я к тому, что животные могут изменить нашу жизнь и сделать так, что в ней найдется место подвигу.