29.10.2007 01:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2007 года: "Кто памятник себе воздвиг"

Скульптуромания, захлестнувшая Москву, перерастает в абсурдное соревнование на самый курьезный монумент.С первым снегом забот у памятника Дворнику во дворе Музея современных искусств на московской Петровке явно прибавилось. Точнее, у его живого коллеги. «Летом ему под метлу кто-то окурки бросал, — жалуется дворник Юсуп из управы «Тверская». — Теперь в фонарь пустую бутылку из-под водки вставляют». Когда он узнает, что памятник Дворнику скульптор Зураб Церетели ваял с мэра Юрия Лужкова, — цокает языком: «Нехорошо».

— Что нехорошо? — спрашиваю.

Юсуп становится рядом с бронзовым дворником-Лужковым, тычет себе пальцем в грудь и смеется: «Почему не похож?» Вспомнилась традиция — трогать любимые скульптуры «на счастье». Руку или грудь Джульетты в итальянской Вероне, мизинец на ноге Христа в бразильском Рио-де-Жанейро, нос овчарки в вестибюле московской станции «Площадь Революции». Эта трогательность, кажется, из другого, уходящего времени. Новомосковские привычки ХХI столетия куда эпатажнее и жестче.

Главное — пчелы

Дать символического пинка под зад барону Мюнхгаузену, взлетающему на шаре у метро «Молодежная», в кругу тусующихся у памятника скейтбордистов почему-то считается «заговором на удачу». Если дотронешься до трубки Шерлока Холмса, который стоит на Смоленской набережной, — жди криминальных неприятностей. А коснуться рукой записной книжки его соседа доктора Ватсона — к налоговым проблемам и безденежью. Вот и обходят люди эту парочку десятой дорогой. Так что Холмсу и Ватсону повезло — как и уточкам, зайчикам и волкам Зураба Церетели, пусть и вынужденным купаться в фонтанах с пьяными туристами.

А вот кому не повезло, так это любимому насекомому мэра Лужкова — пчеле. Золоченый памятник ей примостился было в парке «Кузьминки», недалеко от мэрской пасеки. Однако бомжи все время выкорчевывали его вместе с постаментом и сдавали в металлолом. Совсем недавно Пчелу закрепили на мощной шестигранной тумбе, отчего она стала похожа на моль, придавленную земной гравитацией. Но тяжелее всех, пожалуй, приходится скандальной композиции Михаила Шемякина «Дети — жертвы пороков взрослых», вставшей между Кремлем и Третьяковской галереей, на Болотной площади. Остряки прозвали ее «наглядным пособием по всем видам педофилии». Памятник охраняют милицейский наряд и металлические решетки, которые на ночь, как амбар, запирают на засовы. Сквозь них все равно летят приветы от вандалов.

— Сколько осколков от бутылок здесь собрал и банок из-под «колы», — ворчит дворник Ильдар Хуснутдинов. — Краску пару раз смывал. Мажут вон того толстяка, что с копьем, говорят: это бог войны. А менты, паразиты, делают вид, что не замечают хулиганов.

Пожилой москвич Хуснутдинов, всю жизнь убиравший переулки вокруг ГУМа, удивился, узнав, что памятник — дар москвичам от великого художника. Мои слова о том, что таких даров в одном 2008 году столице предстоит принять еще около 250 и под них мэрией уже зарезервировано около 200 мест, старика озадачили:

— Где столько дворников и милиционеров возьмете?

— А чем вам «Пороки» не угодили? — подключилась к разговору женщина, явно гид, приведшая троих иностранцев, которые, кажется, не понимали, зачем вокруг памятника металлическая изгородь. — Шемякин — «не мой» скульптор, но эта его композиция и продуманна, и техника у нее безупречна, и по мысли не затерта.

Хуснутдинов засмущался, готов был весь спрятаться под своей оранжевой жилеткой. Когда они отошли, сказал: «Да, хорошая работа. Много бронзы взяли. Только я свою внучку сюда не приведу. Ей восемь лет, потом объяснять придется, что это за безобразия расселись здесь».

Вас здесь не стояло

Комиссию по монументальному искусству при Мосгордуме, ведущую учет скульптур и дающую заключения по новым проектам, беспокоят другие проблемы. Столицу, с 2002 года потерявшую счет памятникам, накрыл девятый вал скульптурного зодчества. И он будет нарастать. В ноябре 2008 года истекает второй срок деятельности комиссии, и большой вопрос, будет ли она существовать впредь.

Конфликт между мэрией и комиссией начался с того, что ее эксперты попробовали провести перепись монументов и признали, что не знают, сколько их в Москве. По данным на 2002 год — примерно 750. Последние годы, особенно 2005—2007-й, не поддаются учету. Можно лишь предполагать, что сегодня в столице более 1000 скульптур. И до четверти из них надо сносить как самострой: они установлены в обход рекомендаций комиссии.

— Европейские города ставят по 3—5 памятников в год, — говорит член комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме доктор исторических наук Нина Молева. — Мы в месяц рассматриваем до 10 проектов, а в год утверждаем до 60. Потом я, историк Москвы, иду по улицам и не узнаю, кого понаставили. Потому что команда мэра Лужкова придумала механизм, благодаря которому скульптуры можно ставить в обход наших заключений.

По закону комиссия, созданная в 1998 году, после громкого скандала с памятником Петру I работы Церетели, который горожане чуть не снесли, выполняет роль фильтра. Однако ее выводы носят рекомендательный характер. Их вправе проигнорировать Мосгордума, решающая, где и какой скульптуре быть. Но и депутаты — не окончательная инстанция. Мэр, вопреки экспертизе комиссии и заключению Думы, может своим распоряжением установить любой монумент. Правда, Юрий Лужков, в отличие от Франсуа Миттерана, волевым решением навязавшего парижанам «Стекляшку» — ажурные пирамиды у входа в Лувр, — не сделал этого ни разу.

Он пошел иным путем. Сначала проекты монументов перевели в категорию даров: художники, предприятия, города и страны делают Москве предложения, от которых она не может отказаться. Если их отвергала комиссия при Мосгордуме (как правило, предлагавшая установить их не на улицах, а в музеях), то, поскольку ее решения носят рекомендательный характер, мэр для большей демократичности увеличивал количество рекомендаций: теперь их наравне с комиссией дают подчиняющаяся мэрии Москомархитектура и Общественный совет при мэре, формируемый им же.

Пробные шары — памятники Данте, Гюго, Юрию Никулину, барону Мюнхгаузену, Валентине Гризодубовой, Михаилу Шолохову и жертвам теракта у отеля «Националь», установленные незаконно в 2000—2004 годах, — дали «зеленый свет» скульптурному самострою. Его пиком стали 2003—2006 годы. На них пришлось до 65 незаконно установленных подношений. Всего, по разным данным, таких «подарков» город до 2007 года принял более 150. На Серпуховской площади встал Алишер Навои (дар Ташкента), на Новинском бульваре полуприсел Федор Шаляпин (дар ОАО «Новинский бульвар, 31»), вмиг прозванный «памятником алконавту в поисках пятой точки».

— Они должны быть снесены, — говорит председатель комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме Сергей Петров. — Их проекты вообще не рассматривались нашей комиссией, что нарушает ст. 8 закона «О порядке возведения в Москве произведений монументального искусства». К тому же речь идет о гордости Узбекистана, Италии, Франции и России. Мы вправе говорить об открытом конкурсе и всенародном обсуждении проектов таких монументов. Так, наша комиссия настаивала на том, что памятник Шаляпину должен быть перед Большим театром, а Навои — перед посольством Узбекистана.

Попытка экспертов организовать общественное обсуждение не увенчалась успехом. Не помогли даже уважаемые деятели искусства, попробовавшие вразумить власти.

— Я, когда еще позволяло здоровье, простоял у Шаляпина минут сорок и не увидел там ни одного человека, — возмущается народный артист СССР актер МХТ Вячеслав Невинный. — Мало того что его изуродовали до неузнаваемости, его еще и вмуровали в тесный проем между зданиями. Это того, кто, по словам Гоголя, и есть «русский человек в его развитии, каким он может явиться через 200 лет». Неужели непонятно, что место великому Федору Шаляпину перед Большим театром? Но сколько группа актеров МХТ ни писала писем с просьбой перенести памятник, нам никто не ответил. Теперь вот я уже не ходок, ноги сдали, годы не те, и, честно говоря, как обстоят дела с памятником, просто не знаю.

Как удалось выяснить «Профилю», у ГАБТа после реконструкции, скорее всего, встанет не Шаляпин, а безымянная композиция «Балерины» — очередной дар мэру. На этот раз от сибирских нефтяников. Увидев его, эксперты комиссии единогласно проголосовали против такого подарка. В кулуарах они заметили, что не понимают, «как эти создания способны танцевать».

Дар напрасный, дар случайный

Вернуть Шаляпина Большому и избавить его от каменного кордебалета не так просто. В законе не прописан механизм, делающий снос скульптуры легитимным. Поэтому законопослушные эксперты разводят руками, наблюдая, как столицу наводняют все новые «дары».

— Ведь что придумала мэрия! — возмущается Нина Молева. — Принцип ротации комиссии. На первый взгляд все логично — ее состав надо менять. Но комиссия задумывалась как общественная экспертиза, теперь же в нее вводят не просто скульпторов, а тех, чьи монументы претендуют на то, чтобы быть установленными в Москве. И знаете что происходит? Вице-президент Российской академии художеств Анатолий Бичуков вошел в состав комиссии, провел через нее свой памятник Пушкину на Арбате и попросился в отставку. Салават Щербаков протащил через комиссию свой памятник первому министру МПС и тоже вышел из комиссии. Теперь нас вместо 15 человек 10, и большинство — скульпторы, которые, конечно же, голосуют друг за друга. А мы, общественная экспертиза, не просто в меньшинстве — мы бессильно фиксируем все, что утверждают Москомархитектура и Общественный совет при мэре. Тогда зачем мы нужны?

Бесправие комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме привело к тому, что примерно с 2004 года на город обрушился неиссякающий поток даров: памятники Гейдару Алиеву, Алексею Косыгину, Араму Хачатуряну, княгине Ольге, символической Загогулине, Степану Разину, фронтовым лошадям и собакам, безымянным балеринам, Ивану III, плавленому сырку «Дружба». Причем доходит до абсурда. На Гоголевском бульваре встал памятник Шолохову. У комиссии был единственный аргумент против: зачем Москве два памятника Шолохову? Ведь на Волгоградском проспекте уже есть его монумент. Мнение общественной экспертизы мэрия опять проигнорировала. А обыватели почти сразу нарекли новый памятник «кладбищем домашних животных»: 20 лошадиных голов плывут за лодкой Шолохова. По ночам на металлические головы прохожие стелют газеты, чтобы удобнее было сидеть, а про писателя говорят «дед Мазай», удивляясь, почему у зайцев лошадиные головы.

— Эта гонка с якобы дарами очень дорого нам, налогоплательщикам, обходится, — говорит депутат Мосгордумы Михаил Москвин-Тарханов. — Дар бесплатный — но для дарителя, а городу только благоустройство территории под установку дара обходится минимум в 1 млн рублей. Бюджетных, кстати. Последующие работы — по отливу и установке памятника — тоже финансирует бюджет. Так о какой бесплатности идет речь? И не потому ли скульпторы стали входить в состав комиссии, что им это материально выгодно? Они делают подарок, а работы оплачиваются из государственного кармана.

По данным комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме, изготовление простого бюста стоит 5—10 млн рублей. Его установка и благоустройство земли — до 30 млн рублей. Так, дар Михаила Шемякина, по данным эксперта Федерального агентства по культуре и кинематографии Александра Заволокина, обошелся госказне в $6 млн. А дар Зураба Церетели, памятник генералу де Голлю (его не смог принять Париж, узнав цену «подарка»), бюджет Москвы, который меньше парижского, осилил, похудев на $5 млн.

— Когда я первый раз увидела памятник де Голлю у гостиницы «Космос», — говорит певица, народная артистка России Елена Камбурова, — я приняла его за швейцара. В такой фуражке и рядом с входом в гостиницу может стоять только швейцар. Это логично. Еще подумала: «Надо же, у нас памятники вахтерам начали ставить».

10 лет без права установки

Попытки комиссии по монументальному искусству убедить дарителей не заниматься политикой и не сбывать Москве неликвид, отвергнутый другими городами, а разместить подношения в Музее Москвы встретили жесткий отпор со стороны законодателей и мэрии.

— В компетенцию комиссии не входит оценка художественного качества произведений, — говорит автор проекта закона «О порядке возведения в Москве произведений монументального искусства» депутат Мосгордумы Александр Крутов. — Их задача — экспертиза целесообразности памятника. Подарки же — вопрос деликатный и политический. Никто же не предлагает обсудить, как увековечить Майкла Джексона, слоненка или хомяка. Мне непонятно, почему отдельные члены комиссии пытаются взять на себя больше полномочий, чем прописано в законе.

— А мне непонятно, почему дары превращаются в канал перекачки и расходования бюджетных средств, — возмущается Нина Молева.

Она вспоминает, как их комиссии было навязано рассмотрение идеи установки памятника директору ОАО «Домостроительный комбинат №1» В.Е. Копелеву. Аргумент подписантов: «Живая легенда входит в пятерку влиятельных руководителей стройкомплекса Москвы». При этом была гарантирована оплата всех расходов. Комиссия отправила инициативу под сукно, но сегодня ее осаждают еще более влиятельные дарители. Торгово-промышленная и Счетная палаты РФ, Пенсионный фонд, Совет при президенте РФ по содействию и развитию гражданского общества обратились к мэру Лужкову с предложением об организации на Манежной площади Аллеи Почета, где будут устанавливаться знаки «выдающимся людям современности». В качестве кандидатов на современную Доску почета называются Михаил Горбачев, Иосиф Кобзон, Леонид Рошаль, Алла Пугачева и еще до полусотни наших современников.

— На наших глазах происходит пересмотр сложившихся стандартов установки памятников, — говорит один из членов комиссии по монументальному искусству, просивший не называть его имени. — Та же инициатива создания Аллеи Почета, которая будет состоять из здравствующих людей, не просто нарушает неписаное правило, по которому памятник ставят не ранее чем через 10 лет после смерти увековечиваемого. Она обессмысливает и этих людей, и историю. А никто не выступает ни в Мосгордуме, ни тем более в мэрии против этой нездоровой затеи просто потому, что знают подоплеку. Ведь все началось с поездки градоначальника Лужкова в Швейцарию. Там он увидел, что в стране на каждом углу стоят памятники. По возвращении домой спросил: «Почему у нас так мало памятников?» Вот подхалимы и стараются ему угодить.

Гонка за памятниками, похоже, переходит в истерию. В комиссию поступило предложение установить памятник «Долг платежом красен» на Большой Тульской улице, напротив Министерства РФ по налогам и сборам. А на месте снесенной гостиницы «Россия» столичные власти предлагают поставить «декоративно-скульптурную композицию «Столичное гостеприимство» (хлеб-соль, коробейники и тому подобный а-ля рюс).

Внук и Гагарин

Скульпторы, не допущенные до «распила» даров, завистливо шутят: «Если Церетели поставит в Сочи серию монументальных композиций, там не останется места для олимпийских объектов».

Первым об угрозе засорения столицы и страны курьезными памятниками заговорил ныне покойный Алексей Комеч, бывший директор Государственного института искусствознания. В начале 2007 года в интервью «Профилю» он сказал: «Общество переживает принципиально новое явление — отношение к памятникам как к пиару, называемому «созданием истории». На индивидуалистичном Западе такой пиар вырождается в памятник любимой кошке, подруге и даже потере девственности. У нас прочны корни общинности, поэтому дают о себе знать рецидивы досок почета или памятников собутыльникам, например сантехнику или челноку. И в том, и в другом, и в третьем случаях происходит утрата понимания смысла памятника, что превращает его в разменную монету тщеславия и карьеризма. И тут дело не в том, кто подал идею — частное лицо или скульптор, желающий сколотить капитал. Важно то, что власти санкционируют рассмотрение таких заведомо фальсифицирующих историю инициатив».

Может, потому москвичи и не знают, что в их городе стоят памятники интеллигенции или сырку «Дружба»? Может, потому тот же памятник Шаляпину устанавливался в четыре утра, чтобы избежать столкновения с протестующими артистами? Разумеется, без торжеств и тем более без предшествующего гласного обсуждения.

— Феномен Москвы в том, что поразительный по масштабу бум сооружения памятников создает отрицательное к ним отношение, — говорит Михаил Москвин-Тарханов. — Люди не имеют ничего против величия Петра I, Шаляпина или маршала Жукова. Возникающий после создания их изваяний отрицательный социальный фон связан не с ними, а с грубым вторжением в сложившуюся городскую среду, которую люди воспринимают как живую, а не рекламно-пиаровскую.

У законодателей другая позиция.

— Просвещенный тиран Джулиано Медичи никогда бы не построил Флоренцию и не открыл миру Микеланджело, если бы во всем следовал общественному мнению, которое, кстати, ценил, — считает Александр Крутов. — А мэр Москвы учитывает общественное мнение, но окончательное решение принимает сам.

Певица Елена Камбурова тоже не против новых памятников, даже если какие-то из них ей не нравятся: «Знаете, раньше я тоже возмущалась — почему на площадях Рима, Лондона или Парижа стоят лучшие памятники, а у нас только то, что смогли наваять пробивные скульпторы? А теперь думаю, должно пройти время, чтобы накопилась критическая масса бездарности, которая окончательно превратится в курьез. Уверена, что тогда эти творения будут тихо снесены, как сегодня Лужков сносит ветхое жилье. Ведь чувства, которые вызывает памятник, должны быть гармоничными, а не «с некоторыми оговорками». Иначе оговорки со временем затмят все».

Нина Молева ждать не хочет. Для нее критерий нужности-ненужности монумента простой: пойдут к нему люди на свидание или просто посидеть рядом или нет? Взять вот памятник Юрию Гагарину. К нему бы и шли люди, однако трасса со всех сторон оторвала космонавта от народа. Лишь один человек попытался найти к нему дорогу, но попал в анекдот. Рассказывают, житель Кутаиси назвал своего внука Георгием в честь первого космонавта планеты. И когда внук вырос, он приехал в Москву из Грузии, взял такси и поехал к памятнику своему тезке. Таксист, видя восхищение парня 15-метровым космонавтом, пошутил: «Каждую ночь ровно в 12 он взлетает». Наивный внук до трех утра дежурил у Гагарина, опоздал на поезд домой, а потом поехал в таксопарк бить морду шутнику.

Top-10 необычных памятников страны
1. Памятник гаишнику. Белгород. Прототип — постовой Павел Гречихин, вошедший в историю тем, что штрафовал всех нарушителей ПДД, включая жену, своего начальника, друзей и даже самого себя. Белгородские водители всегда стараются объезжать памятник за три версты.
2. Памятник букве Ё. Ульяновск. Стоит на родине писателя и историка Николая Карамзина, придумавшего букву «ё». В здании Ленинского мемориала.
3. «Лежачий» памятник А.П. Чехову. Томск. Писатель здесь не был, но проезжал и оставил запись в дневнике: «Город нетрезвый, красивых женщин совсем нет». Томичи в отместку называют монумент «памятником пьяному мужику, который лежит в канаве и читает «Каштанку».
4. Памятник «копейке». Москва, МКАД, возле района Жулебино. Золоченый памятник первому «народному автомобилю» ВАЗ-2101 считается памятником эпохе застоя.
5. Памятник обезьяне и медведю. Райцентр Слюдянка Иркутской области. Почему скульптор соединил две эти фигуры, никто объяснить не может.
6. Памятник кирпичу. Вологда. По местной легенде, Иван Грозный планировал сделать Вологду столицей России. Но когда самодержец подъезжал к городу, с крепостной стены на него упал кирпич. Царь увидел в этом недобрый знак, и с тех пор Вологда ищет столичный статус, а кирпич — хорошего человека.
7. Памятник «дяде Васе-сантехнику». Екатеринбург. Стоит в одном из спальных районов города. Коллеги и сочувствующие регулярно вставляют ему в протянутую руку бутылку водки.
8. Памятник туристу. Сочи, холл гостиницы «Жемчужина». Сначала он стоял у гостиницы «Москва», но, по легенде, дальновидные сочинцы от греха подальше убрали памятник с оживленной главной улицы в холл гостиницы — как считается, «чтобы не баловать почетом приезжих и отдыхающих».
9. Памятник слесарю. Самара. У порога личной автомастерской механик Сергей Блинов воздвиг скульптурную композицию из фигур двух слесарей — Петьки и Степана. Считается, что после этого в сервис клиенты валом повалили.
10. Памятник Ежику в тумане. Пенза. Ежик высотой метр двадцать установлен у здания училища культуры, на месте, где раньше стояла... Родина-мать.
Список неполный, составлен на основе наблюдений экспертов Музея архитектуры имени А.В. Щусева и журналистов.
Источник: «Профиль».

«Началом нашего конца стала история с Патриаршими прудами»
В декабре в издательстве «Олимп-Русь» выйдет книга доктора исторических наук, кандидата искусствоведения, члена Союза художников РФ Нины Молевой «Скульптурная эпидемия, или Атака монументов». С согласия автора «Профиль» публикует ее фрагменты.
«Когда я была студенткой, я с интересом посещала лекции искусствоведа Алексея Федорова-Давыдова. На одной из них он рассказывал об удивительной красоты памятнике архитектуры XVIII века — церкви святого Климента. Я так была восхищена рассказом, что, когда мы группой после лекции проходили мимо Климентовского переулка, не могла не обратить внимания на эту церковь. И была сражена увиденным. Подходим, а в сумерках — выбитые стекла окон церкви, висящие петли дверей, дурно пахнет, разруха во всем...
— Алексей Алексеевич, — с запальчивостью ребенка обращаюсь к Федорову-Давыдову, — как же так? Надо что-то предпринимать.
На всю жизнь запомнила его ответ:
— Вы кем хотите стать — искусствоведом или техником-смотрителем?
Вот эта позиция, свойственная подавляющему большинству наших чиновников, преследует меня всю жизнь. Я тогда с ней не согласилась, не соглашаюсь и сейчас. Искусствовед — не техник-смотритель, но он имеет полное право на защиту архитектурного и исторического наследия. Другое дело, жизнь этому научила — это право постоянно приходится отвоевывать у чиновников».
«Одной из бесспорных заслуг комиссии по монументальному искусству при Мосгордуме является то, что мы не дали установить «Древо жизни» Эрнста Неизвестного перед зданием СЭВ, в двух шагах от Белого дома. Против самой композиции я, как и большинство экспертов, ничего не имела, она в конце концов нашла достойное место — у моста Багратиона по дороге в «Москва-Сити».
Но то, как нам предлагалось принять этот проект, заслуживает отдельного рассказа. Люди из мэрии, точнее, из комитета мэрии по культуре, нам так и сказали: «Утвердите». Не дали ни макета, ни проекта, ни даже фото. Шесть раз комиссия отклоняла проект, требуя хотя бы увидеть его, и шесть раз мы слышали одно и то же: «Утвердите». Мы настаивали: «Покажите». И отказывались утверждать кота в мешке. Причина: комиссия не имеет права судить о художественных достоинствах монумента — таково условие нашей деятельности, — но она имеет право увидеть его макет.
Наконец, когда по своим каналам мы раздобыли макет проекта, вердикт был единогласным: «Памятник не может стоять на месте, где не однажды начинались гражданские войны и гибли люди. На площади Свободы уместен монумент погибшим за свободу России».
«Началом конца нашей комиссии стала история с Патриаршими прудами. Тогда нам удалось привлечь общественность на свою сторону. Вместе мы добились запрета на установку на Патриарших скандально известного «Примуса» — памятника Михаилу Булгакову. Я знаю, что твердость москвичей и наша активность здорово испугали и разозлили мэра Лужкова. Тогда и вызрело решение «разбавить» нашу комиссию другими экспертными группами, а также проекты памятников не обсуждать и утверждать, а принимать как дары городу».