Архивная публикация 2009 года: "Лужков как модель"
В случае с Юрием Лужковым все уж очень сошлось одно к одному: атака на
Черкизовский рынок, признание Шалвы Чигиринского в тесных
бизнес-контактах с членами семьи московского мэра, разговоры источников
разной степени допущенности о скором раскулачивании и размэривании
лужковско-батуринского клана… В случае с Юрием Лужковым все уж очень сошлось одно к одному: атака на Черкизовский рынок, признание Шалвы Чигиринского в тесных бизнес-контактах с членами семьи московского мэра, разговоры источников разной степени допущенности о скором раскулачивании и размэривании лужковско-батуринского клана… Похоже, на этот раз Юрию Михайловичу в самом деле придется если не отдать власть, то, по крайней мере, потесниться и пропустить в нее кого-нибудь дублирующего, в новой тандемной стилистике. Некоторые публицисты по этому поводу злорадствуют, а мне не хочется, и вот почему.
Мало кто написал о мэре Москвы лично и о созданной им столичной вертикали столько ругательных, язвительных и попросту брюзгливых слов, как ваш покорный слуга, но делалось это во времена, когда Юрий Михайлович являл собою опасную альтернативу Кремлю.
Тогда власть по-московски — с ее запретом на критику, дружбой с крупными и не всегда чистыми бизнесами, с бесчисленными судами против журналистов, с концертами и письмами в поддержку мэра — выглядела ничуть не лучше, чем сейчас, но отчего-то ругали ее немногие, ибо это было чревато. Потом это стало можно, в противовес «Отечеству» было создано «Единство», ругань в адрес Лужкова сделалась трендом, и мне расхотелось продолжать — неинтересно же. А когда «Единство» слилось с «Отечеством» на почве общей сервильности и безликости, стало окончательно очевидно, что Лужков не более чем обкатал на Москве новую модель всесоюзной власти.
Собственно, так происходит всегда: Москва — город столичный, развивающийся с опережением. В ней происходит все то же, что со страной, но лет на пять-шесть раньше: так было с перестройкой, так же и с реставрацией. Основой новой московской системы власти была, во-первых, абсолютная закрытость для критики и простого любопытства, во-вторых — полный произвол верховного правителя, то есть авторитаризм в чистом виде; в-третьих — пресловутое отсутствие вертикальной мобильности, то есть успешность карьеры зависит в таких системах единственно от близости к начальству. Само собой, такая система крайне непродуктивна и работает лишь на сравнительно коротких дистанциях — пока есть ресурс. Ресурсом в случае Москвы является все та же столичность — дороговизна земли и квартир, обилие иностранцев, территориальная близость к Кремлю. Ресурсом в случае России служит сырье.
Почти двадцать лет моей жизни прошли под сенью масштабной лужковской фигуры. Привыкаешь ведь. Несменяемая власть почти обречена вызывать ностальгию. Как сказал мне однажды славный британский прозаик Ник Харкауэй насчет британской монархии: «Это больше чем традиция. Это привычка».
Но Юрия Михайловича — если ему в самом деле что-то угрожает — жалко не потому, что мы так давно вместе, и подавно не потому, что меня устраивает его стиль руководства городом. А исключительно потому, что стиль этот ничуть не лучше и не хуже общероссийского. И преимущество у всех нас — у доживших — ровно одно: появился шанс увидеть ближайшее будущее страны.
Что это будет? Трудно сказать: возможна любая встряска. Кризис, например. Москва его переживает острей, чем прочая Россия, — есть что терять. Иссякание ресурса или уменьшение мировой потребности в нем — зря, что ли, Европа строит альтернативные газопроводы? Склока во власти — не будем мы обольщаться уверениями, что в тандеме все тихо да гладко. Внешние угрозы, не дай бог. Да мало ли? Чем конструкция жестче, тем она уязвимей для внешних и внутренних вызовов.
Вопрос в ином: кто выступит в роли строгого начальника, уставшего наконец смотреть на забавы местных князьков сквозь пальцы? Сегодня в такой роли центральная власть: она вдруг прозрела насчет Черкизовского рынка, ей не понравились отдельные московские олигархи и прикормленные бизнесмены — и Юрий Михайлович явственно заколебался на троне. Но чье вмешательство потребуется в случае новой волны кризиса — и не всеобщего, экономического, а нашего, институционального? Напоминаю, что ведь и Шалва Чигиринский рассказал множество интересных деталей не вследствие «наезда» родных правоохранителей, а под давлением Лондонского высокого суда. Is it good?
Нет сомнения, что рано или поздно все мы узнаем много интересного о бизнесе людей, близких к нынешней власти. И будем удивляться, как удивляемся сегодня, — как же это такая власть могла быть терпима в столице нашей Родины? Неужели мы не видели всех этих подхалимствующих певцов, лизоблюдствующих олигархов, восторженных деятелей искусства и ручных судов? Неужели мы не понимали, «кто над нами вверх ногами»? Прекрасно понимали. Но сознавали, видимо, что изменить ситуацию не в нашей власти, — а потому надо ждать, пока она рассосется естественным путем. Проблема в одном: вместе с ней может рассосаться вся страна. Сегодня я отнюдь не убежден, что лужковская Москва — в которой все-таки платили пенсии и сохраняли некоторые льготы больным — выдержит реформу. А если выдержит — не факт, что в ней уцелеет хоть что-то хорошее. Будь я фантастом — я предложил бы что-то изменить в этой системе сверху, пока не поздно. Как-то остановиться, как-то одуматься. Но я реалист.
В случае с Юрием Лужковым все уж очень сошлось одно к одному: атака на
Черкизовский рынок, признание Шалвы Чигиринского в тесных
бизнес-контактах с членами семьи московского мэра, разговоры источников
разной степени допущенности о скором раскулачивании и размэривании
лужковско-батуринского клана… В случае с Юрием Лужковым все уж очень сошлось одно к одному: атака на Черкизовский рынок, признание Шалвы Чигиринского в тесных бизнес-контактах с членами семьи московского мэра, разговоры источников разной степени допущенности о скором раскулачивании и размэривании лужковско-батуринского клана… Похоже, на этот раз Юрию Михайловичу в самом деле придется если не отдать власть, то, по крайней мере, потесниться и пропустить в нее кого-нибудь дублирующего, в новой тандемной стилистике. Некоторые публицисты по этому поводу злорадствуют, а мне не хочется, и вот почему.
Мало кто написал о мэре Москвы лично и о созданной им столичной вертикали столько ругательных, язвительных и попросту брюзгливых слов, как ваш покорный слуга, но делалось это во времена, когда Юрий Михайлович являл собою опасную альтернативу Кремлю.
Тогда власть по-московски — с ее запретом на критику, дружбой с крупными и не всегда чистыми бизнесами, с бесчисленными судами против журналистов, с концертами и письмами в поддержку мэра — выглядела ничуть не лучше, чем сейчас, но отчего-то ругали ее немногие, ибо это было чревато. Потом это стало можно, в противовес «Отечеству» было создано «Единство», ругань в адрес Лужкова сделалась трендом, и мне расхотелось продолжать — неинтересно же. А когда «Единство» слилось с «Отечеством» на почве общей сервильности и безликости, стало окончательно очевидно, что Лужков не более чем обкатал на Москве новую модель всесоюзной власти.
Собственно, так происходит всегда: Москва — город столичный, развивающийся с опережением. В ней происходит все то же, что со страной, но лет на пять-шесть раньше: так было с перестройкой, так же и с реставрацией. Основой новой московской системы власти была, во-первых, абсолютная закрытость для критики и простого любопытства, во-вторых — полный произвол верховного правителя, то есть авторитаризм в чистом виде; в-третьих — пресловутое отсутствие вертикальной мобильности, то есть успешность карьеры зависит в таких системах единственно от близости к начальству. Само собой, такая система крайне непродуктивна и работает лишь на сравнительно коротких дистанциях — пока есть ресурс. Ресурсом в случае Москвы является все та же столичность — дороговизна земли и квартир, обилие иностранцев, территориальная близость к Кремлю. Ресурсом в случае России служит сырье.
Почти двадцать лет моей жизни прошли под сенью масштабной лужковской фигуры. Привыкаешь ведь. Несменяемая власть почти обречена вызывать ностальгию. Как сказал мне однажды славный британский прозаик Ник Харкауэй насчет британской монархии: «Это больше чем традиция. Это привычка».
Но Юрия Михайловича — если ему в самом деле что-то угрожает — жалко не потому, что мы так давно вместе, и подавно не потому, что меня устраивает его стиль руководства городом. А исключительно потому, что стиль этот ничуть не лучше и не хуже общероссийского. И преимущество у всех нас — у доживших — ровно одно: появился шанс увидеть ближайшее будущее страны.
Что это будет? Трудно сказать: возможна любая встряска. Кризис, например. Москва его переживает острей, чем прочая Россия, — есть что терять. Иссякание ресурса или уменьшение мировой потребности в нем — зря, что ли, Европа строит альтернативные газопроводы? Склока во власти — не будем мы обольщаться уверениями, что в тандеме все тихо да гладко. Внешние угрозы, не дай бог. Да мало ли? Чем конструкция жестче, тем она уязвимей для внешних и внутренних вызовов.
Вопрос в ином: кто выступит в роли строгого начальника, уставшего наконец смотреть на забавы местных князьков сквозь пальцы? Сегодня в такой роли центральная власть: она вдруг прозрела насчет Черкизовского рынка, ей не понравились отдельные московские олигархи и прикормленные бизнесмены — и Юрий Михайлович явственно заколебался на троне. Но чье вмешательство потребуется в случае новой волны кризиса — и не всеобщего, экономического, а нашего, институционального? Напоминаю, что ведь и Шалва Чигиринский рассказал множество интересных деталей не вследствие «наезда» родных правоохранителей, а под давлением Лондонского высокого суда. Is it good?
Нет сомнения, что рано или поздно все мы узнаем много интересного о бизнесе людей, близких к нынешней власти. И будем удивляться, как удивляемся сегодня, — как же это такая власть могла быть терпима в столице нашей Родины? Неужели мы не видели всех этих подхалимствующих певцов, лизоблюдствующих олигархов, восторженных деятелей искусства и ручных судов? Неужели мы не понимали, «кто над нами вверх ногами»? Прекрасно понимали. Но сознавали, видимо, что изменить ситуацию не в нашей власти, — а потому надо ждать, пока она рассосется естественным путем. Проблема в одном: вместе с ней может рассосаться вся страна. Сегодня я отнюдь не убежден, что лужковская Москва — в которой все-таки платили пенсии и сохраняли некоторые льготы больным — выдержит реформу. А если выдержит — не факт, что в ней уцелеет хоть что-то хорошее. Будь я фантастом — я предложил бы что-то изменить в этой системе сверху, пока не поздно. Как-то остановиться, как-то одуматься. Но я реалист.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
