05.09.2011 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2011 года: "Молекулярная буря"

Избавление от диктатуры Каддафи знаменует собой общий успех ливийцев и ООН. Бывало, смена власти сопровождалась более обнадеживающими обстоятельствами, чем те, что отмечаются в Триполи. Тысячи революционеров разъезжают на помятых пикапах, изрешеченных пулями и самостоятельно дооборудованных гранатометами и пулеметами; одичалые голоса приветствуют раскатистым "Аллах акбар" всякого, кто проходит мимо блокпостов, которые здесь повсюду. Эхо разносит по городу лающие всхлипывания выстрелов. В последние дни боев - по состоянию на 26 августа - в Триполи число жертв перевалило за 400 человек, не считая защитников Каддафи, сохранивших верность вождю.
Похоже, мало что осталось от сдержанного февральско-го восстания адвокатов и врачей, когда на их сторону в недельный срок и почти в полном составе перешел весь восток страны, а последних сторонников Каддафи отправили по домам. Дойдя до Бреги, некогда мало кому известного городка, революционный поток перестал двигаться сам собой. Завязалась упорная война малыми силами, которая теперь, шесть месяцев спустя, в Триполи близится к своему концу. И этот конец будет победным: путь повстанцам расчистили бомбежки НАТО.
На столичных улицах нетрудно повстречать мародеров, возвращающихся из опустевших вилл приближенных и сыновей Каддафи. На Западе нарастает тревога: что, если Ливия без Каддафи станет вторым Сомали или Ираком? Может, стабильность под верховенством мятущегося полковника, несмотря ни на что, была предпочтительней хаоса?
Вот только ответы мародеров, если их спросить, что к чему, ошеломляют. Чемоданчик с обувью, реквизированной на вилле главы Минобороны? Так его нужно доставить во временный лагерь для бывших заключенных, вновь обретших свободу! Коран, принадлежавший руководителю ливийских спецслужб? Необходим мечети. Швейцарские часы, прихваченные попутно? Для семьи "мученика революции", павшего в борьбе. И правда, ботинки через какое-то время "доходят" до вышеозначенного лагеря. Да и в остальном картина полной анархии оказывается обманчивой: банки, магазины, министерства, электростанция на западе Триполи практически не пострадали и охраняются силами революционеров или дружинниками из числа тех, кто живет поблизости. Еще не стихли бои за Абу-Салим, последний столичный оплот верных сторонников Каддафи, - а в нескольких кварталах добровольцы расчищают улицы от мусора и завалов. А представители повстанцев допрашивают вора, льющего покаянные слезы.
В Ираке образца 2003 года все было иначе. Багдад охватила тогда волна погромов. Магазины, банки, больницы, университеты, вообще все, что не охранялось американскими войсками, включая Министерство нефтяной промышленности, - все подверглось разграблению и пылало в огне пожара. Никто не пытался остановить мародеров. Никто не ощущал своей ответственности ни за что, кроме собственного дома.
Поверхностное сходство возможно. Но между всплесками "араболюции", которые в наиболее жестокой форме имели место в Ливии и Сирии, и "сменой режимов" в Ираке и Афганистане налицо и фундаментальные различия. События в арабском мире стали первым настоящим восстанием граждан, обусловленным внутренними причинами. Арабы обходятся без привычных "атрибутов" революционной борьбы: без вождей. Не Ленин и не Мао Цзэдун подняли народ, скажу больше - не Маркс и не Магомет. Это была молекулярная буря, совокупность миллионов мгновений, когда каждый принимает решение для себя: с меня довольно. Каким будет пусть даже промежуточный итог, не известно, тем более что ситуация разнится от страны к стране. Но можно сказать с уверенностью: возврата к диктатуре после свершившихся перемен не будет.
Напротив, в Афганистане и Ираке, народы которых американцы, не спрашивая, освободили от религиозного беспредела талибов и тирании Хусейна, все причудливым образом вернулось на круги своя. Невзирая на мощь военных и многомиллиардные ассигнования, Ирак вновь подпал под власть автократа, который после поражения на последних выборах счел, что может править страной. В Афганистане ухода иностранных военных сегодня во всеоружии дожидаются те же фракции, что и до масштабной операции талибов, - жаждущие наконец вернуться к выяснению того, кто будет править страной. Как после вывода советских войск в 1989 году.
Напрашивается вывод: очевидно, для перемен одних только внешних факторов мало. И не важно, что оккупационные силы - во многом вполне справедливо - заверяют, что желают соответствующей стране только добра. Государства, даже в случае арабских автократий, являют собой слишком сложные образования с таким обилием внутренних противоречий, что следовать одним лишь рациональным соображениям относительно народного блага для них невозможно.
В Тунисе и Египте удалось изнутри свергнуть диктатуру двух династий, которые - в результате политических преследований и своей мафиозной алчности - сами себя вынесли за скобки. Но Ливия, где дело революции победило лишь наполовину, поставила весь мир перед нелегким вопросом. Восток страны уже был освобожден, запад почти полностью оставался под контролем Каддафи, угрожавшего уничтожить повстанческих "крыс". Оставалось только гадать: к чему приведет военная операция? К появлению еще одного болота неблагодарности, как в Афганистане? Или к триумфу "Аль-Каиды", как предрекали оракулы нескончаемого террористического апокалипсиса?
Конечно, от интервенции в Ливию можно было бы и воздержаться. Подождать несколько дней - и Каддафи решил бы проблему проверенным способом. "Убрав" всех тех, кто осмелился восстать против не-го. И даже возмущенные воззвания главы немецкого МИДа Гидо Вестервелле его бы не удержали. Вечером того дня, когда ООН приняла резолюцию 1973, колонны танков стояли на подступах к Бенгази. Взятие города было вопросом считаных часов.
И миру осталось бы только в очередной раз - как в Руанде, Сребренице или Дарфуре - наблюдать, как режим истребляет собственных граждан. Но за несколько лет до этого Генеральная Ассамблея ООН извлекла из печального опыта серьезный урок, что тогда осталось практически не замеченным: в 2005 году на мировое сообщество возложили "обязанность защищать" население, если правительство какой-то страны решится устроить резню собственного народа - частично упразднив государственный суверенитет.
Такие эпохальные перемены в международном праве дали возможность принять резолюцию 1973 и перейти к действиям. Победа над Каддафи явилась их плодом. И в Триполи даже самый отчаянный бородач из числа революционеров начинает смотреть дружелюбней, когда речь заходит о НАТО и ее воздушных операциях: "Без них мы все были обречены на смерть". Комментарии иракских повстанцев звучали иначе.
Всякий, кто брюзжит по поводу невразумительной ситуации в Ливии или же сплошной череды конфликтов в Тунисе и Египте, упускает из ви-ду вот что: вера в стабильность диктаторских режимов всегда была не более чем иллюзорной попыткой выиграть время. На протяжении десятилетий казалось, что правящая элита в странах Ближнего Востока вышла из ателье родоначальника пластинации Гунтера фон Хагенса: по двадцать и даже по тридцать лет у штурвала там оставались одни и те же восколицые фигуры. Гражданам приходилось выбирать между бездействием, страхом, оппортунизмом, эмиграцией или уходом в религию.
"Стабильность" давали под залог будущего. Но рано или поздно по долгам - так или иначе - приходится платить. Тем более что "стабильность" могла сохраняться лишь в условиях тирании, исключавшей любые конфликты. Так, при Саддаме Хусейне никто не спрашивал, во что ты веруешь или какой ты национальности, пока ты был готов покоряться.
Но на что будут ориентироваться люди, невзначай лишившись вождя, при полном отсутствии партий? Как видно из опыта, на то, что им знакомо: на национальную принадлежность и веру. В Ираке до прихода американских военных царило кладбищенское спокойствие равенства, которое по сей день сохраняется в Сирии Башара Асада. Кстати, там меньшинства оказываются, скорее, на привилегированном положении, ведь путчисты среди их представителей - это редкость.
{PAGE}
В сумятице нежданной, насажденной в приказном порядке свободы в Ираке образца 2003 года непоколебимой основой самоидентификации стало происхождение. В Багдаде шииты возненавидели суннитов, и наоборот, "эскадроны смерти" для конфессиональных чисток использовали аккумуляторные дрели - чтобы понапрасну не тратить патроны. Началась гражданская война со всеми ее зверствами, которая никак окончательно не прекратится.
Основная проблема современного Ближнего Востока обусловлена отнюдь не делимитацией границ колониальными державами - при всей ее возмутительности. Такая оценка подтверждается различиями между отдельными государствами при одинаковом исходном положении: весьма неспокойный Йемен в основном определил собственные пределы самостоятельно. А вот Оман и Иордания, "родившиеся" в своих нынешних границах на чертежной доске, идут по сравнительно спокойному пути к демократическим условиям.
Главный риск связан с невыясненным вопросом: кто и с кем хочет (или хотя бы может) жить в одном государстве? Былое соперничество и исторический негатив снова напоминают о себе, как только железные скобы автократии ослабевают. В отсутствие пусть даже минимальной внутренней сплоченности свобода и бесконтрольность сталкивают многоконфессиональное и многонациональное государство в стагнацию взаимной слежки или гражданской войны. В странах с однородным населением наподобие Туниса эти проблемы встают не столь остро. Зато в "лоскутных" обществах вроде сирийского может "рвануть" так, как это случилось в Сомали или Ливане, народы которых, не щадя сил, бросились приносить в жертву духу самоуничтожения собственное материальное благополучие.
Эта-то внутренняя разобщенность и придает власти Асада такую крепость. Режим подогревает ненависть меньшинств к суннитскому большинству, чтобы предложить себя в качестве последнего средства защиты. По жестокости он ничуть не уступает Каддафи. Не похоже, чтобы после пяти месяцев бойни он дал слабину. Какого-то аналога освобожденного Бенгази в стране тоже нет. И тем не менее люди продолжают выходить на улицы, зная, что это чревато арестом, пытками и смертью.
Да, ливийская революция оказалась кровопролитной - но по сравнению с тем, что может случиться в Сирии, это цветочки. И все же остановить то, что происходит в арабских странах после столь продолжительного затишья, не выйдет. Можно разве что добиться отсрочки - как, например, в крохотном Бахрейне, где основу бунта против суннитских властителей составило шиитское большинство и где восстание удалось на время подавить при военной поддержке со стороны Саудовской Аравии, не вызвав при этом громких протестов со стороны Америки. Но за войну против собственного народа приходится платить дорогую цену.
Нобелевский лауреат египтянин Мохамед эль-Барадеи определенно был прав, утверждая, что "поезд свободы" уже набирает ход. Вот только "поездка" вовсе не обещает быть исключительно приятной.
Каким окажется исход ливийских событий, пока неизвестно. Там есть обнадеживающие признаки, есть команда благоразумных лидеров - тех, кому около шестидесяти и кто пытается контролировать молодых и горячих. Но в то же время там случаются и такие инциденты, как спонтанные столкновения в одном из столичных переулков в районе Мисран, когда две группы революционеров бросились друг на друга с кулаками. Это "смешанный" квартал, в котором живет много переселенцев из района гор Нафуза, что на востоке. Это "актуализация" старых споров племен из Налута и Синтана по вопросу о том, кто освободил этот квартал и - что важнее - кому здесь принадлежит власть. "Ведь у нас нет ничего, чтобы строить планы на будущее, - бросает проезжающий мимо водитель, еще недавно он держал лавку. - У нас нет ни партий, ни опыта нахождения компромиссов, ни понимания того, как вообще делается политика. Чего мне бояться? Нам просто нужно учиться держаться на плаву. Как-никак мы доказали, что вместе наш народ может-таки свергнуть волосача Каддафи!"