Архивная публикация 2007 года: "На смерть поэта"
На Малой сцене Театра им. Маяковского состоялась премьера спектакля The Past is Still Ahead — о последнем дне жизни поэта Марины Цветаевой.Сделанная во вполне традиционной для классического театра манере, данная постановка тем не менее для отечественной сцены — явление необычное. Актеры, занятые в спектакле — Елена Романова в роли Цветаевой и Александр Рапопорт в роли сталинского силовика, — играют англоязычный спектакль по тексту израильского автора Одэда Беери в постановке швейцарского режиссера Франсуа Роже.
Если к этому добавить, что спектакль —о последнем дне жизни Марины Цветаевой, станет ясно: широкой популярности в родном отечестве ему не видать.
Не то чтобы Цветаеву не любят, а так, просто не знают, не помнят и не хотят. Сейчас в русской истории поэтически не обеспокоенный период, не считая очень узкой группы странных интеллигентов. Спектакль скорее готов стать произведением на экспорт: туда, где помнят, туда, где ценят. Ценят за необычную силу и мужественность в, казалось бы, женской лирике. По словам другого лидера культуры Серебряного века, Макса Волошина, женщина сама не творит язык, и поэтому в те эпохи, когда идет творчество элементов речи, она безмолвствует, но вот когда язык создан, она может выразить на нем и найти слова для оттенков менее уловимых, чем способен на это мужчина. Женская лирика глубже, но она менее индивидуальна: «гораздо больше лирика рода, а не лирика личности».
В последней фразе очевидная точность попадания, понятная нам, слушателям Земфиры или, допустим, группы «Ария», там все тексты написаны бабушкой отечественного рока поэтессой Маргаритой Пушкиной. Где бы ни открыл томик Цветаевой, окажется, что эти тексты будто из ранних альбомов Константина Кинчева (наиболее очевидный пример — «Поэма Конца» 1924 года). Такие вот метаморфозы русской словесности.
Но спектакль не о поэзии, он о жизни поэта на неблагодарной родине. Так получилось, что в эмиграции Цветаева осталась не у дел, а по возвращении в Москву в 1939 году ее гнобили незамечанием, непечатанием и нищетой. Хотя сталинское око бдило: для нее, словно специально, было создано безвоздушное пространство — арест мужа, сестры и дочери. Потом долгое общение с энкавэдэшниками, которые склоняли поэта к сотрудничеству как жену и мать предателей родины. Потому что не надо было «злобно отворачиваться от громоносной народной стихии», так писали о Цветаевой в предисловии к ее сборнику в середине 60-х. Но тогда уже было поздно оборачиваться и поворачиваться. Уехав в эвакуацию из Москвы в Елабугу в 1941 году, Цветаева свела счеты с жизнью. Сцены повешенья в спектакле нет, Цветаева, отвернувшись от зала, уходит в темноту. Спектакль-монолог, спектакль–размышление о прожитой жизни поэта многое проясняет. Из отрывочных речей и воспоминаний становится очевидно, что Цветаева не могла справиться с обстоятельствами не потому, что была слабой женщиной, которую надломили жизнь, эмиграция и арест близких, а потому, что для нее как поэта и человека в России попросту нет места. Бескомпромиссные поэты у нас не живут, а умирают — таков главный посыл этой постановки. Очевидно, именно поэтому, несмотря на самоубийство, РПЦ не только простила Марину Цветаеву, но и с 1995 года признала ее мученицей.
На Малой сцене Театра им. Маяковского состоялась премьера спектакля The Past is Still Ahead — о последнем дне жизни поэта Марины Цветаевой.Сделанная во вполне традиционной для классического театра манере, данная постановка тем не менее для отечественной сцены — явление необычное. Актеры, занятые в спектакле — Елена Романова в роли Цветаевой и Александр Рапопорт в роли сталинского силовика, — играют англоязычный спектакль по тексту израильского автора Одэда Беери в постановке швейцарского режиссера Франсуа Роже.
Если к этому добавить, что спектакль —о последнем дне жизни Марины Цветаевой, станет ясно: широкой популярности в родном отечестве ему не видать.
Не то чтобы Цветаеву не любят, а так, просто не знают, не помнят и не хотят. Сейчас в русской истории поэтически не обеспокоенный период, не считая очень узкой группы странных интеллигентов. Спектакль скорее готов стать произведением на экспорт: туда, где помнят, туда, где ценят. Ценят за необычную силу и мужественность в, казалось бы, женской лирике. По словам другого лидера культуры Серебряного века, Макса Волошина, женщина сама не творит язык, и поэтому в те эпохи, когда идет творчество элементов речи, она безмолвствует, но вот когда язык создан, она может выразить на нем и найти слова для оттенков менее уловимых, чем способен на это мужчина. Женская лирика глубже, но она менее индивидуальна: «гораздо больше лирика рода, а не лирика личности».
В последней фразе очевидная точность попадания, понятная нам, слушателям Земфиры или, допустим, группы «Ария», там все тексты написаны бабушкой отечественного рока поэтессой Маргаритой Пушкиной. Где бы ни открыл томик Цветаевой, окажется, что эти тексты будто из ранних альбомов Константина Кинчева (наиболее очевидный пример — «Поэма Конца» 1924 года). Такие вот метаморфозы русской словесности.
Но спектакль не о поэзии, он о жизни поэта на неблагодарной родине. Так получилось, что в эмиграции Цветаева осталась не у дел, а по возвращении в Москву в 1939 году ее гнобили незамечанием, непечатанием и нищетой. Хотя сталинское око бдило: для нее, словно специально, было создано безвоздушное пространство — арест мужа, сестры и дочери. Потом долгое общение с энкавэдэшниками, которые склоняли поэта к сотрудничеству как жену и мать предателей родины. Потому что не надо было «злобно отворачиваться от громоносной народной стихии», так писали о Цветаевой в предисловии к ее сборнику в середине 60-х. Но тогда уже было поздно оборачиваться и поворачиваться. Уехав в эвакуацию из Москвы в Елабугу в 1941 году, Цветаева свела счеты с жизнью. Сцены повешенья в спектакле нет, Цветаева, отвернувшись от зала, уходит в темноту. Спектакль-монолог, спектакль–размышление о прожитой жизни поэта многое проясняет. Из отрывочных речей и воспоминаний становится очевидно, что Цветаева не могла справиться с обстоятельствами не потому, что была слабой женщиной, которую надломили жизнь, эмиграция и арест близких, а потому, что для нее как поэта и человека в России попросту нет места. Бескомпромиссные поэты у нас не живут, а умирают — таков главный посыл этой постановки. Очевидно, именно поэтому, несмотря на самоубийство, РПЦ не только простила Марину Цветаеву, но и с 1995 года признала ее мученицей.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
