Архивная публикация 2010 года: "НЕМОРСКАЯ НЕСВИНКА"
Дмитрий Медведев обнаружил в российской политике признаки застоя: слово сказано - теперь, хочешь не хочешь, должна появиться и перестройка. У нас насквозь вербальное общество - развиваются и вступают в отношения не люди или полити-ческие партии, а слова: в архаичных сообществах всегда "солнце останавливают словом". При Медведеве ни одного качественного изменения в русской жизни не произошло, но впечатление оттепе-ли возникло. Вот тут и гадай, к добру это или к худу: с одной стороны, больному опасно обольщаться - скажут ему, что он выздоравливает, а у не-го уж конечности отваливаются; с другой стороны, эффект плацебо общеизвестен - скажут нам, что у нас перестройка, ан и свободой повеет.
Сам я, впрочем, склонен видеть в заявлении президента Медведева о признаках застоя не столько благое начинание, сколько выхолащивание смыслов, отсутствие адекватной политической лексики. У нас не застой, это называется иначе, и никакой модернизации тоже нет; у нас катастрофическое отделение жизни элиты от жизни страны и отсутствие внятных способов управления - даже стучание кулаком по столу приводит не к ускорению как таковому, а лишь к ускорению мельтешения, а это совсем другое дело. Штука не в том, что партия власти должна уступить часть своих процентов оппозиции, а в том, что она не партия и не власти, в том, что парламентская система не работает как таковая. Теперь уже вполне очевидно - фарс с нынешней перестройкой поясняет это с особой наглядностью, - что и предыдущая перестройка должна была называться иначе: тогда это был синдром хронической усталости, бунт энтропии, вырвавшиеся наружу подпочвенные инстинкты на фоне застарелого и глобального кризиса системы управления. Эта система давно уже не справляется с российскими вызовами, почему и взрывается каждые сто лет, сотрясаясь то от революции, то от двор-цового переворота; но воспроизводится она в тех же формах, и никакие косметические перемены ее не спасают. В условиях кризиса столь масштабного и, главное, системного совершенно уже не важно, снимут губернато-ра Ткачева или оставят на месте. Не принципи-ально даже, снимут ли Владислава Суркова: что с Сурковым, что без Суркова - аппарат равно неэффективен и умеет лишь подавлять и воровать. На одних стадиях российского развития это работает, а на других нет. Сегодня ни подавлять, ни воровать уже недостаточно. Сегодня отделение народа от государства - отчасти благодаря Интернету, а отчасти просто потому, что надоело, - достигло критической точки: народ не только не поддерживает эту власть, но даже и не ропщет против нее. Он в принципе не верит, что какой бы то ни было ропот и какие бы то ни было перемены способ-ны изменить его участь; он лихорадочно нащупывает способы саморегуляции, при которых можно было бы обойтись без особо кровавой разрухи. Если власть ничего не может сделать с разгулом преступности, если губернатор не контролирует губернию, косметика вроде демократических выборов ничего уже не меняет. "Застой" - диагноз больному, но живому, а мы имеем дело с отжившим. Либо Россия, как все прочие государства, перейдет на самоуправление - то есть перестанет делегировать власти все свои политические права и начнет думать, - либо просто не будет никакой России, и опасность эта сегодня дошла до каждого.
Собственно, византийская система управления уже давно показала полную свою не-эффективность, что и сделало русскую революцию совершенно пустяшным делом. Сам Ленин не особо героизировал ее и еще в конце 1880-х писал: "Стена гнилая, ткни - и развалится".
Можно было считать эту систему злом, пока хоть кто-то из ее защитников верил в собственные слова; но когда ее идеологи одной рукой манипулируют "Нашими", а другой пишут постмодернистские романы о разгуле всего этого идиотизма, она вызывает, скорей, горькую улыбку. Рудиментарный страхсохранился в гражданах - но это страх не перед системой, а перед неумолимым, иррациональным законом русского развития, перед замкнутым кругом, с которым никакая частная воля ничего не сделает. Никакая демократизация эту систему не спасет, ибо самая суть российского госуправления в том, чтобы отсечь от него всех потенциально способных людей; но если это вполне хиляло в семнадцатом веке, то двадцать первый требует других методов. Но это в любом случае совсем другая история - жаль только, что лучшие умы сосредоточены не на ней, а на медведевской перестройке, которая, подобно морской свинке, и не перестройка, и не медведевская.
Дмитрий Медведев обнаружил в российской политике признаки застоя: слово сказано - теперь, хочешь не хочешь, должна появиться и перестройка. У нас насквозь вербальное общество - развиваются и вступают в отношения не люди или полити-ческие партии, а слова: в архаичных сообществах всегда "солнце останавливают словом". При Медведеве ни одного качественного изменения в русской жизни не произошло, но впечатление оттепе-ли возникло. Вот тут и гадай, к добру это или к худу: с одной стороны, больному опасно обольщаться - скажут ему, что он выздоравливает, а у не-го уж конечности отваливаются; с другой стороны, эффект плацебо общеизвестен - скажут нам, что у нас перестройка, ан и свободой повеет.
Сам я, впрочем, склонен видеть в заявлении президента Медведева о признаках застоя не столько благое начинание, сколько выхолащивание смыслов, отсутствие адекватной политической лексики. У нас не застой, это называется иначе, и никакой модернизации тоже нет; у нас катастрофическое отделение жизни элиты от жизни страны и отсутствие внятных способов управления - даже стучание кулаком по столу приводит не к ускорению как таковому, а лишь к ускорению мельтешения, а это совсем другое дело. Штука не в том, что партия власти должна уступить часть своих процентов оппозиции, а в том, что она не партия и не власти, в том, что парламентская система не работает как таковая. Теперь уже вполне очевидно - фарс с нынешней перестройкой поясняет это с особой наглядностью, - что и предыдущая перестройка должна была называться иначе: тогда это был синдром хронической усталости, бунт энтропии, вырвавшиеся наружу подпочвенные инстинкты на фоне застарелого и глобального кризиса системы управления. Эта система давно уже не справляется с российскими вызовами, почему и взрывается каждые сто лет, сотрясаясь то от революции, то от двор-цового переворота; но воспроизводится она в тех же формах, и никакие косметические перемены ее не спасают. В условиях кризиса столь масштабного и, главное, системного совершенно уже не важно, снимут губернато-ра Ткачева или оставят на месте. Не принципи-ально даже, снимут ли Владислава Суркова: что с Сурковым, что без Суркова - аппарат равно неэффективен и умеет лишь подавлять и воровать. На одних стадиях российского развития это работает, а на других нет. Сегодня ни подавлять, ни воровать уже недостаточно. Сегодня отделение народа от государства - отчасти благодаря Интернету, а отчасти просто потому, что надоело, - достигло критической точки: народ не только не поддерживает эту власть, но даже и не ропщет против нее. Он в принципе не верит, что какой бы то ни было ропот и какие бы то ни было перемены способ-ны изменить его участь; он лихорадочно нащупывает способы саморегуляции, при которых можно было бы обойтись без особо кровавой разрухи. Если власть ничего не может сделать с разгулом преступности, если губернатор не контролирует губернию, косметика вроде демократических выборов ничего уже не меняет. "Застой" - диагноз больному, но живому, а мы имеем дело с отжившим. Либо Россия, как все прочие государства, перейдет на самоуправление - то есть перестанет делегировать власти все свои политические права и начнет думать, - либо просто не будет никакой России, и опасность эта сегодня дошла до каждого.
Собственно, византийская система управления уже давно показала полную свою не-эффективность, что и сделало русскую революцию совершенно пустяшным делом. Сам Ленин не особо героизировал ее и еще в конце 1880-х писал: "Стена гнилая, ткни - и развалится".
Можно было считать эту систему злом, пока хоть кто-то из ее защитников верил в собственные слова; но когда ее идеологи одной рукой манипулируют "Нашими", а другой пишут постмодернистские романы о разгуле всего этого идиотизма, она вызывает, скорей, горькую улыбку. Рудиментарный страхсохранился в гражданах - но это страх не перед системой, а перед неумолимым, иррациональным законом русского развития, перед замкнутым кругом, с которым никакая частная воля ничего не сделает. Никакая демократизация эту систему не спасет, ибо самая суть российского госуправления в том, чтобы отсечь от него всех потенциально способных людей; но если это вполне хиляло в семнадцатом веке, то двадцать первый требует других методов. Но это в любом случае совсем другая история - жаль только, что лучшие умы сосредоточены не на ней, а на медведевской перестройке, которая, подобно морской свинке, и не перестройка, и не медведевская.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
