Архивная публикация 2007 года: "Необходимый рубеж"
Кризисы на мировых финансовых рынках всегда случаются «неожиданно» и сильнее всего поражают страны с несбалансированной экономикой. Для России сегодня риск особенно велик, поскольку ее экономика защищена гораздо меньше, чем китайская, индийская или даже бразильская.Почти незаметно в октябре миновала 10-я годовщина обвала финансовых рынков развивающихся стран — события, тяжело отразившегося на экономиках Бразилии, Аргентины, Кореи, Тайваня, Индонезии, Филиппин и, конечно, России. В действительности кризис развивающихся рынков начался еще летом 1997 года с резкого снижения курса таиландской валюты, но тогда этому почти никто не придал значения, во всяком случае, в нашей стране.
Пир накануне чумы
Руководители ЦБ и Минфина строили пирамиду госдолга и поэтому не использовали в своем лексиконе слова «девальвация», а тем более «дефолт» или «кризис». Владельцы крупнейших российских банков и приватизированных предприятий как могли наращивали заимствования за рубежом, совершая те же ошибки, которые привели к краху многие отягощенные займами и погрязшие в коррупции компании стран Юго-Восточной Азии.
Руководители наших компаний занимали доллары, хотя зарабатывали рубли. Они считали, что цены на нефть и металлы никогда не снизятся, а национальная валюта просто обречена на рост и уж точно на поддержку нашего легко управляемого сверху ЦБ. После «успеха» залоговых аукционов они искренне верили, что, не взяв на Западе денег в тот момент на любых условиях, можно упустить неповторимые инвестиционные возможности вроде покупки «Связьинвеста» или Восточной нефтяной компании.
Зарубежные инвесторы и кредиторы реагировали на это по-разному: одни, одержимые жадностью, продолжали давать деньги, взвинтив ставки по долларовым займам для российских компаний до 16% и выше (автор был свидетелем предложений в 30% годовых в долларах США со стороны вполне солидного германского банка «на финансирование приватизации» под залог акций, которые уже через год обесценились в 10 раз). Другие, видимо, более опытные инвесторы из США и Великобритании, испытали страх уже после таиландских событий июля 1997 года и начали продавать активы на российском и других развивающихся рынках в октябре—ноябре, когда «местные олигархи» еще конкурировали на приватизационных конкурсах, нанимая инвестиционных банкиров для организации новых займов и поглощений.
Тучи ходят хмуро
Зачем сегодня вспоминать про обвал ценных бумаг развивающихся стран в 1997 году и последующий дефолт 1998 года в России? Ведь общепринятое мнение на эту тему уже сложилось: «это не может повториться», потому что, во-первых, Россия имеет огромные валютные резервы, во-вторых, рост китайской экономики обеспечит сохранение высоких цен на нефть и другое сырье во всем мире. Ну и наконец, инфраструктура российского финансового рынка, за 10 лет пройдя большой путь усовершенствования, обогатилась опытными кадрами, что не позволит допустить последствий, даже отдаленно напоминающих ситуацию 10-летней давности.
Однако тема угрозы финансового кризиса стала актуальной летом 2007 года, когда в США началось падение цен на производные ипотечные бумаги (долговые бумаги, обеспеченные не самой недвижимостью, а портфелями других бумаг, обеспеченных закладными на недвижимость). Еще несколько месяцев назад казалось, что в России это мало кого беспокоит. Впрочем, и сегодня почти никто в российском правительстве не видит в кризисе рынка закладных и недвижимости на Западе угрозы для нашей экономики, пока не испытывающей, по крайней мере на государственном уровне, недостатка в инвестициях и ликвидности. Приведенные выше аргументы оптимистов можно было бы поддержать и даже усилить, но сейчас хотелось бы обратить внимание не на сегодняшние проявления кризиса, а на его движущие силы.
Помимо американской президентской администрации кризисом происходящее в США называют уже почти все, от журналистов до финансовых аналитиков. При этом если первые нередко допускают «художественные преувеличения», то экономисты, наоборот, пока смягчают свои оценки, рассуждая, подобно Алану Гринспену, о «50-процентной вероятности рецессии». Аналитики часто забывают, что если они не хотят называть вещи своими именами, то у политиков и чиновников появляется повод откладывать принятие трудных, но неизбежных решений. Американцам о серьезности ситуации напоминает вовсе не кризис 1997—1998 годов, а более ранние события. Ведь помимо 10-й годовщины обвала развивающихся рынков в октябре мир отметил 20-ю годовщину крупнейшего единовременного падения индекса Dow Jones: в «черный понедельник», 19 октября, он обвалился на 22,5% за один день. Этому предшествовали почти два года бурного роста — когда акции в США подорожали на 50% на фоне выхода экономики из рецессии, — ставшего возможным благодаря успехам экономической политики Рональда Рейгана.
«Черный понедельник-2»
19 октября 2007 года, в день 20-й годовщины биржевого краха, многие западные инвесторы, подогреваемые «прогнозами» о повторении биржевого краха и воспоминаниями очевидцев о 1987-м, решили зафиксировать прибыли от продолжительного роста всех мировых рынков акций и обвалили индекс Dow Jones на 2,6%. На финансовых рынках России, правда, ничего особенного пока не произошло и неприятных воспоминаний о «нашем» дефолте почти не вызвало. Соответственно, это не стало напоминанием для ЦБ и правительства о необходимости смотреть правде в глаза, а не отделываться заверениями о «достаточности» у ЦБ средств для стабилизации банковской системы, о «незначительности» влияния падающего доллара на российскую экономику и о «сохранении инфляции в пределах прогнозного уровня».
Опыт прошлых кризисов мировых финансовых рынков показывает, что они, во-первых, случаются «неожиданно», во-вторых, являются следствием длительного игнорирования роста инфляции и завышенных цен на все виды активов, в-третьих, сильнее всего поражают страны с несбалансированным хозяйством (иными словами, экономики, чрезмерно зависящие от экспорта, от одной отрасли или группы отраслей, от мировых финансовых рынков).
Чтобы понять, насколько серьезным может быть кризис в США (скажем, в сравнении с последствиями «черного понедельника» 1987 года) и как сильно это отразится на нас (в сравнении с результатами дефолта 1998 года), рассмотрим, что усиливает и что сдерживает кризисные явления сегодня в мире и в России.{PAGE}
Есть объективные, или «естественные», причины экономических кризисов, связанные с цикличностью в динамике спроса и предложения, и субъективные, основанные на просчетах правительства. Последние обнаруживаются, например, в неразумном налоговом, валютном или таможенном регулировании, а также во внешней политике, там, где она является продолжением политики экономической (например, оккупация Ирака и борьба США с Ираном).
Объективно цикл экономического роста в мире продолжается уже около 7 лет (если считать, что прошлый кризис закончился в 1999 году). Это много даже с учетом того, что этот цикл был нарушен обвалом американского рынка акций в 2001 году, почти совпавшим по времени с трагедией 11 сентября 2001 года. Но лопнувший «интернет-пузырь» на рынке акций (убравший заодно часть «лишних» накоплений и вынудивший многих американцев меньше паразитировать и больше трудиться), как и последующая война в Афганистане и Ираке, только стимулировал рост американской экономики. Росту способствовало увеличение бюджетных расходов, снижение процентной ставки и ослабление доллара. Но сегодня эти факторы больше не действуют. Необходимо признать, что бюджетные расходы уже невозможно наращивать, снижение учетной ставки ФРС США до 3,5—4% приведет к высокой инфляции, а слишком дешевый доллар, хотя и стимулирует американский экспорт, уже не может обеспечивать экономику США новыми займами и притоком инвестиций. Возможно, доллар снизится к основным мировым валютам еще на 5—10%, и это само по себе будет одним из проявлений кризиса финансовых рынков во всем мире. Продолжение прежней политики чревато удорожанием кредита, ростом затрат, а следовательно, сокращением производства и рецессией. Это значит, что цикл может быть скоро закончен и рост производства в мире сильно замедлится, активы обесценятся, и мы увидим серию масштабных дефолтов по кредитам в разных странах и крупных корпоративных банкротств. Какие вопросы наиболее часто возникают в связи с надвигающейся угрозой?
Проклятые вопросы
Первый: перерастет ли американский кризис ипотечных ценных бумаг в мировой кризис финансовых рынков? Скорее всего, да, так как при существующем в США объеме закладных более чем в $20 трлн выпущенные на их основе производные бумаги (или «структурированные» кредитные обязательства) оцениваются, по данным МВФ, более чем в $2,5 трлн. То есть рынок данного вида активов — один из крупнейших в мире, и дефолт даже 2—3% заемщиков на нем может привести к краху многих инвестиционных фондов и банков. Причем не только в США, поскольку умные американские банкиры давно перепродали основную массу своих низкокачественных ипотечных бумаг европейским и другим зарубежным банкам и хедж-фондам.
Глобальные кризисы часто начинаются с банкротства крупного или даже среднего финансового института. Пара американских хедж-фондов (принадлежавших инвестбанку «Беар Стирс») прекратила платежи инвесторам еще в июне, потеряв более $1,6 млрд. Сам банк устоял (теперь он частично приобретается китайцами), но перед этим «занес заразу» в британский «Барклэйз», который профинансировал обанкротившиеся хедж-фонды на сотни миллионов долларов. И эти инвестиции в фактически ничем не обеспеченные «структурированные» кредиты — лишь малая часть подобных сделок, совершенных крупными банками США и Западной Европы. Теперь осталось ждать, когда «завалится» кто-то крупный, чьи проблемы отразятся на финансовых системах всех стран. В том, что это произойдет, можно почти не сомневаться: британское правительство и Банк Англии, например, перестали даже делать вид, что они спасают прекративший возврат вкладов клиентам банк «Нортен Рок». Почему? Просто в британском фонде страхования вкладов нет и малой части средств, необходимых для спасения одного среднего банка, а подобные проблемы, по мнению банковских аналитиков, в любой момент могут возникнуть у двух гораздо более крупных банков.
Второй: может ли это случиться в ближайшие год-полтора? Многие западноевропейские банкиры в неофициальных беседах говорят, что убытки банков от отрицательной переоценки американских ипотечных бумаг уже превысили потери, понесенные в ходе кризиса развивающихся рынков 1997—1998 годов (хотя тот кризис называли «худшим за 50 лет»). Однако пока германские, британские, швейцарские банки официально успели объявить о списании значительно меньших сумм. Это значит, что, во-первых, фактически понесенные потери пока трудно посчитать (из-за особенностей структурирования этих недостаточно прозрачных ценных бумаг, обеспечением которых является не сама недвижимость, а другие бумаги, вроде «структурированных» кредитных обязательств), во-вторых, о новых больших убытках банков мы, скорее всего, узнаем только после новогодних каникул, когда начнется сезон публикаций отчетов и предварительных результатов финансового года. Дальнейшее развитие кризисной ситуации возможно либо весной 2008 года, либо после президентских выборов в США (если администрация Буша сможет продержаться, используя прежний инструментарий манипулирования ставкой ФРС).
Третий: как долго может продлиться рецессия или кризис в США и как это повлияет на сырьевые цены в мире (а главное, на доходы от российского сырьевого экспорта)? Надо отметить, что, усвоив уроки Великой депрессии, американцы научились относительно успешно бороться с кризисами, точнее, с их последствиями. Экономикой США и других стран—производителей товаров и услуг с высоким уровнем добавленной стоимости кризисы переносятся намного легче, чем перегретыми и несбалансированными развивающимися экономиками. Так, после «черного понедельника» 1987 года американская экономика сильно не пострадала, поскольку правительство Рональда Рейгана учло опыт 1929 года и смогло не допустить повторения ошибок в экономической политике, которые привели США и Европу к Великой депрессии. Напротив, США извлекли из биржевого краха определенную пользу: ведь обвал рынка акций способствовал падению цен на сырье, а значит, подрыву советского экспорта и развалу СССР. Это, в свою очередь, позволило США сократить расходы на вооружение, начать освоение новых рынков (бывшего СССР, СЭВ и других стран, ранее «зависивших от Москвы»), то есть создало стимулы для экономического роста. Уже через год, в 1988 году, фондовый рынок восстановил утраченные позиции: иными словами, к инвесторам вернулась уверенность в том, что экономический рост продолжится.
Произойдет ли нечто подобное в случае наступления рецессии в 2008 или 2009 году, зависит не только от сравнительной конкурентоспособности американских и западноевропейских товаров и глубины экономических проблем КНР. Как и в 1987 году, цены на нефть могут оказаться инструментом достижения долгосрочных экономических целей с помощью политических инструментов. Дешевый доллар и дорогой баррель нефти (как результат оккупации Ирака и «маневров» вокруг Ирана) должны нанести удар по китайскому экспортному потенциалу и способности сохранить темпы роста. Тогда замедления экономики КНР можно будет добиться на фоне нового ускорения роста в США. Сколько лет на это потребуется, сегодня не скажет никто, но, если обе страны готовятся к такому противостоянию всерьез, новый экономический кризис может оказаться дольше, чем предыдущие.{PAGE}
Насколько выгоден или невыгоден подобный сценарий для России, зависит от того, какой отрезок времени мы будем рассматривать. Спад в экономике США влечет за собой снижение темпов роста во всем мире. Значит, если кризис продлится около года и даже вызовет значительное (30—40%) снижение цен только на некоторые виды сырья (в первую очередь металлы), российская экономика сильно не пострадает. Однако при продолжительном кризисе и росте инфляции в экономиках большинства стран темпы роста снизятся практически до нуля, что приведет к падению цен на все виды сырья, включая энергетическое. Подобно тому как в 1996—1999 годах цена на российскую нефть падала почти в три раза (с $25 за баррель до $9), снижение с нынешних $75—80, например, до $30—35 возможно при сокращении объемов потребления в мире всего на 3—4%. А сокращение потребления в результате роста цен, инфляции и экономического спада — вполне реальный сценарий.
Четвертый: может ли получиться, что продолжающийся экономический рост КНР (по 10% в год и более) «спасет» остальной мир (в том числе экспортеров сырья) от финансового кризиса и падения производства?
Надежды сегодня возлагаются в основном на быстрый рост внутреннего потребления в КНР, так как внутренний рынок в денежном и физическом выражении уже превысил внешний. Однако необходимо учитывать, что рост внутреннего потребления сопровождается быстрым ростом потребительских цен и скрытой инфляцией. Так, при росте основных индексов цен в КНР на 5—7% в год цены на продовольственные товары в стране подскочили за последние два года на 20%, что уже привело к росту мировых цен на рис, пшеницу и другие основные виды сельскохозяйственного сырья в 2—2,5 раза. Китайцы все больше зарабатывают и больше тратят. Но при этом постепенно исчезает одно из главных конкурентных преимуществ страны — низкая стоимость рабочей силы, особенно рабочих низшей и средней квалификации. Главные импортеры китайских товаров — ЕС и США — постепенно начнут отдавать предпочтение более дешевой продукции других стран. При этом в КНР остается проблема огромной скрытой безработицы, неэффективных государственных инвестиций, очень высокого уровня невозврата кредитов. Все это пока удается скрывать благодаря непрозрачности банковской системы КНР, но постепенно ситуация будет становиться более понятной инвесторам, и прогнозы о росте внутреннего рынка КНР будут менее радужными. Главное — рост китайской экономики только за счет внутреннего рынка невозможен при высоких ценах на сырье, которое КНР в основном закупает в странах Ближнего Востока, в Африке, Латинской Америке (и все больше — в России). Снижение темпов роста китайского ВВП даже на 1—2% отразится на сырьевых ценах еще сильнее, чем прогнозируемое снижение роста в США с 3% до 1,9%. И что самое опасное — это может произойти одновременно и сильно ударить по российскому сырьевому экспорту.
Пятый: является ли разбогатевшая Россия с бурно растущим внутренним рынком исключением среди развивающихся экономик и сможем ли мы избежать падения цен на активы и обвала рубля, сравнимых с 1997—1998 годами? Россия не является исключением, то есть будет подвержена воздействию динамики процентных ставок, инфляции и колебаний цен на сырьевые товары на мировом рынке. В первую очередь потому, что наша экономика открыта для внешних инвестиций и особенно — для движения спекулятивного капитала. Открыта гораздо больше, нежели китайская, индийская и даже бразильская (именно с этими странами нас обычно сравнивают по основным параметрам экономики). Поэтому последствия мирового финансового кризиса, тем более рецессии, экономического спада в США и ЕС, отразятся на России не меньше, а больше, чем на других крупнейших развивающихся экономиках, сохранивших серьезную систему регулирования рынков и планирования государственных инвестиций. Достаточно сказать, например, что правительство КНР до сих пор устанавливает единые цены на нефтепродукты и является крупнейшим покупателем основных видов минерального сырья. В России это просто неприменимо, поэтому способов контроля инфляции у нас заведомо намного меньше.
Население России, как и КНР, Бразилии и других стран с высокими темпами экономического роста и низким уровнем социальной защищенности, уже страдает от инфляции. В США и ЕС за последние 20 лет инфляция составляла в среднем 2—3% в год (то есть с тех пор, как с ней научились бороться), а в развивающихся экономиках в тот же период в разные годы — от 8% до 100%. Недавние запоздалые признания правительства РФ в ошибочности его прогноза инфляции есть подтверждение того, что в нашей экономике сырьевого экспорта пока нет инструмента, позволяющего сдерживать рост цен (а значит, и процентные ставки, и валютный курс) в рамках, допустимых для поддержания экономического роста. Упомянутый рост цен на продовольствие уже привел к тому, что вслед за населением от инфляции начинает страдать бизнес — ему грозят административными мерами за то, что он поднимает цены вслед за растущими издержками. И это еще ничего: в Казахстане решили арестовывать «скупщиков продовольствия» (то есть оптовых торговцев — на привычном языке рынка). Если у кого-то есть сомнения в том, что своевременно не остановленная инфляция приведет к кризису финансовых рынков и экономики, можно просто изучить графики цен на основные виды активов и темпы экономического роста за последние лет 80.
К делу
С практической точки зрения наибольшее значение, впрочем, имеет только один вопрос: может ли Россия подготовиться к финансовому кризису и минимизировать его последствия для населения и для отечественного бизнеса? Помогут ли нам Стабилизационный фонд и резервы ЦБ?
Подготовиться к кризису для экономики сырьевого экспорта означает реализацию комплексной и последовательной программы действий, включающей как минимум три элемента. Во-первых, создание эффективных механизмов и мотивации для импортозамещения (в противном случае уже в 2009 году российский импорт превысит экспорт, и возникший дефицит платежного баланса создаст предпосылки для дестабилизации курса рубля).
Во-вторых, укрепление банковской системы. Превращение ее в сбалансированную и управляемую, защищенную от искусственных внезапных кризисов ликвидности и перекосов в сторону кредитования госкомпаний и пирамид потребительских займов.
В-третьих, повышение уровня защищенности сбережений населения, в частности путем стимулирования покупки им качественных облигаций крупных эмитентов, а не «народных IPO» компаний, слишком сильно зависящих от конъюнктуры мировых финансовых рынков.
Кое-что из этого уже делается. Так, чтобы избежать в будущем кризиса ликвидности, правительство предложило разрешить размещение остатков на счетах Казначейства не в ЦБ РФ, а в крупных и контролируемых государством коммерческих банках. Но не очевидно, что это можно успеть сделать, поскольку сегодня потребности многих банков в ресурсах определяются не необходимостью удовлетворения спроса на кредиты перерабатывающей промышленности, а стремлением заткнуть дыры и перекредитовать госкомпании или крупных девелоперов, чьи снизившиеся прибыли не позволяют вернуть кредиты в срок.
Не очень помогут при кризисе и резервы ЦБ РФ, Стабилизационный и Инвестиционный фонды. В действительности их размеры не так уж велики, чтобы длительное время поддерживать национальную валюту или фондовый рынок при их возможном падении. Интересно, что правительства Саудовской Аравии и Дубая практически не тратили средства контролируемых государством фондов на поддержку обвалившихся в прошлом году местных рынков акций, понимая, что это значит лишь делать подарки для иностранных и местных спекулянтов.
Наиболее эффективным средством предотвращения финансового кризиса в России в ближайшие месяцы, скорее всего, является масштабное вливание бюджетных средств в экономику перед выборами — на нацпроекты, пенсии, новые инфраструктурные и региональные программы. Если удастся проследить, чтобы пришедшая на денежный рынок ликвидность не использовалась на раздувание пузырей на рынках акций, квартир и коммерческой недвижимости, эти вливания (в триллионах рублей) не приведут к резкому скачку инфляции. Но даже в этом случае последствия кризиса зарубежных рынков для нас удастся только снизить и оттянуть во времени, но не устранить.
Экономика России пока еще менее самодостаточная, чем была обанкротившаяся советская. Поэтому все участники экономических отношений — от пенсионера до человека из «Золотой сотни «Форбс», от киоска до «Газпрома» — зависят от того, в каких масштабах и формах проявится следующий финансовый кризис, поразит ли он всю экономику, или правительство сумеет обратить некоторые его проявления на пользу стране и отечественному бизнесу (за счет иностранных конкурентов).
Кризисы на мировых финансовых рынках всегда случаются «неожиданно» и сильнее всего поражают страны с несбалансированной экономикой. Для России сегодня риск особенно велик, поскольку ее экономика защищена гораздо меньше, чем китайская, индийская или даже бразильская.Почти незаметно в октябре миновала 10-я годовщина обвала финансовых рынков развивающихся стран — события, тяжело отразившегося на экономиках Бразилии, Аргентины, Кореи, Тайваня, Индонезии, Филиппин и, конечно, России. В действительности кризис развивающихся рынков начался еще летом 1997 года с резкого снижения курса таиландской валюты, но тогда этому почти никто не придал значения, во всяком случае, в нашей стране.
Пир накануне чумы
Руководители ЦБ и Минфина строили пирамиду госдолга и поэтому не использовали в своем лексиконе слова «девальвация», а тем более «дефолт» или «кризис». Владельцы крупнейших российских банков и приватизированных предприятий как могли наращивали заимствования за рубежом, совершая те же ошибки, которые привели к краху многие отягощенные займами и погрязшие в коррупции компании стран Юго-Восточной Азии.
Руководители наших компаний занимали доллары, хотя зарабатывали рубли. Они считали, что цены на нефть и металлы никогда не снизятся, а национальная валюта просто обречена на рост и уж точно на поддержку нашего легко управляемого сверху ЦБ. После «успеха» залоговых аукционов они искренне верили, что, не взяв на Западе денег в тот момент на любых условиях, можно упустить неповторимые инвестиционные возможности вроде покупки «Связьинвеста» или Восточной нефтяной компании.
Зарубежные инвесторы и кредиторы реагировали на это по-разному: одни, одержимые жадностью, продолжали давать деньги, взвинтив ставки по долларовым займам для российских компаний до 16% и выше (автор был свидетелем предложений в 30% годовых в долларах США со стороны вполне солидного германского банка «на финансирование приватизации» под залог акций, которые уже через год обесценились в 10 раз). Другие, видимо, более опытные инвесторы из США и Великобритании, испытали страх уже после таиландских событий июля 1997 года и начали продавать активы на российском и других развивающихся рынках в октябре—ноябре, когда «местные олигархи» еще конкурировали на приватизационных конкурсах, нанимая инвестиционных банкиров для организации новых займов и поглощений.
Тучи ходят хмуро
Зачем сегодня вспоминать про обвал ценных бумаг развивающихся стран в 1997 году и последующий дефолт 1998 года в России? Ведь общепринятое мнение на эту тему уже сложилось: «это не может повториться», потому что, во-первых, Россия имеет огромные валютные резервы, во-вторых, рост китайской экономики обеспечит сохранение высоких цен на нефть и другое сырье во всем мире. Ну и наконец, инфраструктура российского финансового рынка, за 10 лет пройдя большой путь усовершенствования, обогатилась опытными кадрами, что не позволит допустить последствий, даже отдаленно напоминающих ситуацию 10-летней давности.
Однако тема угрозы финансового кризиса стала актуальной летом 2007 года, когда в США началось падение цен на производные ипотечные бумаги (долговые бумаги, обеспеченные не самой недвижимостью, а портфелями других бумаг, обеспеченных закладными на недвижимость). Еще несколько месяцев назад казалось, что в России это мало кого беспокоит. Впрочем, и сегодня почти никто в российском правительстве не видит в кризисе рынка закладных и недвижимости на Западе угрозы для нашей экономики, пока не испытывающей, по крайней мере на государственном уровне, недостатка в инвестициях и ликвидности. Приведенные выше аргументы оптимистов можно было бы поддержать и даже усилить, но сейчас хотелось бы обратить внимание не на сегодняшние проявления кризиса, а на его движущие силы.
Помимо американской президентской администрации кризисом происходящее в США называют уже почти все, от журналистов до финансовых аналитиков. При этом если первые нередко допускают «художественные преувеличения», то экономисты, наоборот, пока смягчают свои оценки, рассуждая, подобно Алану Гринспену, о «50-процентной вероятности рецессии». Аналитики часто забывают, что если они не хотят называть вещи своими именами, то у политиков и чиновников появляется повод откладывать принятие трудных, но неизбежных решений. Американцам о серьезности ситуации напоминает вовсе не кризис 1997—1998 годов, а более ранние события. Ведь помимо 10-й годовщины обвала развивающихся рынков в октябре мир отметил 20-ю годовщину крупнейшего единовременного падения индекса Dow Jones: в «черный понедельник», 19 октября, он обвалился на 22,5% за один день. Этому предшествовали почти два года бурного роста — когда акции в США подорожали на 50% на фоне выхода экономики из рецессии, — ставшего возможным благодаря успехам экономической политики Рональда Рейгана.
«Черный понедельник-2»
19 октября 2007 года, в день 20-й годовщины биржевого краха, многие западные инвесторы, подогреваемые «прогнозами» о повторении биржевого краха и воспоминаниями очевидцев о 1987-м, решили зафиксировать прибыли от продолжительного роста всех мировых рынков акций и обвалили индекс Dow Jones на 2,6%. На финансовых рынках России, правда, ничего особенного пока не произошло и неприятных воспоминаний о «нашем» дефолте почти не вызвало. Соответственно, это не стало напоминанием для ЦБ и правительства о необходимости смотреть правде в глаза, а не отделываться заверениями о «достаточности» у ЦБ средств для стабилизации банковской системы, о «незначительности» влияния падающего доллара на российскую экономику и о «сохранении инфляции в пределах прогнозного уровня».
Опыт прошлых кризисов мировых финансовых рынков показывает, что они, во-первых, случаются «неожиданно», во-вторых, являются следствием длительного игнорирования роста инфляции и завышенных цен на все виды активов, в-третьих, сильнее всего поражают страны с несбалансированным хозяйством (иными словами, экономики, чрезмерно зависящие от экспорта, от одной отрасли или группы отраслей, от мировых финансовых рынков).
Чтобы понять, насколько серьезным может быть кризис в США (скажем, в сравнении с последствиями «черного понедельника» 1987 года) и как сильно это отразится на нас (в сравнении с результатами дефолта 1998 года), рассмотрим, что усиливает и что сдерживает кризисные явления сегодня в мире и в России.{PAGE}
Есть объективные, или «естественные», причины экономических кризисов, связанные с цикличностью в динамике спроса и предложения, и субъективные, основанные на просчетах правительства. Последние обнаруживаются, например, в неразумном налоговом, валютном или таможенном регулировании, а также во внешней политике, там, где она является продолжением политики экономической (например, оккупация Ирака и борьба США с Ираном).
Объективно цикл экономического роста в мире продолжается уже около 7 лет (если считать, что прошлый кризис закончился в 1999 году). Это много даже с учетом того, что этот цикл был нарушен обвалом американского рынка акций в 2001 году, почти совпавшим по времени с трагедией 11 сентября 2001 года. Но лопнувший «интернет-пузырь» на рынке акций (убравший заодно часть «лишних» накоплений и вынудивший многих американцев меньше паразитировать и больше трудиться), как и последующая война в Афганистане и Ираке, только стимулировал рост американской экономики. Росту способствовало увеличение бюджетных расходов, снижение процентной ставки и ослабление доллара. Но сегодня эти факторы больше не действуют. Необходимо признать, что бюджетные расходы уже невозможно наращивать, снижение учетной ставки ФРС США до 3,5—4% приведет к высокой инфляции, а слишком дешевый доллар, хотя и стимулирует американский экспорт, уже не может обеспечивать экономику США новыми займами и притоком инвестиций. Возможно, доллар снизится к основным мировым валютам еще на 5—10%, и это само по себе будет одним из проявлений кризиса финансовых рынков во всем мире. Продолжение прежней политики чревато удорожанием кредита, ростом затрат, а следовательно, сокращением производства и рецессией. Это значит, что цикл может быть скоро закончен и рост производства в мире сильно замедлится, активы обесценятся, и мы увидим серию масштабных дефолтов по кредитам в разных странах и крупных корпоративных банкротств. Какие вопросы наиболее часто возникают в связи с надвигающейся угрозой?
Проклятые вопросы
Первый: перерастет ли американский кризис ипотечных ценных бумаг в мировой кризис финансовых рынков? Скорее всего, да, так как при существующем в США объеме закладных более чем в $20 трлн выпущенные на их основе производные бумаги (или «структурированные» кредитные обязательства) оцениваются, по данным МВФ, более чем в $2,5 трлн. То есть рынок данного вида активов — один из крупнейших в мире, и дефолт даже 2—3% заемщиков на нем может привести к краху многих инвестиционных фондов и банков. Причем не только в США, поскольку умные американские банкиры давно перепродали основную массу своих низкокачественных ипотечных бумаг европейским и другим зарубежным банкам и хедж-фондам.
Глобальные кризисы часто начинаются с банкротства крупного или даже среднего финансового института. Пара американских хедж-фондов (принадлежавших инвестбанку «Беар Стирс») прекратила платежи инвесторам еще в июне, потеряв более $1,6 млрд. Сам банк устоял (теперь он частично приобретается китайцами), но перед этим «занес заразу» в британский «Барклэйз», который профинансировал обанкротившиеся хедж-фонды на сотни миллионов долларов. И эти инвестиции в фактически ничем не обеспеченные «структурированные» кредиты — лишь малая часть подобных сделок, совершенных крупными банками США и Западной Европы. Теперь осталось ждать, когда «завалится» кто-то крупный, чьи проблемы отразятся на финансовых системах всех стран. В том, что это произойдет, можно почти не сомневаться: британское правительство и Банк Англии, например, перестали даже делать вид, что они спасают прекративший возврат вкладов клиентам банк «Нортен Рок». Почему? Просто в британском фонде страхования вкладов нет и малой части средств, необходимых для спасения одного среднего банка, а подобные проблемы, по мнению банковских аналитиков, в любой момент могут возникнуть у двух гораздо более крупных банков.
Второй: может ли это случиться в ближайшие год-полтора? Многие западноевропейские банкиры в неофициальных беседах говорят, что убытки банков от отрицательной переоценки американских ипотечных бумаг уже превысили потери, понесенные в ходе кризиса развивающихся рынков 1997—1998 годов (хотя тот кризис называли «худшим за 50 лет»). Однако пока германские, британские, швейцарские банки официально успели объявить о списании значительно меньших сумм. Это значит, что, во-первых, фактически понесенные потери пока трудно посчитать (из-за особенностей структурирования этих недостаточно прозрачных ценных бумаг, обеспечением которых является не сама недвижимость, а другие бумаги, вроде «структурированных» кредитных обязательств), во-вторых, о новых больших убытках банков мы, скорее всего, узнаем только после новогодних каникул, когда начнется сезон публикаций отчетов и предварительных результатов финансового года. Дальнейшее развитие кризисной ситуации возможно либо весной 2008 года, либо после президентских выборов в США (если администрация Буша сможет продержаться, используя прежний инструментарий манипулирования ставкой ФРС).
Третий: как долго может продлиться рецессия или кризис в США и как это повлияет на сырьевые цены в мире (а главное, на доходы от российского сырьевого экспорта)? Надо отметить, что, усвоив уроки Великой депрессии, американцы научились относительно успешно бороться с кризисами, точнее, с их последствиями. Экономикой США и других стран—производителей товаров и услуг с высоким уровнем добавленной стоимости кризисы переносятся намного легче, чем перегретыми и несбалансированными развивающимися экономиками. Так, после «черного понедельника» 1987 года американская экономика сильно не пострадала, поскольку правительство Рональда Рейгана учло опыт 1929 года и смогло не допустить повторения ошибок в экономической политике, которые привели США и Европу к Великой депрессии. Напротив, США извлекли из биржевого краха определенную пользу: ведь обвал рынка акций способствовал падению цен на сырье, а значит, подрыву советского экспорта и развалу СССР. Это, в свою очередь, позволило США сократить расходы на вооружение, начать освоение новых рынков (бывшего СССР, СЭВ и других стран, ранее «зависивших от Москвы»), то есть создало стимулы для экономического роста. Уже через год, в 1988 году, фондовый рынок восстановил утраченные позиции: иными словами, к инвесторам вернулась уверенность в том, что экономический рост продолжится.
Произойдет ли нечто подобное в случае наступления рецессии в 2008 или 2009 году, зависит не только от сравнительной конкурентоспособности американских и западноевропейских товаров и глубины экономических проблем КНР. Как и в 1987 году, цены на нефть могут оказаться инструментом достижения долгосрочных экономических целей с помощью политических инструментов. Дешевый доллар и дорогой баррель нефти (как результат оккупации Ирака и «маневров» вокруг Ирана) должны нанести удар по китайскому экспортному потенциалу и способности сохранить темпы роста. Тогда замедления экономики КНР можно будет добиться на фоне нового ускорения роста в США. Сколько лет на это потребуется, сегодня не скажет никто, но, если обе страны готовятся к такому противостоянию всерьез, новый экономический кризис может оказаться дольше, чем предыдущие.{PAGE}
Насколько выгоден или невыгоден подобный сценарий для России, зависит от того, какой отрезок времени мы будем рассматривать. Спад в экономике США влечет за собой снижение темпов роста во всем мире. Значит, если кризис продлится около года и даже вызовет значительное (30—40%) снижение цен только на некоторые виды сырья (в первую очередь металлы), российская экономика сильно не пострадает. Однако при продолжительном кризисе и росте инфляции в экономиках большинства стран темпы роста снизятся практически до нуля, что приведет к падению цен на все виды сырья, включая энергетическое. Подобно тому как в 1996—1999 годах цена на российскую нефть падала почти в три раза (с $25 за баррель до $9), снижение с нынешних $75—80, например, до $30—35 возможно при сокращении объемов потребления в мире всего на 3—4%. А сокращение потребления в результате роста цен, инфляции и экономического спада — вполне реальный сценарий.
Четвертый: может ли получиться, что продолжающийся экономический рост КНР (по 10% в год и более) «спасет» остальной мир (в том числе экспортеров сырья) от финансового кризиса и падения производства?
Надежды сегодня возлагаются в основном на быстрый рост внутреннего потребления в КНР, так как внутренний рынок в денежном и физическом выражении уже превысил внешний. Однако необходимо учитывать, что рост внутреннего потребления сопровождается быстрым ростом потребительских цен и скрытой инфляцией. Так, при росте основных индексов цен в КНР на 5—7% в год цены на продовольственные товары в стране подскочили за последние два года на 20%, что уже привело к росту мировых цен на рис, пшеницу и другие основные виды сельскохозяйственного сырья в 2—2,5 раза. Китайцы все больше зарабатывают и больше тратят. Но при этом постепенно исчезает одно из главных конкурентных преимуществ страны — низкая стоимость рабочей силы, особенно рабочих низшей и средней квалификации. Главные импортеры китайских товаров — ЕС и США — постепенно начнут отдавать предпочтение более дешевой продукции других стран. При этом в КНР остается проблема огромной скрытой безработицы, неэффективных государственных инвестиций, очень высокого уровня невозврата кредитов. Все это пока удается скрывать благодаря непрозрачности банковской системы КНР, но постепенно ситуация будет становиться более понятной инвесторам, и прогнозы о росте внутреннего рынка КНР будут менее радужными. Главное — рост китайской экономики только за счет внутреннего рынка невозможен при высоких ценах на сырье, которое КНР в основном закупает в странах Ближнего Востока, в Африке, Латинской Америке (и все больше — в России). Снижение темпов роста китайского ВВП даже на 1—2% отразится на сырьевых ценах еще сильнее, чем прогнозируемое снижение роста в США с 3% до 1,9%. И что самое опасное — это может произойти одновременно и сильно ударить по российскому сырьевому экспорту.
Пятый: является ли разбогатевшая Россия с бурно растущим внутренним рынком исключением среди развивающихся экономик и сможем ли мы избежать падения цен на активы и обвала рубля, сравнимых с 1997—1998 годами? Россия не является исключением, то есть будет подвержена воздействию динамики процентных ставок, инфляции и колебаний цен на сырьевые товары на мировом рынке. В первую очередь потому, что наша экономика открыта для внешних инвестиций и особенно — для движения спекулятивного капитала. Открыта гораздо больше, нежели китайская, индийская и даже бразильская (именно с этими странами нас обычно сравнивают по основным параметрам экономики). Поэтому последствия мирового финансового кризиса, тем более рецессии, экономического спада в США и ЕС, отразятся на России не меньше, а больше, чем на других крупнейших развивающихся экономиках, сохранивших серьезную систему регулирования рынков и планирования государственных инвестиций. Достаточно сказать, например, что правительство КНР до сих пор устанавливает единые цены на нефтепродукты и является крупнейшим покупателем основных видов минерального сырья. В России это просто неприменимо, поэтому способов контроля инфляции у нас заведомо намного меньше.
Население России, как и КНР, Бразилии и других стран с высокими темпами экономического роста и низким уровнем социальной защищенности, уже страдает от инфляции. В США и ЕС за последние 20 лет инфляция составляла в среднем 2—3% в год (то есть с тех пор, как с ней научились бороться), а в развивающихся экономиках в тот же период в разные годы — от 8% до 100%. Недавние запоздалые признания правительства РФ в ошибочности его прогноза инфляции есть подтверждение того, что в нашей экономике сырьевого экспорта пока нет инструмента, позволяющего сдерживать рост цен (а значит, и процентные ставки, и валютный курс) в рамках, допустимых для поддержания экономического роста. Упомянутый рост цен на продовольствие уже привел к тому, что вслед за населением от инфляции начинает страдать бизнес — ему грозят административными мерами за то, что он поднимает цены вслед за растущими издержками. И это еще ничего: в Казахстане решили арестовывать «скупщиков продовольствия» (то есть оптовых торговцев — на привычном языке рынка). Если у кого-то есть сомнения в том, что своевременно не остановленная инфляция приведет к кризису финансовых рынков и экономики, можно просто изучить графики цен на основные виды активов и темпы экономического роста за последние лет 80.
К делу
С практической точки зрения наибольшее значение, впрочем, имеет только один вопрос: может ли Россия подготовиться к финансовому кризису и минимизировать его последствия для населения и для отечественного бизнеса? Помогут ли нам Стабилизационный фонд и резервы ЦБ?
Подготовиться к кризису для экономики сырьевого экспорта означает реализацию комплексной и последовательной программы действий, включающей как минимум три элемента. Во-первых, создание эффективных механизмов и мотивации для импортозамещения (в противном случае уже в 2009 году российский импорт превысит экспорт, и возникший дефицит платежного баланса создаст предпосылки для дестабилизации курса рубля).
Во-вторых, укрепление банковской системы. Превращение ее в сбалансированную и управляемую, защищенную от искусственных внезапных кризисов ликвидности и перекосов в сторону кредитования госкомпаний и пирамид потребительских займов.
В-третьих, повышение уровня защищенности сбережений населения, в частности путем стимулирования покупки им качественных облигаций крупных эмитентов, а не «народных IPO» компаний, слишком сильно зависящих от конъюнктуры мировых финансовых рынков.
Кое-что из этого уже делается. Так, чтобы избежать в будущем кризиса ликвидности, правительство предложило разрешить размещение остатков на счетах Казначейства не в ЦБ РФ, а в крупных и контролируемых государством коммерческих банках. Но не очевидно, что это можно успеть сделать, поскольку сегодня потребности многих банков в ресурсах определяются не необходимостью удовлетворения спроса на кредиты перерабатывающей промышленности, а стремлением заткнуть дыры и перекредитовать госкомпании или крупных девелоперов, чьи снизившиеся прибыли не позволяют вернуть кредиты в срок.
Не очень помогут при кризисе и резервы ЦБ РФ, Стабилизационный и Инвестиционный фонды. В действительности их размеры не так уж велики, чтобы длительное время поддерживать национальную валюту или фондовый рынок при их возможном падении. Интересно, что правительства Саудовской Аравии и Дубая практически не тратили средства контролируемых государством фондов на поддержку обвалившихся в прошлом году местных рынков акций, понимая, что это значит лишь делать подарки для иностранных и местных спекулянтов.
Наиболее эффективным средством предотвращения финансового кризиса в России в ближайшие месяцы, скорее всего, является масштабное вливание бюджетных средств в экономику перед выборами — на нацпроекты, пенсии, новые инфраструктурные и региональные программы. Если удастся проследить, чтобы пришедшая на денежный рынок ликвидность не использовалась на раздувание пузырей на рынках акций, квартир и коммерческой недвижимости, эти вливания (в триллионах рублей) не приведут к резкому скачку инфляции. Но даже в этом случае последствия кризиса зарубежных рынков для нас удастся только снизить и оттянуть во времени, но не устранить.
Экономика России пока еще менее самодостаточная, чем была обанкротившаяся советская. Поэтому все участники экономических отношений — от пенсионера до человека из «Золотой сотни «Форбс», от киоска до «Газпрома» — зависят от того, в каких масштабах и формах проявится следующий финансовый кризис, поразит ли он всю экономику, или правительство сумеет обратить некоторые его проявления на пользу стране и отечественному бизнесу (за счет иностранных конкурентов).
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
