Архивная публикация 2005 года: "Неосновной инстинкт"

К 8 Марта 2005 года подоспело время задуматься не только о печальной участи российских женщин вообще, но и о сексуальных домогательствах на работе в частности.«Наш любимый кадровик

Про харассмент говорит:

Стала я румяною

И немного пьяною».

Частушка народная 2005 года.

Печальная участь обсуждалась и прежде. А вот про сексуальные домогательства до сих пор говорить было не принято. Прежде всего, наверное, потому, что был дефицит рабочих мест, располагающих к мечтательности и ласкам. Ткачихи повально страдали варикозным расширением вен, что отпугивало от них прифабричных бюрократов. Укладчиц шпал надо было умудриться выловить на теплом участке трассы. На заводских конвейерах отвлекаться было опасно — могло задавить, еще в заводских цехах обычно стояла столь невыносимая вонь, что начальники просто опасались туда забредать, чтобы не заболеть и не потерять мужскую силу. С другой стороны, обильное содержание сивушных масел в водке тоже быстро снижало потенцию, что часто служило надежным щитом для хрупких работниц. Словом, все было продумано планово и централизованно. Плюс по всей стране были раскиданы профсоюзные и партийные посты блюстителей морали. Имелись, конечно, и зоны риска. И прежде всего — коровники, где часто было тепло, мягко на сене и пахло естественным. Потому, видимо, героями сексуальных анекдотов часто выступали доярки и скотники плюс журналисты, приехавшие брать интервью.

Все это даровало женщинам чувство уверенности в завтрашнем дне, ощущение полной независимости и автономности от мужчин, позволяло им ходить с высоко поднятой головой. Недаром на одном из первых телемостов советская женщина на провокацию американского ведущего твердо ответила: «В СССР секса нет!»

Так бы и жили, но деньги кончились. Стали перестраиваться, провели серию революционных действий и путчей, закрыли заводы, фабрики, вырезали коров и сократили шпалоукладчиц. В страну просочились капиталистические организации, пооткрывались заведения типа «Офис». А хуже всего то, что первый премьер Егор Гайдар распорядился производство водки разрешить частникам. Многие разбогатели, стали нанимать симпатичных женщин в офисы, а там тебе и кресла, и даже диваны кожаные, которые легко протирать влажной тряпкой. Ужасно, но научились массово варить хорошо очищенную водку и даже завозить виски. Мужская потенция резко возросла в результате этих непросчитанных мероприятий. На все наслоился развал армии. Государство стало сквозь пальцы смотреть на то, что мальчики косят от службы, потому что взамен родители мальчиков не протестовали против каких-нибудь военных действий в Чечне. Это тоже добавило проблем — облученных и просто покалеченных стало меньше.

И впервые с начала прошлого века народ в России захотел не просто есть, а возжелал быть обласканным. По стране прокатилась разрушительная волна разводов, цены на съемные квартиры возросли, украинские, молдавские и казахские путаны захватили Ленинградское шоссе, Тверскую улицу и ряд мелких населенных пунктов. Пришлось признать — секс в России все же есть.

Очевиден следующий поворот в массовом сознании: признание того, что коль есть у представителей полов действующие органы и появились места для их использования, то не может не быть случаев сексуальных домогательств на работе. Но к этому народ еще не готов. Вот, к примеру, что тактично пишет в «Профиль» Ольга Исса, вице-президент, PRдиректор компании «ПИОГЛОБАЛ Эссет Менеджмент»: «В моем понимании, домогательство — это когда вышестоящий руководитель домогается нижестоящего и подчиненный не может отказать ему без риска быть уволенным. Возможно, такое в нашей стране и случается. Но когда женщина нанимается на работу, в принципе, всегда понятно, будут ее домогаться или нет. В этом случае это сознательный выбор человека: быть взятым на работу за красивые глаза и в дальнейшем подвергаться домогательствам или позиционировать себя в качестве профессионала и избегать таких вариантов». Простые люди говорят проще, цитируют старинную пословицу: «Сучка не захочет — кобель не вскочит». Мой сосед-рецидивист на подобные наивности смеется: «Насиловать знаешь как надо по уму? Сразу — в морду, и работай, пока она в отключке, а хочет — не хочет…» Личный опыт других наших корреспонденток тоже доказывает ущербность вышеприведенной фольклорной мысли.

От вековых традиций отказаться труднее, чем даже закон написать. Хотя и законной защиты от домогательств в стране нет. Вот если снасильничают — можно идти в суд, имея десяток свидетелей преступления. А нет акта — и суда нет. Между тем домогательство в России жестче, чем харассмент на Западе. Краткий опрос очевидцев позволил выявить два основных отличия. Первое: у них часто долгие намеки и создание враждебной обстановки, а у нас сразу следует некий набор слов, который любая вменяемая женщина понимает мгновенно: «В постель или вон». Второе: у них чаще все кончается денежными потерями или увольнением приставальщика, у нас — тихо увольняется сотрудница.

Признание наличия секса в России заняло с момента памятного телемоста года два. Признание обществом того, что у нас есть харассмент и надо что-то придумать для защиты жертв, будь то женщина, мужчина или гермафродит, идет медленнее. Если продолжится уничтожение частного бизнеса, то и проблема домогательств начнет рассасываться, так как номенклатурные руководители свято блюдут свой моральный облик и тщательно отбирают претенденток на место рядом с собой, чтобы потом они «не возникали» и не давали бы тем самым козыри карьерным конкурентам. А если Михаил Ходорковский выйдет на свободу, в Москве и провинции продолжат плодиться частные предприятия и армия, не к вечеру будет сказано, перейдет на контракт? Тогда будет трудно. В корпоративные правила придется вписывать чуждые российской душе пункты, признавать юридически права женщин на защиту. Так, глядишь, можно доиграться до того, что Басманный суд обяжет Н-скую винокурню выплатить Клаве Петровой бешеные деньги.

Сегодня это кажется злой фантасмагорией.