Архивная публикация 2005 года: "NET слов"
Главная задача фестиваля NET, который пройдет с 15 по 26 ноября в столице, — показать москвичам, что такое современный европейский театр. Неподготовленные могут испытать культурный шок. Лондон. Пригород. Две молодые девушки изучают театральную афишу.
Первая: Нет, не хочу сюда. В этом спектакле в первом акте рыбу жарят, а во втором зал обкуривают.
Вторая: Я рыбу тоже не люблю. Пойдем лучше в кино!
Уходят.
Театр одного сезона
Европейский театр сегодня скорее развлечение, чем высокая миссия. Профессор Российской академии театрального искусства Алексей Бартошевич добавляет: «В 1960-е годы люди театра верили, что их искусство может изменить мир к лучшему. Тогда же театр тесно связал себя с политикой, стал открыто откликаться на злобу дня. Сегодня политизированность театра осталась, а уверенность в том, что искусство способно улучшить человеческую природу, — исчезла. Исчезает и коллективное театральное мышление, осознание себя как некой общности творцов, несущих единую идею лучшей жизни».
Вместо коллектива единомышленников — одиночка-режиссер. Вместо репертуарного театра (с постоянной труппой, традициями, спектаклями. — «Профиль») — коммерческий. В Европе сейчас на один репертуарный театр около 15 коммерческих. В Лондоне, например, есть коммерческие театры района West End, есть субсидируемые (Королевский национальный театр, «Роял Корт» и Королевский Шекспировский театр; они частично финансируются государством) и авангардные «фриндж» — полулюбительские театральные объединения. «Как правило, актеры во все театры, как коммерческие, так и субсидируемые, набираются под конкретный проект, — рассказывает актриса Ингеборга Дапкунайте, много лет работающая в Великобритании. — Сколько спектакль идет, столько труппа и работает вместе. В Королевском Шекспировском и Национальном театрах труппа набирается на год, в других — на несколько месяцев».
Еще одно наблюдение: театральная Европа, похоже, возвращается в эпоху бродячих трупп. «Большое значение приобрели мобильные театральные коллективы, зачастую не имеющие своего театра. Например, «бездомный» театр литовского режиссера Оскараса Коршуноваса, который живет в основном за счет гастролей и фестивалей, — говорит критик Марина Давыдова, одна из организаторов NET. — Кстати, такие коллективы в Англии и Голландии составляют основу театральной жизни страны».
Европейский театр сегодня — это невероятное количество фестивалей. Самые известные из них проходят в Авиньоне, Эдинбурге и Вене. Кроме того, такие мероприятия проводит почти каждый уважающий себя город. Фестивали живут на дотации. Один из самых дорогих, Авиньонский, располагает бюджетом в $6 млн. (около половины денег дает государство, 5% — спонсоры, а остальное — доход от продажи билетов). Бюджет самого дорогого из российских, Чеховского фестиваля, — $5,5 млн. (треть дает правительство РФ, треть — правительство Москвы, остальное приносят спонсоры и продажа билетов). Театры с удовольствием осваивают фестивальные деньги. Гонорары за спектакли в постановке таких известных режиссеров, как Кристоф Марталер, Боб Уилсон и Лев Додин, могут составлять от $20 тыс. до $100 тыс.
Интересно, что в итоге государство тратит на фестивали и различные театральные проекты не меньше, чем на поддержку репертуарных театров, «упраздненных» из-за дороговизны. При том, что, по мнению театроведов, театр как вид искусства развивается не в фестивальном пространстве, а как раз в немногих сохранившихся репертуарных театрах, где есть школа и традиции. Не случайно бесспорный лидер в этой области сегодня — Германия, единственная страна Европы, где почти в каждом городе есть минимум один репертуарный театр, находящийся на госфинансировании (треть средств поступает из федерального бюджета, треть — из областного, так называемой земли, и треть — из муниципального). Но это так, кстати.
Для кого «Чужие»?
Что же такое современная европейская пьеса?
1. Мало слов. А те, что есть, — простые и не слишком значимые. Актерам приходится выступать перед зрителями многих стран, говорящими на разных языках. Поэтому в постановках разумнее использовать невербальные методы общения со зрителем, понятные всем метафоры, выраженные в музыке, танце, пластике, видеоизображении. Хит последнего Чеховского фестиваля — спектакль «Пьеса без слов» Мэтью Борна — не назвали балетом только потому, что, по выражению театрального критика Дины Годер, «танец в нем был не целью, а только способом рассказать конкретную историю». А в спектакле минувшего Эдинбургского фестиваля «По следу зверя» ставка была сделана на запахи. Зрители в зале чувствовали запахи одеколона, табачного дыма, жареной рыбы.
Алексей Бартошевич считает, что тяга постановок к «телесности» связана с кризисом традиционной европейской цивилизации: «Пространство спектакля выстроено не как нарративная история, а как серия вспышек, будоражащая наше сознание на физиологическом уровне».
2. Размыты жанровые границы. Английский театр DV8, по словам Марины Давыдовой, соединяет элементы скетча, мюзикла и танца с привычным спектаклем. Драма неотличима от балета и пантомимы. Опера переходит в кукольный театр или в стриптиз. Главное, чтобы зритель ни на минуту не расслаблялся, а значит, не скучал. Например, Алан Платель в спектакле Wolf, который он поставил в Парижской опере, соединил драму, современный танец, классическую музыку и цирк. А на сцену выпустил целую стаю разнообразных собак.
3. Социальность. Европейские театры предпочитают вечным темам сиюминутные. Например, спектакль последнего Авиньонского фестиваля You made me a monster («Вы сделали меня монстром») Уильяма Форсайта исследует ксенофобию. В темном зале на столах разложены модели для сборки: бумажные челюсти, берцовые кости, ключицы, которые собирают ошарашенные зрители, а мимо них двигаются танцовщики. На экране параллельно рассказывается история женщины, которая умерла, сочиняя пьесу по мотивам фильма «Чужие», — в ее теле, как в лейтенанте Рипли, главной героине фильма, проросло какое-то существо. Но оборотная сторона злободневности — недолговечность. Сегодня в газете — вечером в куплете. О’кей. А завтра или даже послезавтра? Будет ли понятен зрителям намек на «Чужих» лет через 20—30?
Режиссер и драматург Евгений Гришковец уверен, что не будет: «Социальная пьеса себя изжила, все пьесы похожи друг на друга как две капли воды, нет ни нового типа режиссуры, ни нового типа актера. Обидно, что и в России существуют регулярные попытки внедрить социальную драму на русскую почву — это потерянное для театрального развития время. Вместо того чтобы заниматься поисками самобытности, мы пытаемся походить на английский или немецкий театр, где на сцене искать подтекст бессмысленно. Русской традиции нужно что-то большее, нужен выход наверх, к чему-то высшему».
«Каждому — свое»
Владимир Мирзоев, режиссер:
— Куда идет современный европейский театр?
— Самая увлекательная тенденция — синтез искусств: комбинация драмы, современного танца, оперы, цирка, видео-арта и вообще приход на сцену концептуального искусства, которое раньше можно было увидеть в музеях. Правда, синтез не так уж нов — тенденции появились еще в начале ХХ века у нас в спектаклях Таирова и Мейерхольда.
— Есть ли национальные особенности в театрах Европы?
— Сохранилась принципиальная разница между британской традицией, ориентированной преимущественно на текст, и немецкой, где роль дизайна и пластики первостепенна. Привычный нам бытовой, «ветхий» театр ассоциируется в Европе с провинциальным убожеством, с комическим низкопробным шоу или, в крайнем случае, с просроченными консервами типа «Комеди Франсез».
— Чем европейский театр отличается от русского?
— У них разная экономика. У нас не принято играть спектакли каждый день три-четыре недели подряд, а потом забывать о них. Репертуарный театр — это же не только принцип финансирования, но и образ жизни актеров, ритм их взаимодействия с публикой. Еще один фактор — публика. На Западе диалог возможен лишь на определенные темы. С американцами бессмысленно говорить о тоталитаризме: их культурная память не содержит этой информации. Дома у меня со зрителем общий культурный код и можно копать глубже.
— Каково место режиссера в современном театре?
— Оно неизменно, если это полноценный театр, а не «говорящие головы» и не коллективная читка по ролям на фоне черного бархата… Другой вопрос, может ли режиссер терроризировать труппу и добиваться при этом художественного результата. Уверен, в современном театре это невозможно, как невозможно и в политике, и в экономике. Труд холопа предельно неэффективен, потому что подоплека его — не свободное творчество, а животный страх.
— Есть ли у вас кумиры среди ваших западных коллег?
— Кумиров нет, но есть художники, творчество которых мне всегда интересно: Боб Уилсон, Пина Бауш, Робер Лепаж.
— Дают ли фестивали вроде NET срез европейской театральной жизни или они субъективны?
— Искусство и его восприятие людьми всегда субъективны. Не вижу в этом ничего дурного. Нужны разные культурные ниши: для высоколобых, для простаков, для молодых радикалов, для занудных любителей классики. Театр как место встречи всех слоев населения с тайной жизни — тоже нужен, но его не будет в избытке, можно не обольщаться.
— Какой девиз подошел бы современному театру?
— «Каждому — свое».
Главная задача фестиваля NET, который пройдет с 15 по 26 ноября в столице, — показать москвичам, что такое современный европейский театр. Неподготовленные могут испытать культурный шок. Лондон. Пригород. Две молодые девушки изучают театральную афишу.
Первая: Нет, не хочу сюда. В этом спектакле в первом акте рыбу жарят, а во втором зал обкуривают.
Вторая: Я рыбу тоже не люблю. Пойдем лучше в кино!
Уходят.
Театр одного сезона
Европейский театр сегодня скорее развлечение, чем высокая миссия. Профессор Российской академии театрального искусства Алексей Бартошевич добавляет: «В 1960-е годы люди театра верили, что их искусство может изменить мир к лучшему. Тогда же театр тесно связал себя с политикой, стал открыто откликаться на злобу дня. Сегодня политизированность театра осталась, а уверенность в том, что искусство способно улучшить человеческую природу, — исчезла. Исчезает и коллективное театральное мышление, осознание себя как некой общности творцов, несущих единую идею лучшей жизни».
Вместо коллектива единомышленников — одиночка-режиссер. Вместо репертуарного театра (с постоянной труппой, традициями, спектаклями. — «Профиль») — коммерческий. В Европе сейчас на один репертуарный театр около 15 коммерческих. В Лондоне, например, есть коммерческие театры района West End, есть субсидируемые (Королевский национальный театр, «Роял Корт» и Королевский Шекспировский театр; они частично финансируются государством) и авангардные «фриндж» — полулюбительские театральные объединения. «Как правило, актеры во все театры, как коммерческие, так и субсидируемые, набираются под конкретный проект, — рассказывает актриса Ингеборга Дапкунайте, много лет работающая в Великобритании. — Сколько спектакль идет, столько труппа и работает вместе. В Королевском Шекспировском и Национальном театрах труппа набирается на год, в других — на несколько месяцев».
Еще одно наблюдение: театральная Европа, похоже, возвращается в эпоху бродячих трупп. «Большое значение приобрели мобильные театральные коллективы, зачастую не имеющие своего театра. Например, «бездомный» театр литовского режиссера Оскараса Коршуноваса, который живет в основном за счет гастролей и фестивалей, — говорит критик Марина Давыдова, одна из организаторов NET. — Кстати, такие коллективы в Англии и Голландии составляют основу театральной жизни страны».
Европейский театр сегодня — это невероятное количество фестивалей. Самые известные из них проходят в Авиньоне, Эдинбурге и Вене. Кроме того, такие мероприятия проводит почти каждый уважающий себя город. Фестивали живут на дотации. Один из самых дорогих, Авиньонский, располагает бюджетом в $6 млн. (около половины денег дает государство, 5% — спонсоры, а остальное — доход от продажи билетов). Бюджет самого дорогого из российских, Чеховского фестиваля, — $5,5 млн. (треть дает правительство РФ, треть — правительство Москвы, остальное приносят спонсоры и продажа билетов). Театры с удовольствием осваивают фестивальные деньги. Гонорары за спектакли в постановке таких известных режиссеров, как Кристоф Марталер, Боб Уилсон и Лев Додин, могут составлять от $20 тыс. до $100 тыс.
Интересно, что в итоге государство тратит на фестивали и различные театральные проекты не меньше, чем на поддержку репертуарных театров, «упраздненных» из-за дороговизны. При том, что, по мнению театроведов, театр как вид искусства развивается не в фестивальном пространстве, а как раз в немногих сохранившихся репертуарных театрах, где есть школа и традиции. Не случайно бесспорный лидер в этой области сегодня — Германия, единственная страна Европы, где почти в каждом городе есть минимум один репертуарный театр, находящийся на госфинансировании (треть средств поступает из федерального бюджета, треть — из областного, так называемой земли, и треть — из муниципального). Но это так, кстати.
Для кого «Чужие»?
Что же такое современная европейская пьеса?
1. Мало слов. А те, что есть, — простые и не слишком значимые. Актерам приходится выступать перед зрителями многих стран, говорящими на разных языках. Поэтому в постановках разумнее использовать невербальные методы общения со зрителем, понятные всем метафоры, выраженные в музыке, танце, пластике, видеоизображении. Хит последнего Чеховского фестиваля — спектакль «Пьеса без слов» Мэтью Борна — не назвали балетом только потому, что, по выражению театрального критика Дины Годер, «танец в нем был не целью, а только способом рассказать конкретную историю». А в спектакле минувшего Эдинбургского фестиваля «По следу зверя» ставка была сделана на запахи. Зрители в зале чувствовали запахи одеколона, табачного дыма, жареной рыбы.
Алексей Бартошевич считает, что тяга постановок к «телесности» связана с кризисом традиционной европейской цивилизации: «Пространство спектакля выстроено не как нарративная история, а как серия вспышек, будоражащая наше сознание на физиологическом уровне».
2. Размыты жанровые границы. Английский театр DV8, по словам Марины Давыдовой, соединяет элементы скетча, мюзикла и танца с привычным спектаклем. Драма неотличима от балета и пантомимы. Опера переходит в кукольный театр или в стриптиз. Главное, чтобы зритель ни на минуту не расслаблялся, а значит, не скучал. Например, Алан Платель в спектакле Wolf, который он поставил в Парижской опере, соединил драму, современный танец, классическую музыку и цирк. А на сцену выпустил целую стаю разнообразных собак.
3. Социальность. Европейские театры предпочитают вечным темам сиюминутные. Например, спектакль последнего Авиньонского фестиваля You made me a monster («Вы сделали меня монстром») Уильяма Форсайта исследует ксенофобию. В темном зале на столах разложены модели для сборки: бумажные челюсти, берцовые кости, ключицы, которые собирают ошарашенные зрители, а мимо них двигаются танцовщики. На экране параллельно рассказывается история женщины, которая умерла, сочиняя пьесу по мотивам фильма «Чужие», — в ее теле, как в лейтенанте Рипли, главной героине фильма, проросло какое-то существо. Но оборотная сторона злободневности — недолговечность. Сегодня в газете — вечером в куплете. О’кей. А завтра или даже послезавтра? Будет ли понятен зрителям намек на «Чужих» лет через 20—30?
Режиссер и драматург Евгений Гришковец уверен, что не будет: «Социальная пьеса себя изжила, все пьесы похожи друг на друга как две капли воды, нет ни нового типа режиссуры, ни нового типа актера. Обидно, что и в России существуют регулярные попытки внедрить социальную драму на русскую почву — это потерянное для театрального развития время. Вместо того чтобы заниматься поисками самобытности, мы пытаемся походить на английский или немецкий театр, где на сцене искать подтекст бессмысленно. Русской традиции нужно что-то большее, нужен выход наверх, к чему-то высшему».
«Каждому — свое»
Владимир Мирзоев, режиссер:
— Куда идет современный европейский театр?
— Самая увлекательная тенденция — синтез искусств: комбинация драмы, современного танца, оперы, цирка, видео-арта и вообще приход на сцену концептуального искусства, которое раньше можно было увидеть в музеях. Правда, синтез не так уж нов — тенденции появились еще в начале ХХ века у нас в спектаклях Таирова и Мейерхольда.
— Есть ли национальные особенности в театрах Европы?
— Сохранилась принципиальная разница между британской традицией, ориентированной преимущественно на текст, и немецкой, где роль дизайна и пластики первостепенна. Привычный нам бытовой, «ветхий» театр ассоциируется в Европе с провинциальным убожеством, с комическим низкопробным шоу или, в крайнем случае, с просроченными консервами типа «Комеди Франсез».
— Чем европейский театр отличается от русского?
— У них разная экономика. У нас не принято играть спектакли каждый день три-четыре недели подряд, а потом забывать о них. Репертуарный театр — это же не только принцип финансирования, но и образ жизни актеров, ритм их взаимодействия с публикой. Еще один фактор — публика. На Западе диалог возможен лишь на определенные темы. С американцами бессмысленно говорить о тоталитаризме: их культурная память не содержит этой информации. Дома у меня со зрителем общий культурный код и можно копать глубже.
— Каково место режиссера в современном театре?
— Оно неизменно, если это полноценный театр, а не «говорящие головы» и не коллективная читка по ролям на фоне черного бархата… Другой вопрос, может ли режиссер терроризировать труппу и добиваться при этом художественного результата. Уверен, в современном театре это невозможно, как невозможно и в политике, и в экономике. Труд холопа предельно неэффективен, потому что подоплека его — не свободное творчество, а животный страх.
— Есть ли у вас кумиры среди ваших западных коллег?
— Кумиров нет, но есть художники, творчество которых мне всегда интересно: Боб Уилсон, Пина Бауш, Робер Лепаж.
— Дают ли фестивали вроде NET срез европейской театральной жизни или они субъективны?
— Искусство и его восприятие людьми всегда субъективны. Не вижу в этом ничего дурного. Нужны разные культурные ниши: для высоколобых, для простаков, для молодых радикалов, для занудных любителей классики. Театр как место встречи всех слоев населения с тайной жизни — тоже нужен, но его не будет в избытке, можно не обольщаться.
— Какой девиз подошел бы современному театру?
— «Каждому — свое».
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
