Архивная публикация 2000 года: "Неуловимый мститель"
Продать можно все: дом, машину, родину, любовь. И иногда даже обтяпать дельце так, чтобы заработать денежки, ну, чиста, на чужой собственности.Не надо путать политику с правозащитным движением, как сказал намедни Борис Абрамович. От этого получается одна гадость навроде популизму. Мухи отдельно, котлеты отдельно. При этом желательно бесплатно и без хлеба.
Вообще, список предметов, которые нельзя путать друг с другом, можно продолжить.
Любовь -- с предохранением. Путина -- с президентом. А выборы в России -- с торжеством демократии. Абрамовича (это фамилия) -- с чукчами.
И уж конечно, когда возникает хорошее чувство, подсказывающее трепещущему сердцу, что сейчас можно будет что-то стырить, слямзить, спереть, стащить, украсть (извините за пафос), свинтить, прибрать, скоммуниздить (привет Гене1 и Гене2), свистнуть, приватизировать (привет рыжему), то есть одним словом с...ть -- о великий и могучий русский язык! -- не надо вспоминать об Уголовном кодексе, а уж тем более евангельском "не укради!".
Надо -- значит надо, товарищи. Есть потребность -- и она должна быть удовлетворена.
Кто там сказал "паскудство"?
Ладно, ближе к нашему захватывающему сюжету.
Была у Зайца избушка лубяная, а у Лисы ледяная. Натурально. Находились они на соседних дачных участках. И рядом с роскошным кирпичным трехэтажным теремом, широким, как дородная кустодиевская красавица, легонькая летняя халабуда смотрелась совсем несерьезно. Даже как, может быть, какая-то пристройка. Потому что забора между участками не было. Когда к главном дому строители пристраивали баню, то где-то на полметра баня залезла на соседний участок. Забор мешал, и его, понятно, снесли. Собственно, баня была такая массивная, что, будь она одна на участке, и сама выглядела бы как дом. Плюс к дому и бане на участке была также летняя веранда -- если придет в голову идея поспать в саду. И кухня-столовая. Тоже довольно большой двухэтажный дом из красного кирпича. Если бы не обильная зелень, заросли сирени и жасмина, все эти нагромождения выглядели бы вполне дико. Но, как известно, природа способна исправить любые просчеты строителей.
Так вот, я и говорю, что маленький розовый домик на соседнем участке воспринимался каким-то довеском к роскошному строению, этому пиршеству балок, окон, перекрытий и верандочек. Тем более что, хотя участок был довольно большой -- двенадцать соток, был он поставлен довольно близко к вышеупомянутому сооружению. Трава на втором участке была некошена и давно заглушила какую-либо культурную поросль. Шиповник разросся по забору. И вообще, домик имел вид довольно заброшенный. Хозяин наведывался сюда редко -- разве только заплатить очередной взнос.
Зато на соседнем участке жизнь била ключом. Здесь обитало большое и дружное семейство. Целый выводок бабушек и дедушек, детей, собак, кошек. Но, конечно, центром всего был хозяин дома -- Михал Михалыч. Худощавый, подтянутый мужчина, которого подчиненные называли импозантным, недруги же сравнивали его с крысенком. И правда, было что-то в его востроносом личике и серых волосах... Михал Михалыч возглавлял отдел в Минфине. Слыл хорошим, жестким профессионалом. Когда-то он работал под началом своего соседа -- обладателя летней хибары Дмитрия Сергеевича. Но когда тот пошел на повышение -- в администрацию президента, занял кресло своего бывшего шефа.
Это надо было видеть, как воскресным днем младшая дочка Михал Михалыча, очаровательное существо в мелкую блондинистую кудрю, с голубыми глазами, вытаскивает на веранду кресло-качалку для папы. И тот, погрузив в качалку свой тощий зад и обложившись журналами, которые накопились за неделю, мирно засыпал ровно через десять минут. В пять часов на веранду выносили огромный самовар, поднос с горячими пирогами (теща Михал Михалыча была ангелом домашнего очага), кринку с домашним топленым молоком, на столе выстраивалась целая гвардия из хрустальных вазочек с самым разным вареньем -- и вся семья садилась пить чай.
Вообще, лучшей рекламы для дачной жизни, чем фильм "Утомленные солнцем" и быт Михал Михалыча, я не знаю. Раз в месяц около дачи Михал Михалыча образовывалась пробка. Минфин приезжал в баню. Для этого случая специально привозили из глухой деревни Кузьмича -- сморчок-сморчком, но баню делал как никто. Травы, веники, а также самогон и соленые огурчики он привозил с собой. Бани Михал Михалыча славились по Москве. BMW, "саабы" и "мерседесы" яростно гудели около его крыльца, пока наконец все как-то не пристраивались -- кто на улице, а те, кто приехал пораньше, в хозяйском гараже. И лучшие люди общества с визгом и кряканьем ныряли в небольшой бассейник около бани.
В это время уже готовились шампуры. Розовая маринованная свинина, пересыпанная перцем, в кольцах золотого лука томилась в ведре. И сын Кузьмича готовил мангал. А вечером, когда неяркие подмосковные звезды гвоздиками утыкивали небосклон, над дачным поселком, ну назовем его Поречье, раздавалось дружное пение. "Мы дети Галактики",-- уносилось в бездонное небо.
-- А что, Дмитрий Сергеевич не ездит на дачу? -- только и спросит кто-нибудь из гостей, кивнув в сторону сиротливого розовенького домика.
-- Да что-то не видно его,-- полуподтвердит-полусогласится непонятно с кем Михал Михалыч, пуская ароматный дым из своей трубки, подаренной ему Пал Палычем Бородиным.
Вернемся, однако, к нашему второму герою. Дмитрий Сергеевич был благодетелем Михал Михалыча. Он привел милого юношу к себе в отдел, учил его чиновничьей премудрости, двигал понятливого Михаила все выше и выше, пока не сделал его своим замом. Выбор был сделан блистательно: с этого момента жизнь Дмитрия Сергеевича стала ну просто молоко и нежность. Миша освободил шефа от всякой текучки, он взял на себя все, что вызывало у того напряжение и дискомфорт. А Дмитрию Сергеевичу мягко внушил мысль, что рутина -- это не для него. Ему надо работать над глобальными проектами, составлять масштабные программы, а не в бумажках ковыряться. Через полгода после того, как Миша стал замом, Дмитрий Сергеевич мог позволить себе уже и опоздать на работу. Он порозовел, поправился, стал высыпаться: а на фига сидеть на работе допоздна, если есть молодой шустрый зам? Тогда же они и прикупили два больших дачных участка недалеко от Москвы -- чтобы не только работать, но и жить по соседству.
Когда Дмитрия Сергеевича позвали на работу в администрацию президента, Михал Михалыч был первым, кто поздравил своего шефа. Само собой подразумевалось, что на отделе останется Миша. А Дмитрий Сергеевич в шутку говаривал: "Ну, не приживусь я в Кремле, возьмешь меня, Мишка, в отдел?" Михал Михалыч краснел и говорил, что в любой момент вернется на свое место. Да что там! Начнет свой путь сначала, если то будет угодно Дмитрию Сергеевичу.
Прощальный вечер был назначен на даче Михал Михалыча. Он как-то очень стремительно отстроился, насадил жасмина, роз и сирени. Гуляли долго, сентиментально и нажрались до поросячьего визга. Зато к утру Дмитрий Сергеевич уже свято верил, что не отмерла еще старая русская традиция ученичества. Что вырастил он не только хорошего профессионала, но и друга, бери выше -- сына.
В администрации карьера Дмитрия Сергеевича не заладилась. Не то характером не сошелся с шефом. Не то, давно отвыкнув работать, ему было тяжело втянуться в ритм. Не то шестеренки не совпали. Но довольно скоро возникла, как говорила наша преподавательница журналистского мастерства Аэлита Гребенина, проблемная ситуация. Дмитрию Сергеевичу надо было уходить. Вопрос "куда?" даже не стоял. Он решил вернуться на свое старое рабочее место. И не дрогнувшей рукой он снял трубку и позвонил верному Мише.
Да, конечно, Миша был счастлив его видеть. Через пятнадцать минут уже в своем бывшем кабинете Дмитрий Сергеевич пил коньяк. Себе Миша попросил у секретарши черный кофе без сахара.
-- Ну что, братец мой,-- сказал Дмитрий Сергеевич, лаская взглядом свой кабинет и отмечая новомодные Мишкины навороты (большой аквариум у окна, новую мебель),-- надоело мне там в кремлевских коридорах дорожки вытирать. Домой хочу вернуться. Что скажешь?
Кончики Мишиных ушей порозовели.
-- Но я не могу взять вас к себе рядовым сотрудником или даже замом,-- сказал Миша.
-- Почему? -- искренне изумился Дмитрий Сергеевич.
-- Тут есть только одно место, достойное вас. Вот это.-- Миша показал ручками на стол перед собой.
-- Ну? -- сказал Дмитрий Сергеевич.
-- Но оно занято.
Не будем путать карьерные амбиции с чувством благодарности, а то получится опять-таки популизм.
Не будем также описывать сцену, которая разыгралась потом в кабинете. Не станем в лицах пересказывать то, что вечером происходило у Дмитрия Сергеевича дома и что говорили ему домашние. Его лучшие представления о человечестве были подорваны. Чудовищное предательство потрясло Дмитрия Сергеевича. Некоторые даже говорили, что у него несколько поехала крыша. Поскольку заняться ему было нечем (из администрации его выперли на пенсию), то Михал Михалыч стал его пунктиком, болезнью. Он его мало того что ненавидел. Миша воплощал для Дмитрия Сергеевича всю мерзость подлунного мира, все его коварство.
А тут еще эти дачные участки! Дело в том, что, устав от плохого настроения мужа, супруга Дмитрия Сергеевича все-таки решила построить там небольшой домик. Во-первых, по правилам на земле должно что-то стоять -- чтобы землю не отняли. Во-вторых, ее и правда грела мысль о сельской идиллии. Так возник вышеописанный розовый домик на пустыре.
Когда Дмитрий Сергеевич приехал и увидел, что получилось, и главное, осознал, как убого смотрится его домик рядом с теремом Михал Михалыча, он совсем расстроился. Жену обозвал курицей, Михал Михалыча -- сволочью (правда, слово это было сказано довольно тихо). И когда бывший подчиненный радушно пригласил Дмитрия Сергеевича в гости на чай с пирогами, приглашение принял.
В общем, все не попросту.
...А теперь мы переходим к трагической части нашего повествования. Ровно на Новый год в квартире Михал Михалыча раздался звонок. Вся семья нашего героя аккурат переживала очередной акт торжества демократии, мужественный поступок потрясающего человека, додавленного, судя по всему, уже даже не силой доводов, а чуть ли не бечевочкой, ростки консолидации общества, короче, все это новогоднее свинство. Так вот, звонит Михал Михалычу дачный сосед. Тот, который с другой стороны. С Новым годом поздравляет. Делится своими тревогами относительно новой метлы, которая чисто метет. И под конец спрашивает:
-- Ты, Миш, дачу-то свою за сколько продал?
-- То есть? -- не въезжает Миша.
-- Ну, дачу ты свою за сколько продал?
-- А я ничего не продавал,-- говорит Миша.
-- Как не продавал? Там у тебя на даче какой-то мужик уже месяц живет. Сказал, что купил у тебя дачу. Очень выгодно. Страшно доволен. Ты узнай.
Так что вместо Нового года наш Михал Михалыч завел машину и поскакал на дачу.
Приезжает. Из трубы дым поднимается. Во дворе елка стоит -- огнями светится, игрушками разукрашена. А под елкой -- полкан. Кавказская овчарка с теленка величиной. Смотрит желтыми как мед глазами на чужого, который около калитки толчется.
Михал Михалыч пощупал себе лоб, потом пульс. Потом еще раз посмотрел на дачу. Было ясно, что это не бред и не глюки. Но зайти к себе в дом он все-таки не решился.
--Эй, кто там! -- изо всех сил заорал он.
Только на третий его вопль из дома вышел улыбающийся мужик в распахнутой дубленке Михал Михалыча. Морозной пылью серебрится его морозный воротник.
-- Мужчина,-- спросил Миша,-- вы кто?
-- То есть? -- по прежнему улыбаясь, сказал мужик.
-- Вы здесь откуда? Это моя дача.
-- Я ее купил. Два месяца назад.
-- У кого?
-- У хозяина. Во всяком случае, у него были все документы на этот участок.
Миша беспомощно оглянулся. Дурной сон, начавшийся с утра, все длился и обрастал новыми безумными подробностями.
-- Но это моя дача. Моя дубленка.
-- А мне хозяин, который продавал, оставил все барахло. Сказал: бери все, что тебе надо...
-- Может быть, мы пройдем в дом?
Там мужик показал пакет документов -- все натурально. Бумажечка к бумажечке. На продажу участка 67 вместе со строениями на нем. Подпись продавца показалась Михал Михалычу знакомой. Ба! Дмитрий Сергеевич!
-- А за сколько вы ее купили? -- простонал Михал Михалыч.
Веселый мужик назвал мизерную сумму, ровно в пять раз меньше той, которую Миша потратил на все это великолепие. Миша застонал.
Но как мог Дмитрий Сергеевич продать дачу, которая ему не принадлежит?
Михал Михалыч извлек свою книжечку члена садоводческого товарищества. Ткнул ее мужику.
-- Так у вас другой номер участка, дорогой мой,-- сказал мужик, внимательно изучив документ. -- У вас участок номер 66. Вон тот.-- И показал рукой на заметенный снегом розовенький домик Дмитрия Сергеевича.
Михал Михалыч начал по мобильному звонить председательнице дачного кооператива.
-- Ой! -- сказала она. -- Вообще-то эти книжки оформлял товарищ, он свой участок давно продал. Ну помните, у леса? Так он, наверное, вам перепутал книжки. Вам выдал документы на 66-й участок, а Дмитрию Сергеевичу -- на 67-й. Он вообще такой необязательный оказался. Половину документов на строительство дороги вообще потерял. Деньги на строительство водонапорной башни куда-то делись, отчетности на них никакой. Мы с ним так намучались.
-- Но вы-то подписывали эти документы. Куда вы смотрели?
-- А я как-то не подумала, что у вас участки перепутанные. Думала, что если уж люди строят, то на своей земле.
Михал Михалыч со стоном опустился на табуретку. Между прочим -- свою!
Вечером он позвонил бывшему шефу. Ему ответил какой-то незнакомый голос.
-- Дмитрия Сергеевича, пожалуйста,-- кипя от ненависти, ласково попросил Миша.
-- А он здесь больше не живет,-- с готовностью откликнулся голос.-- Он продал квартиру и уехал к дочери в Канаду.
Так что не надо путать страшную месть с банальным воровством. А то опять-таки получится один популизм.
Продать можно все: дом, машину, родину, любовь. И иногда даже обтяпать дельце так, чтобы заработать денежки, ну, чиста, на чужой собственности.Не надо путать политику с правозащитным движением, как сказал намедни Борис Абрамович. От этого получается одна гадость навроде популизму. Мухи отдельно, котлеты отдельно. При этом желательно бесплатно и без хлеба.
Вообще, список предметов, которые нельзя путать друг с другом, можно продолжить.
Любовь -- с предохранением. Путина -- с президентом. А выборы в России -- с торжеством демократии. Абрамовича (это фамилия) -- с чукчами.
И уж конечно, когда возникает хорошее чувство, подсказывающее трепещущему сердцу, что сейчас можно будет что-то стырить, слямзить, спереть, стащить, украсть (извините за пафос), свинтить, прибрать, скоммуниздить (привет Гене1 и Гене2), свистнуть, приватизировать (привет рыжему), то есть одним словом с...ть -- о великий и могучий русский язык! -- не надо вспоминать об Уголовном кодексе, а уж тем более евангельском "не укради!".
Надо -- значит надо, товарищи. Есть потребность -- и она должна быть удовлетворена.
Кто там сказал "паскудство"?
Ладно, ближе к нашему захватывающему сюжету.
Была у Зайца избушка лубяная, а у Лисы ледяная. Натурально. Находились они на соседних дачных участках. И рядом с роскошным кирпичным трехэтажным теремом, широким, как дородная кустодиевская красавица, легонькая летняя халабуда смотрелась совсем несерьезно. Даже как, может быть, какая-то пристройка. Потому что забора между участками не было. Когда к главном дому строители пристраивали баню, то где-то на полметра баня залезла на соседний участок. Забор мешал, и его, понятно, снесли. Собственно, баня была такая массивная, что, будь она одна на участке, и сама выглядела бы как дом. Плюс к дому и бане на участке была также летняя веранда -- если придет в голову идея поспать в саду. И кухня-столовая. Тоже довольно большой двухэтажный дом из красного кирпича. Если бы не обильная зелень, заросли сирени и жасмина, все эти нагромождения выглядели бы вполне дико. Но, как известно, природа способна исправить любые просчеты строителей.
Так вот, я и говорю, что маленький розовый домик на соседнем участке воспринимался каким-то довеском к роскошному строению, этому пиршеству балок, окон, перекрытий и верандочек. Тем более что, хотя участок был довольно большой -- двенадцать соток, был он поставлен довольно близко к вышеупомянутому сооружению. Трава на втором участке была некошена и давно заглушила какую-либо культурную поросль. Шиповник разросся по забору. И вообще, домик имел вид довольно заброшенный. Хозяин наведывался сюда редко -- разве только заплатить очередной взнос.
Зато на соседнем участке жизнь била ключом. Здесь обитало большое и дружное семейство. Целый выводок бабушек и дедушек, детей, собак, кошек. Но, конечно, центром всего был хозяин дома -- Михал Михалыч. Худощавый, подтянутый мужчина, которого подчиненные называли импозантным, недруги же сравнивали его с крысенком. И правда, было что-то в его востроносом личике и серых волосах... Михал Михалыч возглавлял отдел в Минфине. Слыл хорошим, жестким профессионалом. Когда-то он работал под началом своего соседа -- обладателя летней хибары Дмитрия Сергеевича. Но когда тот пошел на повышение -- в администрацию президента, занял кресло своего бывшего шефа.
Это надо было видеть, как воскресным днем младшая дочка Михал Михалыча, очаровательное существо в мелкую блондинистую кудрю, с голубыми глазами, вытаскивает на веранду кресло-качалку для папы. И тот, погрузив в качалку свой тощий зад и обложившись журналами, которые накопились за неделю, мирно засыпал ровно через десять минут. В пять часов на веранду выносили огромный самовар, поднос с горячими пирогами (теща Михал Михалыча была ангелом домашнего очага), кринку с домашним топленым молоком, на столе выстраивалась целая гвардия из хрустальных вазочек с самым разным вареньем -- и вся семья садилась пить чай.
Вообще, лучшей рекламы для дачной жизни, чем фильм "Утомленные солнцем" и быт Михал Михалыча, я не знаю. Раз в месяц около дачи Михал Михалыча образовывалась пробка. Минфин приезжал в баню. Для этого случая специально привозили из глухой деревни Кузьмича -- сморчок-сморчком, но баню делал как никто. Травы, веники, а также самогон и соленые огурчики он привозил с собой. Бани Михал Михалыча славились по Москве. BMW, "саабы" и "мерседесы" яростно гудели около его крыльца, пока наконец все как-то не пристраивались -- кто на улице, а те, кто приехал пораньше, в хозяйском гараже. И лучшие люди общества с визгом и кряканьем ныряли в небольшой бассейник около бани.
В это время уже готовились шампуры. Розовая маринованная свинина, пересыпанная перцем, в кольцах золотого лука томилась в ведре. И сын Кузьмича готовил мангал. А вечером, когда неяркие подмосковные звезды гвоздиками утыкивали небосклон, над дачным поселком, ну назовем его Поречье, раздавалось дружное пение. "Мы дети Галактики",-- уносилось в бездонное небо.
-- А что, Дмитрий Сергеевич не ездит на дачу? -- только и спросит кто-нибудь из гостей, кивнув в сторону сиротливого розовенького домика.
-- Да что-то не видно его,-- полуподтвердит-полусогласится непонятно с кем Михал Михалыч, пуская ароматный дым из своей трубки, подаренной ему Пал Палычем Бородиным.
Вернемся, однако, к нашему второму герою. Дмитрий Сергеевич был благодетелем Михал Михалыча. Он привел милого юношу к себе в отдел, учил его чиновничьей премудрости, двигал понятливого Михаила все выше и выше, пока не сделал его своим замом. Выбор был сделан блистательно: с этого момента жизнь Дмитрия Сергеевича стала ну просто молоко и нежность. Миша освободил шефа от всякой текучки, он взял на себя все, что вызывало у того напряжение и дискомфорт. А Дмитрию Сергеевичу мягко внушил мысль, что рутина -- это не для него. Ему надо работать над глобальными проектами, составлять масштабные программы, а не в бумажках ковыряться. Через полгода после того, как Миша стал замом, Дмитрий Сергеевич мог позволить себе уже и опоздать на работу. Он порозовел, поправился, стал высыпаться: а на фига сидеть на работе допоздна, если есть молодой шустрый зам? Тогда же они и прикупили два больших дачных участка недалеко от Москвы -- чтобы не только работать, но и жить по соседству.
Когда Дмитрия Сергеевича позвали на работу в администрацию президента, Михал Михалыч был первым, кто поздравил своего шефа. Само собой подразумевалось, что на отделе останется Миша. А Дмитрий Сергеевич в шутку говаривал: "Ну, не приживусь я в Кремле, возьмешь меня, Мишка, в отдел?" Михал Михалыч краснел и говорил, что в любой момент вернется на свое место. Да что там! Начнет свой путь сначала, если то будет угодно Дмитрию Сергеевичу.
Прощальный вечер был назначен на даче Михал Михалыча. Он как-то очень стремительно отстроился, насадил жасмина, роз и сирени. Гуляли долго, сентиментально и нажрались до поросячьего визга. Зато к утру Дмитрий Сергеевич уже свято верил, что не отмерла еще старая русская традиция ученичества. Что вырастил он не только хорошего профессионала, но и друга, бери выше -- сына.
В администрации карьера Дмитрия Сергеевича не заладилась. Не то характером не сошелся с шефом. Не то, давно отвыкнув работать, ему было тяжело втянуться в ритм. Не то шестеренки не совпали. Но довольно скоро возникла, как говорила наша преподавательница журналистского мастерства Аэлита Гребенина, проблемная ситуация. Дмитрию Сергеевичу надо было уходить. Вопрос "куда?" даже не стоял. Он решил вернуться на свое старое рабочее место. И не дрогнувшей рукой он снял трубку и позвонил верному Мише.
Да, конечно, Миша был счастлив его видеть. Через пятнадцать минут уже в своем бывшем кабинете Дмитрий Сергеевич пил коньяк. Себе Миша попросил у секретарши черный кофе без сахара.
-- Ну что, братец мой,-- сказал Дмитрий Сергеевич, лаская взглядом свой кабинет и отмечая новомодные Мишкины навороты (большой аквариум у окна, новую мебель),-- надоело мне там в кремлевских коридорах дорожки вытирать. Домой хочу вернуться. Что скажешь?
Кончики Мишиных ушей порозовели.
-- Но я не могу взять вас к себе рядовым сотрудником или даже замом,-- сказал Миша.
-- Почему? -- искренне изумился Дмитрий Сергеевич.
-- Тут есть только одно место, достойное вас. Вот это.-- Миша показал ручками на стол перед собой.
-- Ну? -- сказал Дмитрий Сергеевич.
-- Но оно занято.
Не будем путать карьерные амбиции с чувством благодарности, а то получится опять-таки популизм.
Не будем также описывать сцену, которая разыгралась потом в кабинете. Не станем в лицах пересказывать то, что вечером происходило у Дмитрия Сергеевича дома и что говорили ему домашние. Его лучшие представления о человечестве были подорваны. Чудовищное предательство потрясло Дмитрия Сергеевича. Некоторые даже говорили, что у него несколько поехала крыша. Поскольку заняться ему было нечем (из администрации его выперли на пенсию), то Михал Михалыч стал его пунктиком, болезнью. Он его мало того что ненавидел. Миша воплощал для Дмитрия Сергеевича всю мерзость подлунного мира, все его коварство.
А тут еще эти дачные участки! Дело в том, что, устав от плохого настроения мужа, супруга Дмитрия Сергеевича все-таки решила построить там небольшой домик. Во-первых, по правилам на земле должно что-то стоять -- чтобы землю не отняли. Во-вторых, ее и правда грела мысль о сельской идиллии. Так возник вышеописанный розовый домик на пустыре.
Когда Дмитрий Сергеевич приехал и увидел, что получилось, и главное, осознал, как убого смотрится его домик рядом с теремом Михал Михалыча, он совсем расстроился. Жену обозвал курицей, Михал Михалыча -- сволочью (правда, слово это было сказано довольно тихо). И когда бывший подчиненный радушно пригласил Дмитрия Сергеевича в гости на чай с пирогами, приглашение принял.
В общем, все не попросту.
...А теперь мы переходим к трагической части нашего повествования. Ровно на Новый год в квартире Михал Михалыча раздался звонок. Вся семья нашего героя аккурат переживала очередной акт торжества демократии, мужественный поступок потрясающего человека, додавленного, судя по всему, уже даже не силой доводов, а чуть ли не бечевочкой, ростки консолидации общества, короче, все это новогоднее свинство. Так вот, звонит Михал Михалычу дачный сосед. Тот, который с другой стороны. С Новым годом поздравляет. Делится своими тревогами относительно новой метлы, которая чисто метет. И под конец спрашивает:
-- Ты, Миш, дачу-то свою за сколько продал?
-- То есть? -- не въезжает Миша.
-- Ну, дачу ты свою за сколько продал?
-- А я ничего не продавал,-- говорит Миша.
-- Как не продавал? Там у тебя на даче какой-то мужик уже месяц живет. Сказал, что купил у тебя дачу. Очень выгодно. Страшно доволен. Ты узнай.
Так что вместо Нового года наш Михал Михалыч завел машину и поскакал на дачу.
Приезжает. Из трубы дым поднимается. Во дворе елка стоит -- огнями светится, игрушками разукрашена. А под елкой -- полкан. Кавказская овчарка с теленка величиной. Смотрит желтыми как мед глазами на чужого, который около калитки толчется.
Михал Михалыч пощупал себе лоб, потом пульс. Потом еще раз посмотрел на дачу. Было ясно, что это не бред и не глюки. Но зайти к себе в дом он все-таки не решился.
--Эй, кто там! -- изо всех сил заорал он.
Только на третий его вопль из дома вышел улыбающийся мужик в распахнутой дубленке Михал Михалыча. Морозной пылью серебрится его морозный воротник.
-- Мужчина,-- спросил Миша,-- вы кто?
-- То есть? -- по прежнему улыбаясь, сказал мужик.
-- Вы здесь откуда? Это моя дача.
-- Я ее купил. Два месяца назад.
-- У кого?
-- У хозяина. Во всяком случае, у него были все документы на этот участок.
Миша беспомощно оглянулся. Дурной сон, начавшийся с утра, все длился и обрастал новыми безумными подробностями.
-- Но это моя дача. Моя дубленка.
-- А мне хозяин, который продавал, оставил все барахло. Сказал: бери все, что тебе надо...
-- Может быть, мы пройдем в дом?
Там мужик показал пакет документов -- все натурально. Бумажечка к бумажечке. На продажу участка 67 вместе со строениями на нем. Подпись продавца показалась Михал Михалычу знакомой. Ба! Дмитрий Сергеевич!
-- А за сколько вы ее купили? -- простонал Михал Михалыч.
Веселый мужик назвал мизерную сумму, ровно в пять раз меньше той, которую Миша потратил на все это великолепие. Миша застонал.
Но как мог Дмитрий Сергеевич продать дачу, которая ему не принадлежит?
Михал Михалыч извлек свою книжечку члена садоводческого товарищества. Ткнул ее мужику.
-- Так у вас другой номер участка, дорогой мой,-- сказал мужик, внимательно изучив документ. -- У вас участок номер 66. Вон тот.-- И показал рукой на заметенный снегом розовенький домик Дмитрия Сергеевича.
Михал Михалыч начал по мобильному звонить председательнице дачного кооператива.
-- Ой! -- сказала она. -- Вообще-то эти книжки оформлял товарищ, он свой участок давно продал. Ну помните, у леса? Так он, наверное, вам перепутал книжки. Вам выдал документы на 66-й участок, а Дмитрию Сергеевичу -- на 67-й. Он вообще такой необязательный оказался. Половину документов на строительство дороги вообще потерял. Деньги на строительство водонапорной башни куда-то делись, отчетности на них никакой. Мы с ним так намучались.
-- Но вы-то подписывали эти документы. Куда вы смотрели?
-- А я как-то не подумала, что у вас участки перепутанные. Думала, что если уж люди строят, то на своей земле.
Михал Михалыч со стоном опустился на табуретку. Между прочим -- свою!
Вечером он позвонил бывшему шефу. Ему ответил какой-то незнакомый голос.
-- Дмитрия Сергеевича, пожалуйста,-- кипя от ненависти, ласково попросил Миша.
-- А он здесь больше не живет,-- с готовностью откликнулся голос.-- Он продал квартиру и уехал к дочери в Канаду.
Так что не надо путать страшную месть с банальным воровством. А то опять-таки получится один популизм.
ИВАН ШТРАУХ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
