25 апреля 2024
USD 92.51 -0.79 EUR 98.91 -0.65
  1. Главная страница
  2. Архив
  3. Архивная публикация 2010 года: "НИКИТИЧНА И МАВРИКИЕВНА"

Архивная публикация 2010 года: "НИКИТИЧНА И МАВРИКИЕВНА"

Этот старушечий дуэт в исполнении Бориса Владимирова и Вадима Тонкова до сих пор всем помнится: социальный тип оказался бессмертным. В любой очереди, око-ло любой продукто-вой палатки, в подъ-езде почти любого дома нашего когда-то спального, а теперь вполне престижного района я наблюдаю одну и ту же пару: чуть потеплело и стал возможен уличный разговор, - две старушки беседуют о том, как все подорожало. Одна всегда чуть поинтеллигентней, а вторая чуть попроще, бывшая провинциалка - совершенно как Никитична и Маврикиевна. Этот старушечий дуэт в исполнении Бориса Владимирова и Вадима Тонкова до сих пор всем помнится: социальный тип оказался бессмертным.
Не нужно нас убеждать, господа, что всякая старость отличается жалобами и ско-пидомством. Не в них дело. А в том, что за всей этой тошнотворно-ностальгичес-кой, раздражительно-элеги-ческой грустью таится страшная догадка о несменяемости отечественных социальных типажей - это и есть главный показатель застоя, потому что в динамичной стране эти типажи меняются. В перестройку, помню (ой, что-то и у меня уже прорезались эти стариковские интонации - в войну, в перестройку, в коллективизацию), очень все боялись, как бы нам не стать развивающейся страной. Успокойтесь, граждане, не станем: мы никуда не развиваемся. Близко нет. И все типажи семидесятых, любовно удерживаемые в моей крепкой детской памяти, резвятся вокруг меня несколько утомившим, признаться, хороводом, потому что ностальгия, конечно, вещь хорошая, и остаешься как бы вечно молодым, и не чувствуешь проходящего времени, но жизнь-то проходит, и хочется, чтобы менялось вокруг что-нибудь, кроме времени года.
Никуда не делся комсомольствующий мальчик в пиджачке и галстучке, с лицом, исполненным невыносимой гнусности, только теперь он не активист ВЛКСМ, а участник форума юных инноваторов либо командир нашистской пятерки. Никуда не исчез жуликоватый, полнова-тый, юркий весельчак, который в конце семидесятых был бы вторым секретарем обкома, а сейчас заканчивает ВШЭ: путь у них один - в олигархи. И секретарша, мастерица быстро накосить салату и обслужить шефа ("У меня месячный отчет, Никодим Петрович!" - "Ну так устно подмахнем"). И учитель-новатор, травимый начальством и коллегами, но поддерживаемый детьми, уже отстроившими вокруг него секту. И армия - традиционно косная среда, но должна же и она, черт возьми, как-то инновироваться или как это называется; модернизация вооружений не может не порождать новый тип военнослужащего! Но вот, поди ж ты, баллистические ракеты наводятся, а невидимые самолеты обслуживаются теми же дуболомными командирами, зверствующими дедами и забитыми первогодками, даром что срок службы сократился вдвое. Вы скажете, что это все касается большинства населения, чья жизнь, в общем, не переменилась, - а есть ведь и превосходное меньшинство, наша надежда, боевой, так сказать, авангард, который резко изменил условия своей жизни. Он-то живет не в спальных районах, а в элитных комплексах типа"Кильватер мечты", и жена его ездит не в Египет и даже не на Бали, а на личный необитаемый остров в дебрях Микронезии… Но вот ведь закавыка - при ближайшем рассмотрении этот новый тип окажется один в один советский просвещенный министр, немного западник, большой модник, покупающий сыну Deep Рurple, а в застолье поющий все-таки песни комсо-мольской юности. И в поведенческой его матрице - ровно тот же трепет перед вышестоящим и презрение к нижестоящему, которое отличало всякого крупного производственника в СССР и каждого хилого служащего в советской очереди. Какими бы гаджетами этот наш авангард ни пользовался и на какие бы острова ни летал расслабляться в личном самолете, отделанном снаружи под мореный, а изнутри под пробковый дуб, он ровно ничем не отличается от советской элиты, разве что совести у него чуть поменьше. А предчувствие скорого конца и готовность паковать чемоданы - не сомневайтесь, те же самые.
И вот это тревожней всего. Потому что у Льюиса Кэрролла была любимая логическая загадка: какие часы хуже - те, которые всегда спешат, или те, которые дважды в сутки показывают правильное время?
Отвечаю: вторые. Потому что они стоят.

Этот старушечий дуэт в исполнении Бориса Владимирова и Вадима Тонкова до сих пор всем помнится: социальный тип оказался бессмертным. В любой очереди, око-ло любой продукто-вой палатки, в подъ-езде почти любого дома нашего когда-то спального, а теперь вполне престижного района я наблюдаю одну и ту же пару: чуть потеплело и стал возможен уличный разговор, - две старушки беседуют о том, как все подорожало. Одна всегда чуть поинтеллигентней, а вторая чуть попроще, бывшая провинциалка - совершенно как Никитична и Маврикиевна. Этот старушечий дуэт в исполнении Бориса Владимирова и Вадима Тонкова до сих пор всем помнится: социальный тип оказался бессмертным.
Не нужно нас убеждать, господа, что всякая старость отличается жалобами и ско-пидомством. Не в них дело. А в том, что за всей этой тошнотворно-ностальгичес-кой, раздражительно-элеги-ческой грустью таится страшная догадка о несменяемости отечественных социальных типажей - это и есть главный показатель застоя, потому что в динамичной стране эти типажи меняются. В перестройку, помню (ой, что-то и у меня уже прорезались эти стариковские интонации - в войну, в перестройку, в коллективизацию), очень все боялись, как бы нам не стать развивающейся страной. Успокойтесь, граждане, не станем: мы никуда не развиваемся. Близко нет. И все типажи семидесятых, любовно удерживаемые в моей крепкой детской памяти, резвятся вокруг меня несколько утомившим, признаться, хороводом, потому что ностальгия, конечно, вещь хорошая, и остаешься как бы вечно молодым, и не чувствуешь проходящего времени, но жизнь-то проходит, и хочется, чтобы менялось вокруг что-нибудь, кроме времени года.
Никуда не делся комсомольствующий мальчик в пиджачке и галстучке, с лицом, исполненным невыносимой гнусности, только теперь он не активист ВЛКСМ, а участник форума юных инноваторов либо командир нашистской пятерки. Никуда не исчез жуликоватый, полнова-тый, юркий весельчак, который в конце семидесятых был бы вторым секретарем обкома, а сейчас заканчивает ВШЭ: путь у них один - в олигархи. И секретарша, мастерица быстро накосить салату и обслужить шефа ("У меня месячный отчет, Никодим Петрович!" - "Ну так устно подмахнем"). И учитель-новатор, травимый начальством и коллегами, но поддерживаемый детьми, уже отстроившими вокруг него секту. И армия - традиционно косная среда, но должна же и она, черт возьми, как-то инновироваться или как это называется; модернизация вооружений не может не порождать новый тип военнослужащего! Но вот, поди ж ты, баллистические ракеты наводятся, а невидимые самолеты обслуживаются теми же дуболомными командирами, зверствующими дедами и забитыми первогодками, даром что срок службы сократился вдвое. Вы скажете, что это все касается большинства населения, чья жизнь, в общем, не переменилась, - а есть ведь и превосходное меньшинство, наша надежда, боевой, так сказать, авангард, который резко изменил условия своей жизни. Он-то живет не в спальных районах, а в элитных комплексах типа"Кильватер мечты", и жена его ездит не в Египет и даже не на Бали, а на личный необитаемый остров в дебрях Микронезии… Но вот ведь закавыка - при ближайшем рассмотрении этот новый тип окажется один в один советский просвещенный министр, немного западник, большой модник, покупающий сыну Deep Рurple, а в застолье поющий все-таки песни комсо-мольской юности. И в поведенческой его матрице - ровно тот же трепет перед вышестоящим и презрение к нижестоящему, которое отличало всякого крупного производственника в СССР и каждого хилого служащего в советской очереди. Какими бы гаджетами этот наш авангард ни пользовался и на какие бы острова ни летал расслабляться в личном самолете, отделанном снаружи под мореный, а изнутри под пробковый дуб, он ровно ничем не отличается от советской элиты, разве что совести у него чуть поменьше. А предчувствие скорого конца и готовность паковать чемоданы - не сомневайтесь, те же самые.
И вот это тревожней всего. Потому что у Льюиса Кэрролла была любимая логическая загадка: какие часы хуже - те, которые всегда спешат, или те, которые дважды в сутки показывают правильное время?
Отвечаю: вторые. Потому что они стоят.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».