22.05.2006 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2006 года: "О чем говорить, когда не о чем говорить"

Советское диссидентство выродилось и не стало постсоветской оппозицией. Контркультура, выйдя из подполья на свет, оказалась пшиком. Отчего так? Ниже — всего лишь субъективные наблюдения по поводу современной отечественной (в том числе политической) культуры, этакой АРТ-2006. Незадолго до своей случившейся в середине мая смерти автор «Зияющих высот» философ Александр Зиновьев пришел к выводу, что «…советская система рухнула не в силу внутренней несостоятельности. Это чепуха, она была жизнеспособной, она могла существовать вечно. Это была грандиозная диверсионная операция Запада».

Вряд ли он написал бы такое, когда сам жил на территории «диверсанта», будучи высланным из СССР за антисоветскую пропаганду. Он был одним из «махровых», то есть выдающихся, диссидентов эпохи заката советского коммунизма. И вот — на тебе, такая эволюция.

Разумеется, сама по себе ревизия собственных взглядов — не порок, а всего лишь отражение того места, которое находит (или не находит) себе философ, писатель, политолог, художник, вообще человек думающий и творящий, в меняющейся реальности. Такие люди по определению часто склонны к ИНАКОмыслию, нестандартному взгляду на реальность. В обществе тоталитарном такая способность сама по себе может приобрести политическое — диссидентское — звучание.

А еще замечено, что под диктаторским гнетом иные нации рождают больше, чем в условиях свободы. Русская нация — не исключение из этого правила. Скорее она сама — это правило в действии.

Советский Союз был системой, где была невозможна любая оппозиция. Она была запрещена, что называется, «законодательно». Сначала в рамках соответствующей резолюции Х съезда РКП(б), запретившей в партии «фракционную борьбу», потом — печально известной сталинской статьей 58 УК. Ну и не только, конечно, не только... Отмена упомянутой статьи политическую практику режима особо не изменила.

Хотя искоренить диссидентство режиму все же не удалось. Как проявление индивидуального, порой личностного, но именно неорганизованного недовольства режимом оно было сосредоточено в основном в интеллигентских, творческих и отчасти научных кругах. Представляя собой, разумеется, их ничтожное меньшинство. Так что не диссидентство свалило советский режим. Вряд ли можно утверждать, что оно его вообще подточило. Скорее, наоборот: система сгнила и умерла от безальтернативности и застоя.

В диссидентском ряду, наверное, Михаил Булгаков был в чем-то схож с философом Александром Зиновьевым. Писателя Александра Солженицына долгое время ставили в один ряд, через запятую, с академиком Андреем Сахаровым. Хотя сейчас, когда первый вещает на публику то, что он вещает, а второй, к счастью, видимо, для окончательной оценки его роли в истории, умер, не дожив до ельцинской и путинской поры, стало понятно, какая между ними колоссальная пропасть.

Диссиденты советских времен были людьми не просто мужественными, ибо само высказывание «кривых» мыслей было рискованным, порой смертельно. Многие из них были людьми в высоком смысле этого слова мыслящими, ибо в мире тотального единомыслия даже просто додуматься до того, что все может быть как-то иначе, было умственно сложно. Советское диссидентское ИНАКОмыслие было тем первым «А», которое, конечно, нужно было кому-то произнести. Про «Б» тогда никто и не спрашивал. Никто даже не догадывался, что до «Б» дело вообще дойдет.

Когда Зиновьев вышел с «Зияющими высотами», он был, безусловно, одним из самых смелых диссидентов. Когда он уже в постсоветское время писал: «Президентская власть, аппарат его администрации — это имитация советского Кремля. Но это только жалкое подражание той власти… этот пигмейский аппарат создает только видимость деятельности», то разве не напрашивается вопрос: а что, собственно, стоит за негативистскими констатациями? Это «А» уже давно сказано. Теми же диссидентами. «Б», по идее, могла бы произнести уже оппозиция, то есть организованное ИНАКОмыслие, имеющее сколько-нибудь внятную программу ИНАКОдействий. Не будем все же лукаво преувеличивать «кровавую сущность режима» — сегодня существование не только диссидентства, но и оппозиции политически возможно.

Однако вместо оппозиции на политической сцене явлено полное убожество. Политической контркультуры не получилось. У людей, называющих себя сегодня оппозицией, нет своих, отличных от властных «культурно-политических» принципов и даже манер или повадок, которые они готовы были защищать, не говоря уже о том, чтобы чем-либо пожертвовать и отправиться в ссылку в какой-нибудь Горький. Не будем в данном случае об МБХ из Краснокаменской колонии. Это особый случай, и он не так уж прост в этом смысле.

В неодиссидентах все эти люди (претендующие на звание оппозиции) оказались во многом случайно — не столько в силу каких-то решительных взглядов и открывшихся им высоких принципов, не совпавших с принципами нынешней власти, сколько в силу «подковерных обстоятельств» и непопадания в основную обойму рулящих и присматривающих за «потоками». Всех их, в сущности, объединяет лишь одно — сказать, по большому счету, им нечего.

Это отчасти напоминает технологию попадания в диссиденты при советской власти: было немало тех, кто записался в таковые, потому что оказался «лузером» Системы. Тупоголовый партком за границу не выпустил — и вот он уже диссидентствует. А выпускали бы — служил бы сладострастно адептом режима. Недаром ведь, когда «гнилая интеллигенция», что называется, поехала после горбачевской перестройки, ее креативное инакомыслие как-то разом сдулось. Выезд за границу и возможность «срубить бабла» для многих оказались венцом свободолюбивых мечтаний.

Так вот, искусство — это тоже в чем-то политика. Так было всегда. Современное искусство — не исключение. Хотя, конечно, политики в современном искусстве сейчас меньше, чем при Советах. (Впрочем, искусства в политике — тоже.) На первый план вроде бы должно выйти не «А», но уже «Б». Что вы хотите сказать, донести своим искусством, господа?

По сему поводу вспоминается история одного «притесняемого советским режимом» эстонского клавишника Рейна Раннапа. Он был славен тем тогда, что по клавишам не только пальчиками бегал, но и кулаками ипр. Создаваемую какофонию ЦК КПСС не любил. Раннапа назвали «пострадавшим» и приветили ТАМ. На одном из его первых концертов на Западе некоей всемирно известной джазовой звезде рассказали, что, мол, вот страдал человек, КГБ его гнобил. «И правильно делал», — ответила звезда.

Это вот «и правильно делал», черт возьми, подчас подло буравит мозг, когда видишь сегодня иные творения что в музыке, что в изобразительном искусстве. Эх, думаешь, нет на вас, самовлюбленных бездарей, товарища Шауро, курировавшего в ЦК вопросы культуры. Он бы и голос, глядишь, «поставил» не хуже, чем у Кобзона, и кистью бы помог овладеть до уровня хотя бы Дейнеки. Тут же себя одергиваешь, разумеется: нет, нельзя уже так, без свободы нет прогресса...

Но только почему же получается так, что когда «КГБ гнобил», то казалось, что «гнобимые» — это и есть та самая контркультура, которую только освободи, как сразу прорастут бойкие свежие всходы на ниве Свободы. Ведь пошел же на пользу — на свободе, в Америке — «бульдозерный опыт» Леонида Ильича, скажем, Шемякину. И не ему одному.

Ан у нынешних никак ничего не получается без «гнета». Проблема та же — сказать нечего. Кем бы ни был — востребованным конъюнктурщиком или неодиссидентом-неудачником.

Но это ведь не от свободы, господа бывшие товарищи! И не надо ее за это пинать. Не она виновата. Это от серости. От бездарности. Взращенной как раз прошлыми поколениями культуррегентов.

Вряд ли он написал бы такое, когда сам жил на территории «диверсанта», будучи высланным из СССР за антисоветскую пропаганду. Он был одним из «махровых», то есть выдающихся, диссидентов эпохи заката советского коммунизма. И вот — на тебе, такая эволюция.

Разумеется, сама по себе ревизия собственных взглядов — не порок, а всего лишь отражение того места, которое находит (или не находит) себе философ, писатель, политолог, художник, вообще человек думающий и творящий, в меняющейся реальности. Такие люди по определению часто склонны к ИНАКОмыслию, нестандартному взгляду на реальность. В обществе тоталитарном такая способность сама по себе может приобрести политическое — диссидентское — звучание.

А еще замечено, что под диктаторским гнетом иные нации рождают больше, чем в условиях свободы. Русская нация — не исключение из этого правила. Скорее она сама — это правило в действии.

Советский Союз был системой, где была невозможна любая оппозиция. Она была запрещена, что называется, «законодательно». Сначала в рамках соответствующей резолюции Х съезда РКП(б), запретившей в партии «фракционную борьбу», потом — печально известной сталинской статьей 58 УК. Ну и не только, конечно, не только... Отмена упомянутой статьи политическую практику режима особо не изменила.

Хотя искоренить диссидентство режиму все же не удалось. Как проявление индивидуального, порой личностного, но именно неорганизованного недовольства режимом оно было сосредоточено в основном в интеллигентских, творческих и отчасти научных кругах. Представляя собой, разумеется, их ничтожное меньшинство. Так что не диссидентство свалило советский режим. Вряд ли можно утверждать, что оно его вообще подточило. Скорее, наоборот: система сгнила и умерла от безальтернативности и застоя.

В диссидентском ряду, наверное, Михаил Булгаков был в чем-то схож с философом Александром Зиновьевым. Писателя Александра Солженицына долгое время ставили в один ряд, через запятую, с академиком Андреем Сахаровым. Хотя сейчас, когда первый вещает на публику то, что он вещает, а второй, к счастью, видимо, для окончательной оценки его роли в истории, умер, не дожив до ельцинской и путинской поры, стало понятно, какая между ними колоссальная пропасть.

Диссиденты советских времен были людьми не просто мужественными, ибо само высказывание «кривых» мыслей было рискованным, порой смертельно. Многие из них были людьми в высоком смысле этого слова мыслящими, ибо в мире тотального единомыслия даже просто додуматься до того, что все может быть как-то иначе, было умственно сложно. Советское диссидентское ИНАКОмыслие было тем первым «А», которое, конечно, нужно было кому-то произнести. Про «Б» тогда никто и не спрашивал. Никто даже не догадывался, что до «Б» дело вообще дойдет.

Когда Зиновьев вышел с «Зияющими высотами», он был, безусловно, одним из самых смелых диссидентов. Когда он уже в постсоветское время писал: «Президентская власть, аппарат его администрации — это имитация советского Кремля. Но это только жалкое подражание той власти… этот пигмейский аппарат создает только видимость деятельности», то разве не напрашивается вопрос: а что, собственно, стоит за негативистскими констатациями? Это «А» уже давно сказано. Теми же диссидентами. «Б», по идее, могла бы произнести уже оппозиция, то есть организованное ИНАКОмыслие, имеющее сколько-нибудь внятную программу ИНАКОдействий. Не будем все же лукаво преувеличивать «кровавую сущность режима» — сегодня существование не только диссидентства, но и оппозиции политически возможно.

Однако вместо оппозиции на политической сцене явлено полное убожество. Политической контркультуры не получилось. У людей, называющих себя сегодня оппозицией, нет своих, отличных от властных «культурно-политических» принципов и даже манер или повадок, которые они готовы были защищать, не говоря уже о том, чтобы чем-либо пожертвовать и отправиться в ссылку в какой-нибудь Горький. Не будем в данном случае об МБХ из Краснокаменской колонии. Это особый случай, и он не так уж прост в этом смысле.

В неодиссидентах все эти люди (претендующие на звание оппозиции) оказались во многом случайно — не столько в силу каких-то решительных взглядов и открывшихся им высоких принципов, не совпавших с принципами нынешней власти, сколько в силу «подковерных обстоятельств» и непопадания в основную обойму рулящих и присматривающих за «потоками». Всех их, в сущности, объединяет лишь одно — сказать, по большому счету, им нечего.

Это отчасти напоминает технологию попадания в диссиденты при советской власти: было немало тех, кто записался в таковые, потому что оказался «лузером» Системы. Тупоголовый партком за границу не выпустил — и вот он уже диссидентствует. А выпускали бы — служил бы сладострастно адептом режима. Недаром ведь, когда «гнилая интеллигенция», что называется, поехала после горбачевской перестройки, ее креативное инакомыслие как-то разом сдулось. Выезд за границу и возможность «срубить бабла» для многих оказались венцом свободолюбивых мечтаний.

Так вот, искусство — это тоже в чем-то политика. Так было всегда. Современное искусство — не исключение. Хотя, конечно, политики в современном искусстве сейчас меньше, чем при Советах. (Впрочем, искусства в политике — тоже.) На первый план вроде бы должно выйти не «А», но уже «Б». Что вы хотите сказать, донести своим искусством, господа?

По сему поводу вспоминается история одного «притесняемого советским режимом» эстонского клавишника Рейна Раннапа. Он был славен тем тогда, что по клавишам не только пальчиками бегал, но и кулаками ипр. Создаваемую какофонию ЦК КПСС не любил. Раннапа назвали «пострадавшим» и приветили ТАМ. На одном из его первых концертов на Западе некоей всемирно известной джазовой звезде рассказали, что, мол, вот страдал человек, КГБ его гнобил. «И правильно делал», — ответила звезда.

Это вот «и правильно делал», черт возьми, подчас подло буравит мозг, когда видишь сегодня иные творения что в музыке, что в изобразительном искусстве. Эх, думаешь, нет на вас, самовлюбленных бездарей, товарища Шауро, курировавшего в ЦК вопросы культуры. Он бы и голос, глядишь, «поставил» не хуже, чем у Кобзона, и кистью бы помог овладеть до уровня хотя бы Дейнеки. Тут же себя одергиваешь, разумеется: нет, нельзя уже так, без свободы нет прогресса...

Но только почему же получается так, что когда «КГБ гнобил», то казалось, что «гнобимые» — это и есть та самая контркультура, которую только освободи, как сразу прорастут бойкие свежие всходы на ниве Свободы. Ведь пошел же на пользу — на свободе, в Америке — «бульдозерный опыт» Леонида Ильича, скажем, Шемякину. И не ему одному.

Ан у нынешних никак ничего не получается без «гнета». Проблема та же — сказать нечего. Кем бы ни был — востребованным конъюнктурщиком или неодиссидентом-неудачником.

Но это ведь не от свободы, господа бывшие товарищи! И не надо ее за это пинать. Не она виновата. Это от серости. От бездарности. Взращенной как раз прошлыми поколениями культуррегентов.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».