Архивная публикация 2007 года: "О привкусах больших целей"
В 90-е годы учился у меня талантливый студент. Назовем его Юрием. Написал он сначала диплом, а потом и магистерскую диссертацию выдающимся образом, на уровне кандидатской. Потом уехал учиться в США.В 1998 году я читал лекции в университете в Мемфисе, штат Теннесси. Вдруг звонок от Юрия, он в этом же штате, в Нэшвилле, уже в аспирантуре.
Договорились повидаться. Приезжает он ко мне со своей девушкой, студенткой «из Союза», точнее — из Грузии. Девушка учится на медицинском, подрабатывает дежурной медсестрой. Он купил машину, старую «импалу» за $500, она за $3 тыс. оплатила ему годовую страховку.
Рассказали, как живут и учатся. Юра оброс, как Маркс, гривой и бородой, глаза лихорадочно блестят, осунулся, все время работает, даже спит чаще всего на диване на кафедре. Чтобы время не терять на дорогу. Девушка-грузинка грустно кивала, мол, правда, домой спать часто не приходит — весь в науке.
Сейчас все мысли его были связаны с подготовкой статьи в соавторстве с научным руководителем по проблемам эластичности спроса от динамики различных компонентов дохода. Если успеют, то публикация выйдет в университетском вестнике до конца года. Я спросил о конечной цели его усилий, он быстро сверкнул глазами в ответ: Нобелевская премия по экономике. Я сказал, что чаще всего ее присуждают за работу, написанную 30—40 лет назад, а до этого момента не все догадываются, что ты такой способный. Он ответил, что это не важно, важна среда амбициозных коллег, образ жизни. Тут я обычно пасую, поскольку образ жизни для меня — святое, уж точно нет товарищей ни на вкус, ни на цвет.
Года три спустя он внезапно навестил меня в Москве. Приехал из Торонто, привез в подарок сироп «Кленовый лист». Юра был таким же одержимым, Нобелевская казалась ему ближе, про девушку-грузинку вспоминал с трудом, морщась, и про ее дальнейшую судьбу поведать не мог. Очень хвалил какой-то колледж, где обитал сейчас, который, несмотря на то, что я про него слышал впервые, с его слов, входил в дюжину лучших в Северной Америке по показателю цитируемости по какой-то узкой проблематике.
Я поинтересовался, не собирается ли он возвращаться на родину, возможности и деньги здесь уже были сопоставимыми с Америкой. Он посмотрел на меня как-то дико, будто я предложил ему что-то неприличное. После некоторой паузы ответил, тщательно подбирая слова: «В условиях институционального хаоса и полной непредсказуемости завтрашнего дня жизнь лишена ценности ожидаемого, заслуженного успеха». Я уточнил: «А чем успех неожиданный, если это успех, хуже успеха спланированного?» Он ответил, что разница не в том, что хуже, а в том, как если бы речь шла о разнице между миллионом долларов, найденным на дороге, и миллионом заработанным. «А-а-а... — протянул я, — тогда понятно». На том и расстались.
А в эти майские праздники Юра объявился в Москве. Он рассказывал, так же лихорадочно поблескивая глазами, что работает в интереснейшем бизнесе по производству снэков, прилетел из Нью-Йорка с желанием революционизировать нашу индустрию закусок, типа чипсов, крекеров и луковых колец. Он считает, что все вкусы-привкусы снэков, которые нужны людям, рождаются в ресторанах. Огромное число чипсов делается на основе вкуса английского сыра чеддер. В последние годы силу набрал вкус японского соуса териаки. Перчики-халапеньи стали страшно популярны, но мало кто знает про них. Он собирается ходить по московским ресторанам и подсматривать наиболее популярные у москвичей приправы в соусах.
Я попросил его создать чипсы с моими любимыми вкусами борща с мясом и сметаной, вырезки с жареной картошкой и маринованным огурцом, ну и, конечно, сосисок с яичницей на помидорах. Юра серьезно ответил, что о рыночной перспективе того или иного вкуса можно будет говорить лишь после анализа статистики заказанных москвичами блюд. Я не стал спрашивать про его нобелевскую мечту: он выглядел таким цельным и одержимым.
Мне ведь и так ясно, что привкусы больших целей с годами меняются…
В 90-е годы учился у меня талантливый студент. Назовем его Юрием. Написал он сначала диплом, а потом и магистерскую диссертацию выдающимся образом, на уровне кандидатской. Потом уехал учиться в США.В 1998 году я читал лекции в университете в Мемфисе, штат Теннесси. Вдруг звонок от Юрия, он в этом же штате, в Нэшвилле, уже в аспирантуре.
Договорились повидаться. Приезжает он ко мне со своей девушкой, студенткой «из Союза», точнее — из Грузии. Девушка учится на медицинском, подрабатывает дежурной медсестрой. Он купил машину, старую «импалу» за $500, она за $3 тыс. оплатила ему годовую страховку.
Рассказали, как живут и учатся. Юра оброс, как Маркс, гривой и бородой, глаза лихорадочно блестят, осунулся, все время работает, даже спит чаще всего на диване на кафедре. Чтобы время не терять на дорогу. Девушка-грузинка грустно кивала, мол, правда, домой спать часто не приходит — весь в науке.
Сейчас все мысли его были связаны с подготовкой статьи в соавторстве с научным руководителем по проблемам эластичности спроса от динамики различных компонентов дохода. Если успеют, то публикация выйдет в университетском вестнике до конца года. Я спросил о конечной цели его усилий, он быстро сверкнул глазами в ответ: Нобелевская премия по экономике. Я сказал, что чаще всего ее присуждают за работу, написанную 30—40 лет назад, а до этого момента не все догадываются, что ты такой способный. Он ответил, что это не важно, важна среда амбициозных коллег, образ жизни. Тут я обычно пасую, поскольку образ жизни для меня — святое, уж точно нет товарищей ни на вкус, ни на цвет.
Года три спустя он внезапно навестил меня в Москве. Приехал из Торонто, привез в подарок сироп «Кленовый лист». Юра был таким же одержимым, Нобелевская казалась ему ближе, про девушку-грузинку вспоминал с трудом, морщась, и про ее дальнейшую судьбу поведать не мог. Очень хвалил какой-то колледж, где обитал сейчас, который, несмотря на то, что я про него слышал впервые, с его слов, входил в дюжину лучших в Северной Америке по показателю цитируемости по какой-то узкой проблематике.
Я поинтересовался, не собирается ли он возвращаться на родину, возможности и деньги здесь уже были сопоставимыми с Америкой. Он посмотрел на меня как-то дико, будто я предложил ему что-то неприличное. После некоторой паузы ответил, тщательно подбирая слова: «В условиях институционального хаоса и полной непредсказуемости завтрашнего дня жизнь лишена ценности ожидаемого, заслуженного успеха». Я уточнил: «А чем успех неожиданный, если это успех, хуже успеха спланированного?» Он ответил, что разница не в том, что хуже, а в том, как если бы речь шла о разнице между миллионом долларов, найденным на дороге, и миллионом заработанным. «А-а-а... — протянул я, — тогда понятно». На том и расстались.
А в эти майские праздники Юра объявился в Москве. Он рассказывал, так же лихорадочно поблескивая глазами, что работает в интереснейшем бизнесе по производству снэков, прилетел из Нью-Йорка с желанием революционизировать нашу индустрию закусок, типа чипсов, крекеров и луковых колец. Он считает, что все вкусы-привкусы снэков, которые нужны людям, рождаются в ресторанах. Огромное число чипсов делается на основе вкуса английского сыра чеддер. В последние годы силу набрал вкус японского соуса териаки. Перчики-халапеньи стали страшно популярны, но мало кто знает про них. Он собирается ходить по московским ресторанам и подсматривать наиболее популярные у москвичей приправы в соусах.
Я попросил его создать чипсы с моими любимыми вкусами борща с мясом и сметаной, вырезки с жареной картошкой и маринованным огурцом, ну и, конечно, сосисок с яичницей на помидорах. Юра серьезно ответил, что о рыночной перспективе того или иного вкуса можно будет говорить лишь после анализа статистики заказанных москвичами блюд. Я не стал спрашивать про его нобелевскую мечту: он выглядел таким цельным и одержимым.
Мне ведь и так ясно, что привкусы больших целей с годами меняются…
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
