Архивная публикация 2008 года: "О сомнительных наклонностях"
По одной из распространенных версий, странное имя «Уленшпигель» происходит от средненижненемецкого Ul’n spegel, в переводе обозначающего «Лизни меня в зад».Что же, вполне может быть. В старые времена непристойности составляли существенную часть шутовского репертуара. Показать голый зад, с шумом выпустить воздух, рыгнуть... ну и, конечно, пройтись по поводу бесконечной темы межполовых отношений. В сущности, и сегодня многие комики используют подобные шутки в своих программах.
Я должен признаться, что и сам склонен к подобного рода юмору. Такой уж я уродился — ничего не поделаешь. Конечно, можно быть остроумным и не используя постоянные отсылки к разнообразным частям и функциям человеческого тела. Можно так, но можно и по-другому. Я вот являюсь мастером непристойной шутки.
К сожалению, читатели «Профиля» до сих пор почти не имели возможности ознакомиться с моими возможностями в этой области. И не потому, что мне не разрешает редакция. Проблема главным образом языковая. Шутки «ниже пояса» тоже бывают разными. Одно дело просто употребить скабрезное слово — это может каждый дурак. И совсем другое — лишь намекнуть на непристойность — так, чтобы только читатель с фантазией понял, о чем речь, а невинные духом ничего не заметили.
Я легко проделываю подобное на родном языке. Однако эта колонка пишется по-немецки, а затем переводится на русский. И то, что работает в одном языке, далеко не всегда возможно в другом. Возьмем, к примеру, немецкое выражение jemandem die Stange halten (буквально «протянуть кому-то палку») со значением «поддерживать», «вставать на чью-то сторону». Идиома, возникшая еще в Средневековье, во времена рыцарских турниров на пиках и копьях. И однажды, когда немецкий министр обороны уволил подчиненного генерала, заподозренного в гомосексуальных отношениях, он очутился под резкой критикой оппозиции. Тогда, как говорили, остряки, бундесканцлер «протянул своему министру палку». Шутка без объяснений в переводе непонятная, а с объяснениями — несмешная.
Конечно, двусмысленные шутки возможны и на русском. Но я их знаю слишком мало и с трудом могу судить, насколько свежо или затерто звучит та или иная острота. Такова вторая проблема с использованием скабрезностей в неродном языке: иностранцу почти невозможно правильно почувствовать контекст. Даже если шутка придумана, каков ее уровень: детсадовский анекдот, солдатский юмор или изысканная двусмысленность, достойная самых острых умов?
Конечно, можно попросить переводчика придумать пару неприличных острот и вставить их в подходящее место. Мне тогда останется только оценить их и утвердить. Однако это отнюдь не лучшее решение для ценящего себя колумниста. Мне хочется творить самому!
Кроме того, требования русской публики в этой области очень высоки. Русские убеждены, что ни в одном языке нет таких возможностей, какие дает русский мат.
Это, конечно, ерунда. «Уникальный» русский мат почти один в один переводится, например, на испанский, и испанцы столь же изобретательны в его употреблении. Остальное же — дело вкуса: что выразительнее — немецкие ругательства на тему пищеварения, русские — на тему секса или итальянские, объединяющие оба направления и еще добавляющие религиозной тематики, например поминающие деву Марию во всех возможных контекстах.
Впрочем, мы отвлеклись: нас интересуют не богохульства, а смех. С другой стороны, между шутками и ругательствами есть взаимосвязь. Непристойность ругательств и проклятий также связана с их табуированностью. При упоминании чего-то, что запрещено упоминать, происходит ломка шаблона, провоцирующая или веселье, или шок. Поэтому соленые шутки невысоко ценятся — они апеллируют к низменным инстинктам человека, вызывая рефлекторную реакцию. Считается, что для такого остроумия большого ума не нужно.
Табуированность ругательств, однако, действительно ставит русский язык в особое положение. Ни в каком другом языке грязные ругательства не распространены так широко и в то же время не табуированы так сильно, как в русском. Немцы гораздо реже используют ругательства, однако большая часть их вполне употребима в самых разнообразных обстоятельствах, порой даже в письменной речи. Ситуации, когда употребление того или иного непристойного выражения является абсолютно невозможным, достаточно редки. Отсутствие табуированности лишает непристойность выразительности. Само по себе ругательство не может быть более или менее экспрессивным — таковым его делает общественное восприятие. И поскольку без табуированности рискованная шутка не является ни рискованной, ни остроумной,
я намереваюсь и впредь быть сдержанным в использовании бесценной лексики — для того чтобы не лишать ее силы. Разве что иногда, к месту...
По одной из распространенных версий, странное имя «Уленшпигель» происходит от средненижненемецкого Ul’n spegel, в переводе обозначающего «Лизни меня в зад».Что же, вполне может быть. В старые времена непристойности составляли существенную часть шутовского репертуара. Показать голый зад, с шумом выпустить воздух, рыгнуть... ну и, конечно, пройтись по поводу бесконечной темы межполовых отношений. В сущности, и сегодня многие комики используют подобные шутки в своих программах.
Я должен признаться, что и сам склонен к подобного рода юмору. Такой уж я уродился — ничего не поделаешь. Конечно, можно быть остроумным и не используя постоянные отсылки к разнообразным частям и функциям человеческого тела. Можно так, но можно и по-другому. Я вот являюсь мастером непристойной шутки.
К сожалению, читатели «Профиля» до сих пор почти не имели возможности ознакомиться с моими возможностями в этой области. И не потому, что мне не разрешает редакция. Проблема главным образом языковая. Шутки «ниже пояса» тоже бывают разными. Одно дело просто употребить скабрезное слово — это может каждый дурак. И совсем другое — лишь намекнуть на непристойность — так, чтобы только читатель с фантазией понял, о чем речь, а невинные духом ничего не заметили.
Я легко проделываю подобное на родном языке. Однако эта колонка пишется по-немецки, а затем переводится на русский. И то, что работает в одном языке, далеко не всегда возможно в другом. Возьмем, к примеру, немецкое выражение jemandem die Stange halten (буквально «протянуть кому-то палку») со значением «поддерживать», «вставать на чью-то сторону». Идиома, возникшая еще в Средневековье, во времена рыцарских турниров на пиках и копьях. И однажды, когда немецкий министр обороны уволил подчиненного генерала, заподозренного в гомосексуальных отношениях, он очутился под резкой критикой оппозиции. Тогда, как говорили, остряки, бундесканцлер «протянул своему министру палку». Шутка без объяснений в переводе непонятная, а с объяснениями — несмешная.
Конечно, двусмысленные шутки возможны и на русском. Но я их знаю слишком мало и с трудом могу судить, насколько свежо или затерто звучит та или иная острота. Такова вторая проблема с использованием скабрезностей в неродном языке: иностранцу почти невозможно правильно почувствовать контекст. Даже если шутка придумана, каков ее уровень: детсадовский анекдот, солдатский юмор или изысканная двусмысленность, достойная самых острых умов?
Конечно, можно попросить переводчика придумать пару неприличных острот и вставить их в подходящее место. Мне тогда останется только оценить их и утвердить. Однако это отнюдь не лучшее решение для ценящего себя колумниста. Мне хочется творить самому!
Кроме того, требования русской публики в этой области очень высоки. Русские убеждены, что ни в одном языке нет таких возможностей, какие дает русский мат.
Это, конечно, ерунда. «Уникальный» русский мат почти один в один переводится, например, на испанский, и испанцы столь же изобретательны в его употреблении. Остальное же — дело вкуса: что выразительнее — немецкие ругательства на тему пищеварения, русские — на тему секса или итальянские, объединяющие оба направления и еще добавляющие религиозной тематики, например поминающие деву Марию во всех возможных контекстах.
Впрочем, мы отвлеклись: нас интересуют не богохульства, а смех. С другой стороны, между шутками и ругательствами есть взаимосвязь. Непристойность ругательств и проклятий также связана с их табуированностью. При упоминании чего-то, что запрещено упоминать, происходит ломка шаблона, провоцирующая или веселье, или шок. Поэтому соленые шутки невысоко ценятся — они апеллируют к низменным инстинктам человека, вызывая рефлекторную реакцию. Считается, что для такого остроумия большого ума не нужно.
Табуированность ругательств, однако, действительно ставит русский язык в особое положение. Ни в каком другом языке грязные ругательства не распространены так широко и в то же время не табуированы так сильно, как в русском. Немцы гораздо реже используют ругательства, однако большая часть их вполне употребима в самых разнообразных обстоятельствах, порой даже в письменной речи. Ситуации, когда употребление того или иного непристойного выражения является абсолютно невозможным, достаточно редки. Отсутствие табуированности лишает непристойность выразительности. Само по себе ругательство не может быть более или менее экспрессивным — таковым его делает общественное восприятие. И поскольку без табуированности рискованная шутка не является ни рискованной, ни остроумной,
я намереваюсь и впредь быть сдержанным в использовании бесценной лексики — для того чтобы не лишать ее силы. Разве что иногда, к месту...
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
