29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2007 года: "ОБРАЗОВАНИЕ: ТЮНИНГ ВМЕСТО РЕФОРМ"

Архивная публикация 2007 года: "ОБРАЗОВАНИЕ: ТЮНИНГ ВМЕСТО РЕФОРМ"

Пятнадцать лет реформ российского образования дали только один ощутимый результат: потеряны главные ценности советской школы — фундаментальность и преемственность.Школа, которую мы потеряли

Советская система образования начала формироваться в 30-е годы — собственно, вместе с той страной, в которой мы до сих пор живем. Поэтому, естественно, «чертежи» советской школы нельзя рассматривать в отрыве от задач империи, которой тогда предстояло собраться по молекулам из хаоса революций и разрухи, выиграть Вторую мировую и участвовать в борьбе за глобальное лидерство — военное, политическое, экономическое, технологическое, научное, культурное.

Задачи-то глобальные. Но решают их все равно люди. Те самые «кадры», которые «решают всё». Кадры нужно выращивать, учить, воспитывать. Для этого и есть школа — и средняя, и высшая.

Советская модель образования, унаследовав лучшие черты классической «прусской школы», изначально совершенно естественным образом покоилась на нескольких краеугольных камнях.

— Принцип всеобщего, обязательного, охраняемого законом образования. Логика совершенно естественная: страна огромная, а людей — негусто (для таких территорий, разумеется); от каждого гражданина должен быть толк в народном хозяйстве, а от неуча — какой толк?

— Принцип бесплатного образования на всех уровнях: дошкольном, начальном, среднем, среднем специальном, высшем, высшем академическом.

— Принцип обязательного формирования не только механически усваиваемых знаний, но и умений и навыков применения знаний на практике.

— Принцип формирования у школьников на уроках гуманитарного цикла активной гражданской позиции.

— Принцип единства учебного и воспитательного процесса, в ходе которого созидается личность.

— Государственная пропаганда престижности образования.

До 80-х годов советское образование подвергалось многочисленным реформам — более или менее обоснованным, более или менее удачным. Но вышеперечисленные базовые основы оставались неприкосновенными.

Отчет о «достижениях» либеральных реформ

Аккурат к 1991 году все глобальные задачи были, вероятно, решены и никаких других глобальных задач уже не осталось. После развала СССР реформаторы, пришедшие к власти, взялись и за образование.

Стартовали реформы в 1992 году и с самого начала финансировались за счет иностранных займов: основными источниками были Всемирный банк и Фонд Сороса. Главной целью заявленных преобразований стал переход на единую оценку результатов школьного обучения, что в 2001 году трансформировалось в идею пресловутого ЕГЭ — единого государственного экзамена, а также в реформу высшей школы. Теперь она должна стать двухступенчатой: сначала бакалавриат с общей подготовкой, затем магистратура, дающая уже специальные знания.

Что касается собственно школы: она утратила свою главную функцию — не только обучение, но и воспитание. Такое понятие просто выведено за рамки учебного процесса. Что бы ни говорили о советской системе образования, она безусловно обеспечивала фундаментальность знаний и именно на этой базе создавала возможность формирования самостоятельной личности. С этой точки зрения образовательная система была сильнее идеологических присадок к ней. Пресловутой «кухонной интеллигенции» просто неоткуда было взяться, если бы не советская система образования. Не говоря уже о великой науке и культуре. Прагматизация (примитивное «тюнингование» под западные стандарты) подрывает способность школы готовить самостоятельно мыслящих людей, способных создавать новый интеллектуальный продукт, зато формирует пластичных потребителей.

Старые стандарты образования, формировавшиеся десятилетиями, оказались разрушены, а новые не созданы. Последнюю жалкую попытку утвердить эти стандарты предпринял за полгода до своей отставки, в 2004 году, бывший министр образования Владимир Филиппов. Притом сделано это было приказом, а нормативная база требует принятия на этот счет федерального закона. По словам президента Всероссийского фонда образования, академика РАЕН Сергея Комкова, в результате сегодня каждый учитель учит на свой страх и риск чему может и как может.

Еще одним следствием реформы стала потеря педагогических кадров. В обычной массовой школе остались за редкими исключениями либо пенсионеры, которым попросту некуда уходить и которые имеют к нищенской учительской зарплате добавку в виде пенсии, либо необтесавшаяся молодежь без опыта, без преподавательского багажа. И процесс деградации преподавательского состава, по мнению экспертов, продолжится, поскольку нормативы оплаты учительского труда не отработаны. Гранты, выделяемые в рамках нацпроекта «Образование», ситуацию пока не спасают, так как получает их один из тысячи учителей.

Загублена сельская школа. По статистике, в год на селе закрывается порядка 500—600 школ, а за 12 последних лет в России закрылось около 6 тыс. сельских школ. Если этот процесс будет продолжаться, то село вскорости попросту вымрет: закрытие деревенской школы, остающейся во многих населенных пунктах единственным культурным центром, автоматически означает отъезд всех молодых семей с детьми.

Реформаторы считают, что России необходимо в организации обучения на селе использовать американский опыт. Упирая на географическую схожесть и такие же огромные пространства, они предлагают закрывать малокомплектные школы и открывать в крупных центрах так называемые «свозные» учебные комплексы. За образец должны браться корпуса школ в США с огромными библиотеками, компьютерным оснащением и современными лабораториями. Но трезвомыслящим экспертам такие планы кажутся утопичными, хотя бы из-за сложностей по перевозке детей. Российский климат и состояние дорог далеко не всегда позволяют доставлять школьников автобусами, а транспортировка на вертолетах, как отмечают специалисты, и небезопасна, и, главное, запредельно дорога.

За годы реформаторства в образовании в стране появилась целая армия беспризорных детей. По данным ЮНЕСКО, в России не посещают школу 2,5 млн. детей. Как правило, это дети бомжей, дети из неблагополучных и малообеспеченных семей, которые попросту не хотят ее посещать, а родителям наплевать на это. Таким образом, еще одна проблема — образование в детских домах и интернатах. То финансовое положение, в которое попали эти заведения в последнее время, заставляет их воспитанников бежать оттуда, в результате чего в стране с каждым годом увеличивается число беспризорников.

ЕГЭпопея продолжается

Главным аргументом в пользу введения ЕГЭ, который с 2009 года станет обязательным во всех российских школах, у наших «либералов», как всегда, является искоренение коррупции. Для чего достаточно упростить, унифицировать и предельно формализовать процедуру экзамена. В идеале — до степени, при которой экзамен может принимать компьютер. Насколько это в реальности способствует снижению коррупции, а не появлению ее новых форм — вопрос спорный. А то, что процедуру оценки человеческих знаний и способностей формализовать невозможно в принципе, для любого нормального человека в общем-то бесспорно. Факт, что единый госэкзамен не только осуждают многие учителя, но и не признают ведущие вузы страны, включая МГУ. Строго говоря, элитарные вузы всегда найдут способ дополнить ЕГЭ своим особым механизмом отбора. Таким образом, единый госэкзамен останется «единым» только для «второго сорта».

Эксперимент с внедрением ЕГЭ начался в 2001 году, и именно с этого времени, как свидетельствует Сергей Комков, общий уровень образования в средней школе резко пошел на спад: «Творческие выпускные работы подменили тестовыми формами оценки знаний. И если этот процесс не прекратить, то вся учеба в старших классах превратится в банальное натаскивание детей на тестовые формы. Прекратится проведение творческих семинаров, лекций, конкурсов. Они станут ненужным элементом. Что уже сегодня наблюдается в целом ряде школ не только на периферии, но и в Москве».

Крайне опасным ряд экспертов считает переход финансирования системы образования на нормативно-подушный принцип. Для этого в первую очередь необходимо определить норматив средств на одного ученика и, исходя из числа учащихся, выделять деньги учебному заведению. При этом, как свидетельствует Сергей Комков, «объяснить принцип подсчета этой суммы, попросту взятой с потолка, никто из чиновников не может». Подушную систему хотят внедрить и в высшей школе. Понятно, что при этом сумма выплат оказывается завязанной на результаты ЕГЭ. В подушной системе есть, безусловно, рациональное зерно. Но при этом ясно, что многие школы и вузы вынуждены будут просто закрыться. И главной жертвой, по мнению Комкова, станут школы в малонаселенных городах и селах: «Это окончательно доведет до ручки сельскую школу. Даже в Москве и других городах-миллионниках приведет к катастрофическим последствиям».

По словам президента Всероссийского фонда образования, уже сейчас из-за новой системы во многих московских школах вынуждены отказываться от услуг психологов, преподавателей информатики, социальных педагогов, руководителей кружков и секций из-за банальной нехватки денег: «А если вспомнить, что в ближайшие несколько лет мы войдем в демографическую яму, причиной которой стал дефолт 98-го года, и количество детей в школах будет сокращаться как минимум 10 лет, это означает, что все расходы на среднее образование резко пойдут вниз».

Прагматизация = коммерциализация?

Многие эксперты видят подспудную цель реформ в переходе на платную систему образования в высшей школе, для чего ее требуется перевести на двухступенчатую систему: бакалавриат и магистратуру. Защитники преобразований приводят в качестве аргумента тот факт, что этого якобы требует Болонская конвенция — договор от 1999 года, согласно которому страны, его заключившие, признают дипломы друг друга.

Однако, по словам Сергея Комкова, в конвенции нет ни намека на такие требования, и переход на два уровня «вышки» «есть лишь пожелание наших доморощенных реформаторов»: «В документе как раз записано, что каждая страна развивает систему высшего профессионального образования в соответствии со сложившимися национальными традициями. Единственное, чего требует Болонская конвенция, — это согласования программ, учебных стандартов и оценки знаний. Все это вполне укладывается в нашу традиционную систему подготовки специалистов. Поэтому разделение на бакалавриат и магистратуру — абсолютно ненужная вещь. В европейских странах оно оправдано сложившейся исторической традицией. Но у нас это в корне противоречит концепции подготовки целостного специалиста, когда специализированная подготовка чаще всего начинается с первого курса. Обучить человека общему набору знаний в течение четырех лет, а потом за пару лет его специализировать — значит получить в результате недоучку. Поэтому зачем нам отказываться от той системы, которая всегда вызывала только зависть у мирового сообщества и которую пристально изучает Европа?»

Сергей Комков уверен, что магистратуру планируют сделать по большей части платной: «Бюджетных мест в ней будет только 20% — то есть продолжить обучение по специальности бесплатно сможет только каждый пятый. Остальным придется выложить очень приличные деньги. Фактически это решение отсекает возможность многим одаренным специалистам получить магистерское образование. В бакалавриате бюджетными останется только половина мест. Мы видим, что их количество стремительно сокращается с каждым годом».

Удивительно, что наступление идет прежде всего на гуманитариев, в основном непрофильных вузов. Помимо экономических, юридических и политологических специальностей главные претенденты на вылет из «бюджетной обоймы» — педагоги. Министр образования Фурсенко подкрепляет свою позицию тем, что и так лишь 30% выпускников пединститутов идут работать по специальности. Такой путь Комков характеризует не иначе как «порочный». Адекватным ответом на нежелание идти работать в школу стало бы, по его мнению, повышение зарплаты и социального статуса учителя: «При таком подходе мы уже через несколько лет столкнемся с острейшей нехваткой педагогических кадров».

А сокращение «бюджетников» в вузах — это «контрольный выстрел» в подготовку научных кадров. Магистратура чаще всего заканчивается написанием диссертации и присвоением степени PHD. Эксперты уверены, что многие студенты на этом успокоятся и в науку пойдут единицы, поскольку обучаться дальше в аспирантуре станет непосильным материальным бременем: по планам реформы, бюджетных мест там не будет вообще.

Тезис о том, что реформированная система образования не способна готовить думающих, полноценных личностей и попросту «не заточена» под это, подкрепляют исследования специализированного агентства «РейтОР». Согласно полученным данным, на которые опирается нынешняя система образования, сегодняшние работодатели ценят в выпускниках вовсе не набор знаний и умений, а такие качества, как корпоративность, исполнительность, креативность. «Западным компаниям не нужны мыслящие специалисты, — полагает Сергей Комков. — Им нужны только грамотные, быстрые, толковые исполнители, и не более того. Но если мы пойдем по пути подготовки именно таких «болванчиков», в скором времени страна лишится экономической базы. Развивать собственные производство и экономические структуры без думающих специалистов невозможно. Понятно, что никакому западному менеджеру развитие производства в России не нужно».

Пятнадцать лет реформ российского образования дали только один ощутимый результат: потеряны главные ценности советской школы — фундаментальность и преемственность.Школа, которую мы потеряли

Советская система образования начала формироваться в 30-е годы — собственно, вместе с той страной, в которой мы до сих пор живем. Поэтому, естественно, «чертежи» советской школы нельзя рассматривать в отрыве от задач империи, которой тогда предстояло собраться по молекулам из хаоса революций и разрухи, выиграть Вторую мировую и участвовать в борьбе за глобальное лидерство — военное, политическое, экономическое, технологическое, научное, культурное.

Задачи-то глобальные. Но решают их все равно люди. Те самые «кадры», которые «решают всё». Кадры нужно выращивать, учить, воспитывать. Для этого и есть школа — и средняя, и высшая.

Советская модель образования, унаследовав лучшие черты классической «прусской школы», изначально совершенно естественным образом покоилась на нескольких краеугольных камнях.

— Принцип всеобщего, обязательного, охраняемого законом образования. Логика совершенно естественная: страна огромная, а людей — негусто (для таких территорий, разумеется); от каждого гражданина должен быть толк в народном хозяйстве, а от неуча — какой толк?

— Принцип бесплатного образования на всех уровнях: дошкольном, начальном, среднем, среднем специальном, высшем, высшем академическом.

— Принцип обязательного формирования не только механически усваиваемых знаний, но и умений и навыков применения знаний на практике.

— Принцип формирования у школьников на уроках гуманитарного цикла активной гражданской позиции.

— Принцип единства учебного и воспитательного процесса, в ходе которого созидается личность.

— Государственная пропаганда престижности образования.

До 80-х годов советское образование подвергалось многочисленным реформам — более или менее обоснованным, более или менее удачным. Но вышеперечисленные базовые основы оставались неприкосновенными.

Отчет о «достижениях» либеральных реформ

Аккурат к 1991 году все глобальные задачи были, вероятно, решены и никаких других глобальных задач уже не осталось. После развала СССР реформаторы, пришедшие к власти, взялись и за образование.

Стартовали реформы в 1992 году и с самого начала финансировались за счет иностранных займов: основными источниками были Всемирный банк и Фонд Сороса. Главной целью заявленных преобразований стал переход на единую оценку результатов школьного обучения, что в 2001 году трансформировалось в идею пресловутого ЕГЭ — единого государственного экзамена, а также в реформу высшей школы. Теперь она должна стать двухступенчатой: сначала бакалавриат с общей подготовкой, затем магистратура, дающая уже специальные знания.

Что касается собственно школы: она утратила свою главную функцию — не только обучение, но и воспитание. Такое понятие просто выведено за рамки учебного процесса. Что бы ни говорили о советской системе образования, она безусловно обеспечивала фундаментальность знаний и именно на этой базе создавала возможность формирования самостоятельной личности. С этой точки зрения образовательная система была сильнее идеологических присадок к ней. Пресловутой «кухонной интеллигенции» просто неоткуда было взяться, если бы не советская система образования. Не говоря уже о великой науке и культуре. Прагматизация (примитивное «тюнингование» под западные стандарты) подрывает способность школы готовить самостоятельно мыслящих людей, способных создавать новый интеллектуальный продукт, зато формирует пластичных потребителей.

Старые стандарты образования, формировавшиеся десятилетиями, оказались разрушены, а новые не созданы. Последнюю жалкую попытку утвердить эти стандарты предпринял за полгода до своей отставки, в 2004 году, бывший министр образования Владимир Филиппов. Притом сделано это было приказом, а нормативная база требует принятия на этот счет федерального закона. По словам президента Всероссийского фонда образования, академика РАЕН Сергея Комкова, в результате сегодня каждый учитель учит на свой страх и риск чему может и как может.

Еще одним следствием реформы стала потеря педагогических кадров. В обычной массовой школе остались за редкими исключениями либо пенсионеры, которым попросту некуда уходить и которые имеют к нищенской учительской зарплате добавку в виде пенсии, либо необтесавшаяся молодежь без опыта, без преподавательского багажа. И процесс деградации преподавательского состава, по мнению экспертов, продолжится, поскольку нормативы оплаты учительского труда не отработаны. Гранты, выделяемые в рамках нацпроекта «Образование», ситуацию пока не спасают, так как получает их один из тысячи учителей.

Загублена сельская школа. По статистике, в год на селе закрывается порядка 500—600 школ, а за 12 последних лет в России закрылось около 6 тыс. сельских школ. Если этот процесс будет продолжаться, то село вскорости попросту вымрет: закрытие деревенской школы, остающейся во многих населенных пунктах единственным культурным центром, автоматически означает отъезд всех молодых семей с детьми.

Реформаторы считают, что России необходимо в организации обучения на селе использовать американский опыт. Упирая на географическую схожесть и такие же огромные пространства, они предлагают закрывать малокомплектные школы и открывать в крупных центрах так называемые «свозные» учебные комплексы. За образец должны браться корпуса школ в США с огромными библиотеками, компьютерным оснащением и современными лабораториями. Но трезвомыслящим экспертам такие планы кажутся утопичными, хотя бы из-за сложностей по перевозке детей. Российский климат и состояние дорог далеко не всегда позволяют доставлять школьников автобусами, а транспортировка на вертолетах, как отмечают специалисты, и небезопасна, и, главное, запредельно дорога.

За годы реформаторства в образовании в стране появилась целая армия беспризорных детей. По данным ЮНЕСКО, в России не посещают школу 2,5 млн. детей. Как правило, это дети бомжей, дети из неблагополучных и малообеспеченных семей, которые попросту не хотят ее посещать, а родителям наплевать на это. Таким образом, еще одна проблема — образование в детских домах и интернатах. То финансовое положение, в которое попали эти заведения в последнее время, заставляет их воспитанников бежать оттуда, в результате чего в стране с каждым годом увеличивается число беспризорников.

ЕГЭпопея продолжается

Главным аргументом в пользу введения ЕГЭ, который с 2009 года станет обязательным во всех российских школах, у наших «либералов», как всегда, является искоренение коррупции. Для чего достаточно упростить, унифицировать и предельно формализовать процедуру экзамена. В идеале — до степени, при которой экзамен может принимать компьютер. Насколько это в реальности способствует снижению коррупции, а не появлению ее новых форм — вопрос спорный. А то, что процедуру оценки человеческих знаний и способностей формализовать невозможно в принципе, для любого нормального человека в общем-то бесспорно. Факт, что единый госэкзамен не только осуждают многие учителя, но и не признают ведущие вузы страны, включая МГУ. Строго говоря, элитарные вузы всегда найдут способ дополнить ЕГЭ своим особым механизмом отбора. Таким образом, единый госэкзамен останется «единым» только для «второго сорта».

Эксперимент с внедрением ЕГЭ начался в 2001 году, и именно с этого времени, как свидетельствует Сергей Комков, общий уровень образования в средней школе резко пошел на спад: «Творческие выпускные работы подменили тестовыми формами оценки знаний. И если этот процесс не прекратить, то вся учеба в старших классах превратится в банальное натаскивание детей на тестовые формы. Прекратится проведение творческих семинаров, лекций, конкурсов. Они станут ненужным элементом. Что уже сегодня наблюдается в целом ряде школ не только на периферии, но и в Москве».

Крайне опасным ряд экспертов считает переход финансирования системы образования на нормативно-подушный принцип. Для этого в первую очередь необходимо определить норматив средств на одного ученика и, исходя из числа учащихся, выделять деньги учебному заведению. При этом, как свидетельствует Сергей Комков, «объяснить принцип подсчета этой суммы, попросту взятой с потолка, никто из чиновников не может». Подушную систему хотят внедрить и в высшей школе. Понятно, что при этом сумма выплат оказывается завязанной на результаты ЕГЭ. В подушной системе есть, безусловно, рациональное зерно. Но при этом ясно, что многие школы и вузы вынуждены будут просто закрыться. И главной жертвой, по мнению Комкова, станут школы в малонаселенных городах и селах: «Это окончательно доведет до ручки сельскую школу. Даже в Москве и других городах-миллионниках приведет к катастрофическим последствиям».

По словам президента Всероссийского фонда образования, уже сейчас из-за новой системы во многих московских школах вынуждены отказываться от услуг психологов, преподавателей информатики, социальных педагогов, руководителей кружков и секций из-за банальной нехватки денег: «А если вспомнить, что в ближайшие несколько лет мы войдем в демографическую яму, причиной которой стал дефолт 98-го года, и количество детей в школах будет сокращаться как минимум 10 лет, это означает, что все расходы на среднее образование резко пойдут вниз».

Прагматизация = коммерциализация?

Многие эксперты видят подспудную цель реформ в переходе на платную систему образования в высшей школе, для чего ее требуется перевести на двухступенчатую систему: бакалавриат и магистратуру. Защитники преобразований приводят в качестве аргумента тот факт, что этого якобы требует Болонская конвенция — договор от 1999 года, согласно которому страны, его заключившие, признают дипломы друг друга.

Однако, по словам Сергея Комкова, в конвенции нет ни намека на такие требования, и переход на два уровня «вышки» «есть лишь пожелание наших доморощенных реформаторов»: «В документе как раз записано, что каждая страна развивает систему высшего профессионального образования в соответствии со сложившимися национальными традициями. Единственное, чего требует Болонская конвенция, — это согласования программ, учебных стандартов и оценки знаний. Все это вполне укладывается в нашу традиционную систему подготовки специалистов. Поэтому разделение на бакалавриат и магистратуру — абсолютно ненужная вещь. В европейских странах оно оправдано сложившейся исторической традицией. Но у нас это в корне противоречит концепции подготовки целостного специалиста, когда специализированная подготовка чаще всего начинается с первого курса. Обучить человека общему набору знаний в течение четырех лет, а потом за пару лет его специализировать — значит получить в результате недоучку. Поэтому зачем нам отказываться от той системы, которая всегда вызывала только зависть у мирового сообщества и которую пристально изучает Европа?»

Сергей Комков уверен, что магистратуру планируют сделать по большей части платной: «Бюджетных мест в ней будет только 20% — то есть продолжить обучение по специальности бесплатно сможет только каждый пятый. Остальным придется выложить очень приличные деньги. Фактически это решение отсекает возможность многим одаренным специалистам получить магистерское образование. В бакалавриате бюджетными останется только половина мест. Мы видим, что их количество стремительно сокращается с каждым годом».

Удивительно, что наступление идет прежде всего на гуманитариев, в основном непрофильных вузов. Помимо экономических, юридических и политологических специальностей главные претенденты на вылет из «бюджетной обоймы» — педагоги. Министр образования Фурсенко подкрепляет свою позицию тем, что и так лишь 30% выпускников пединститутов идут работать по специальности. Такой путь Комков характеризует не иначе как «порочный». Адекватным ответом на нежелание идти работать в школу стало бы, по его мнению, повышение зарплаты и социального статуса учителя: «При таком подходе мы уже через несколько лет столкнемся с острейшей нехваткой педагогических кадров».

А сокращение «бюджетников» в вузах — это «контрольный выстрел» в подготовку научных кадров. Магистратура чаще всего заканчивается написанием диссертации и присвоением степени PHD. Эксперты уверены, что многие студенты на этом успокоятся и в науку пойдут единицы, поскольку обучаться дальше в аспирантуре станет непосильным материальным бременем: по планам реформы, бюджетных мест там не будет вообще.

Тезис о том, что реформированная система образования не способна готовить думающих, полноценных личностей и попросту «не заточена» под это, подкрепляют исследования специализированного агентства «РейтОР». Согласно полученным данным, на которые опирается нынешняя система образования, сегодняшние работодатели ценят в выпускниках вовсе не набор знаний и умений, а такие качества, как корпоративность, исполнительность, креативность. «Западным компаниям не нужны мыслящие специалисты, — полагает Сергей Комков. — Им нужны только грамотные, быстрые, толковые исполнители, и не более того. Но если мы пойдем по пути подготовки именно таких «болванчиков», в скором времени страна лишится экономической базы. Развивать собственные производство и экономические структуры без думающих специалистов невозможно. Понятно, что никакому западному менеджеру развитие производства в России не нужно».

Министр образования Андрей Фурсенко. Избранное
Тяжкое наследие. «Я призываю образовательное сообщество подумать не только о проблемах преподавательских кадров, но и о том, что растет недовольство общества — родителей, работодателей и самих учащихся — нашим образованием. Прятаться за ширму, что у нас самое лучшее в мире образование, сегодня уже неразумно. К сожалению, далеко не всегда оно самое выдающееся. Только абсолютно безответственный человек сегодня может призывать к отказу от любой модернизации и консервации сложившейся ситуации».
Забота об учащихся. «Нагрузки, которые выпадают на российских школьников, слишком большие и по ряду показателей превышают показатели многих зарубежных стран. Они должны организовываться по другому принципу, нежели сейчас, и должны восприниматься школьниками не как нагрузка, а, наоборот, как отдых».
Лучшие люди науки. «Мы должны очень многое сделать и изменить в области образования и науки, но все эти изменения могут быть реализованы, только если их принимают люди, работающие в бизнесе».
Цель оправдывает средства. «Мы разработали концепцию новых стандартов образования, где главное — не процесс образования, а именно то, что должен знать ребенок после прохождения курсов. Мы предприняли попытку выстроить стандарты, исходя из задач, а не из процесса».
О целесообразности. «За последние годы мы заложили законодательно-нормативную базу и определили график проведения реформ на ближайшие три-четыре года. Главная задача — выработать внешний заказ: кого и как будет готовить система образования на всех уровнях».
Богатые люди. «Я много общаюсь с разными преподавателями; думаю, в целом даже в крупных городах учитель получает зарплату, про которую уже не стыдно говорить. А в селах и маленьких городках зарплата учителя, скажем в 4—5 тыс. рублей, считается вполне приличной. Не везде все измеряется московскими мерками».
Сопутствующие потери. «Физически невозможно сохранить все школы, и не только по экономическим причинам. Сейчас более чем в 5 тыс. российских школ обучается не более 10 учеников. В школе, где учится пять учеников, дать достойные знания невозможно».
Главное — чтобы удобно. «В обществе существует законная и абсолютно понятная обеспокоенность тем, что ЕГЭ не позволит оценить правильно ребят, которые учатся в школах, обеспечить адекватную оценку их знаний, отобрать и поддержать талантливых ребят. Но в сегодняшнем виде закон обеспечивает более комфортную и дружескую по отношению к ребятам систему проверки знаний».
О перспективах. «Прием на бюджетные места в вузы в этом году (в 2007-м. — «Профиль») будет сокращен на 3%».

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».

Реклама
Реклама
Реклама