31.03.2008 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2008 года: "Отар ИОСЕЛИАНИ: «Мы не киношки снимаем!»"

В галерее «Дом Нащокина» открылась выставка рисунков режиссера Отара Иоселиани. Каждый кадр выпускника мехмата МГУ имени Ломоносова выверен с математической точностью. «Сейчас так кино не снимают», — признался он «Профилю». — Вы никогда не показывали рабочие материалы к своим знаменитым фильмам. Почему вдруг решили?
— Это поступок рискованный, но я же не выставляюсь как художник. Вот мой товарищ Володя Войнович стал на досуге писать картины и набрался смелости их выставить. Я свои картины показать не могу, потому что они мне не нравятся. Но, думаю, эта выставка хорошо проиллюстрирует все этапы работы над фильмом. Наши рисунки не уродливы, они наводят на размышления и несут в себе некую загадку, заставляют понимать, что мы, кинематографисты, работаем, а не просто снимаем киношки.
— Вас в «киношках» не заподозришь, да и раскадровки с такой дотошностью, наверное, никто сейчас и не делает, кроме вас. Зачем, если все ляпы можно потом исправить на компьютере?
— Я работаю с изображением, и, когда готовлю проект фильма, он должен быть всем понятен и виден — и декораторам, и костюмерам, и операторам, поэтому я делаю раскадровки, которые являются не формальным этапом, а основой того процесса, который будет следовать за раскадровками, то есть съемки. Мы снимаем точно то, что задумали. В течение месяца-двух весь фильм собираем в проект. Мы снимаем длинными кусками, потому что у меня не бывает больше 200 планов.
— А это много или мало?
— Нормальный сегодняшний фильм — это 1000—1200 планов, то есть кусков пленки, склеенных между собой. Чтобы продумать каждый такой кусок и закодировать его, мы делаем планши: каждый лист содержит схему выгородки декорации, передвижения актеров, камеры.
— И никогда от нарисованной схемы не отступаете?
— Поскольку мы снимаем одним длинным куском, то, конечно, не обходится без накладок. В середине длинного плана может произойти какой-нибудь казус, тогда во время монтажа приходится выворачиваться. Мы не клеим два раза один и тот же план и все планы снимаем разные. Поэтому приходится брать на себя ответственность, все продумывать до мелочей, чтобы потом снимать весело и присвистывая.
— У большинства современных режиссеров явно не хватает терпения на продумывание чего-либо.
— Я работаю по старинке. Сейчас так завелось — сценарий написан, режиссер говорит «Мотор!» и «Стоп!», оператор снимает, актеры играют. А как оператор снимает и что он снимает — это уже режиссеров сегодня, увы, не касается. А весь синтаксис и вся грамматика фильма должны были быть предельно ясны и прозрачны, чтобы к фильму не требовалось перевода, чтобы он был понятен даже человеку, не говорящему на языке, на котором этот фильм снят. Вот для этого существует язык мизансцены, внутреннего монтажа.
— Ваша дочь Нана работает вместе с вами?
— Да, Нана — декоратор, ее муж тоже. Они приезжают ко мне во Францию и за месяц-два мы снимаем фильм.
— Нана живет в Грузии?
— Да, в Тбилиси.
— Как вы смотрите на всю эту заваруху в российско-грузинских отношениях?
— Это беда какая-то, замешанная на администрировании, политической глупости и сведении счетов кого-то с кем то, а мы-то тут при чем?
— Как, по-вашему, дела у президента Саакашвили?
— Он имеет очень мощную оппозицию и, по-моему, очень сильно напуган. Саакашвили отдубасил мирную демонстрацию, полил ее фонтанами ядовитых красок, напустил газов всяких, настрелял пластиковыми пулями, в результате чего было очень много раненых, кажется, больше 400 человек. А демонстрация была совершенно мирная! Просто сам факт, что люди стоят и кричат «Долой! Долой!», вызвал у советников Саакашвили панику. Они, очевидно, глуповаты, раз учудили вот такое — избили ни в чем не повинных людей. Поступили даже хуже, чем российская армия 15 лет назад. Этого в Грузии им никто не забудет.
Беда, которая произошла, вряд ли поправима сейчас; будут выборы в парламент — посмотрим, чем все кончится. Хотя про подтасовки результатов выборов и говорить нечего: они существуют везде. За Путина проголосовали 102% населения. Да ладно, все мы знаем... Но вся эта заваруха вызывает неприязнь. Как можно руководить грузинами окриком? Грузины не верноподданные, они сидят, кутят себе, веселятся и плевать хотят на них на всех.
— В ваших фильмах вы постоянно поднимаете тему свободы от всего и вся. Но абсолютная свобода от обстоятельств невозможна.
— Разумеется, всему есть предел. Есть люди, которые считают, что они становятся свободными, когда безобразничают. Свобода мысли есть всегда, но ты ограничиваешь сам себя в рамках заведенных правил.
— Или вот, например, хотят абхазцы быть свободными от грузин, можно их отпустить на волю, как вашего чиновника из «Садов осенью»?
— Когда Сталин создавал Абхазию, он мог насоздавать еще больше — Мингрелию, Сванетию, Гурию, Кахетию — тогда было бы совсем хорошо, все бы разлетелось на части. Абхазцами записывались те же мингрелы. Был тогда такой закон о малочисленном населении. Абхазцы — это апсоу, которые пришли из за хребта, спасаясь от каких-то набегов, грузины их приютили, а через некоторое время они забыли, что они апсоу и стали абхазцами. Я, кстати, настоящий абхазец. В 1990-е годы новое российское правительство прислало в Абхазию чеченцев, пообещав им выход к морю. Обмануло. Чеченцы вели себя безобразно, сейчас там разруха полная, жить невозможно, марионеточное правительство мечется — ни туда, ни сюда. Говорят они все на русском языке, по-абхазски — ни слова. Но это все исконная грузинская территория, в войну оттуда бежали 450 тыс. человек, которые упали на голову грузинам, живут в той же Кахетии, ведут себя по-хамски. Повторяю, возможность такой войны была заложена Сталиным, чем и воспользовались разумные люди, которые рулили политикой в бывшем СССР. Чтобы признать независимость абхазцев, надо вернуть туда всех грузин, и абхазцы окажутся в меньшинстве. Кстати, армяне тоже очень плохо себя повели (смеется), записались абхазцами.
— Ну хорошо, а президентом вашей второй родины, Франции, вы удовлетворены?
— Саркози очень смешной. Он рвется то в одну сторону, то в другую. Он уже успел потерять уважение французов. Многие жалеют, что голосовали за него.
— Вернемся к кино. Трудно искать во Франции деньги на авторское кино?
— Трудно, конечно, как и везде. С жуликами я принципиально не работаю.
— А с продюсерами, диктующими режиссеру, что делать и как?
— Упаси боже! Я знаю таких, хотя в Европе никогда не было традиции диктата продюсеров. Сейчас появилась.
— В Париже у авторского кино есть зритель?
— Очень малочисленный, но есть. Кинематограф в принципе может быть только авторским. Остальное — это не кинематограф. Молодые люди смотрят американские кассовые фильмы и думают, что это и есть кино. Лично у меня такое кино вызывает отвращение.
— Современный кинематограф вам абсолютно неинтересен?
— Во Франции — нет. Очень плохо дело с кино обстоит, даже хуже, чем в России, а в России-то — просто кошмар! Я, правда, не смотрел фильмы, которые были номинированы в Каннах и представлены на «Оскара», но я не уверен, что какой-нибудь русский, эмигрировавший в Америку, снимет фильм про Чингисхана и это будет не коммерческое кино.
— Вы думаете, настоящий кинематограф закончился?
— Справедливая мысль. Но все-таки, пока есть хотя бы 10 человек в зале и хоть один режиссер, который может серьезно и искренне поговорить со зрителями, кинематограф жив. Можете себе представить, что в СССР снимали 120 фильмов в год, и вдруг появляется фильм «В огне брода нет». Но он один! Или появился фильм Пиросмани... Правда, зрители не убивались в очередях за билетами.
Кинематограф не кончится, пока есть люди, которые любят его и умеют его делать. Сейчас я просто боюсь ходить в кино, чтобы не испортилось настроение, хотя наверняка есть интересные режиссеры, но их надо кропотливо искать. А Каннский фестиваль и «Оскар» — это первая рекомендация не смотреть.
— Почему?
— Плохо все это.
— Вы как-то сказали, что снимать исторические фильмы — преступление. Почему так категорично?
— Допустим, режиссер снимает фильм про Петра Первого или Марию-Антуанетту. Для меня это то же самое, как поехать сейчас в Китай и снять фильм про жизнь китайцев, как это я вижу. Поэтому я снимаю то, что знаю и что всем понятно, я оставляю свидетельство того, что находится у нас перед глазами. Во времена Петра кино не было, все, что мы сделаем о нем, — это вранье и выдумки, приписывание своих фантазий реальному историческому персонажу. Поэтому я и говорю, что снимать фильмы про Моцарта и Бетховена — это чудовищное преступление. Откуда ты знаешь, какими они были, что думали? Что ты населяешь их своими страстями, припаяв к ним известное имя? Зачем вводить людей в заблуждение? Элем Климов снял фильм про Распутина «Агония». Откуда он знает, что чувствовал этот совершенно конкретный человек с его личным безумием? Снимать фильмы про умерших людей — наглость. Вы можете придумать себе персонажей, как это сделал Михаил Булгаков — придумал Мастера и Маргариту.
— Но в романе у Булгакова есть линия реальных исторических персонажей?
— То, что Булгаков пишет про Понтия Пилата, это ведь не он пишет, а Мастер в своем романе. Подразумевается, что он имел об этом какую-то весть свыше, поэтому он и Мастер. Кстати, в результате роман он сжег. Но рукописи не горят.
— Вам хорошо во Франции?
— Нормально, так же, как и везде. Французы — такие же люди, как и мы все. Есть хорошие, а есть плохие.
— С русской, простите, бывшей советской диаспорой общаетесь?
— С уехавшими отсюда я не общаюсь, это болезненно настроенные люди. Был у меня один приятель, тоже безумец и пьяница, но симпатичный.
— Вы работаете над новым сценарием. О чем будет фильм?
— Не скажу. Не говори «гоп», пока...
— Про современную Грузию снять кино не хотите?
— Очень близко пока и очень свежо. Не время еще.