Архивная публикация 2011 года: "Под прессом"
Что происходит в российском информационном пространстве В разных странах история движется по-разному. И лучше всего эти перемены отражает журналистика. Так происходит везде - и в Европе, и в Америке. В первой половине американской истории каждая газета представляла чьи-то отчетливые политические интересы. В основном - интересы колонистов. Первая приличная газета в Штатах появилась при Бенджамине Франклине. Она называлась "Шпион Массачусетса". И была известна своим радикализмом. Эта газета говорила с читателями на их же языке. Сейчас так уже никто не пишет. Это грубое. Жесткое. Сухое письмо. Но тогда этот стиль прекрасно отражал колониальную атмосферу. Слова подбирались такие, что они с легкостью заставили бы вашего Доренко или Суркова покраснеть. Никто не колебался назвать соперника проституткой, лжецом или змеей. Но время было такое. И очень многое было на кону. Позднее, в XIX веке, появились совершенно другие газеты. Вроде современных. И охладился пыл ругательств. Тон стал сдержанней, спокойней. Просто мир вокруг изменился. И газеты не могли не измениться вслед за миром. Или это они меняют мир?
Я не волшебник, я просто журналист. Я с 1988 года был корреспондентом Washington Post в СССР. И в августе 1991 года я брал интервью у Александра Яковлева - довольно важного в тот момент деятеля. Это было последнее интервью в рамках моей работы на корпункте. Мы с женой уже собрали чемоданы, она доделывала последние дела, а я говорил с Яковлевым. На следующий день после этой встречи мы должны были уехать навсегда. И под конец нашей встречи он вдруг сказал: "Дэвид, через две недели будет путч". Я выслушал его, написал, как он сказал. И мы улетели. Текст вышел в газете на первой полосе. А через пару недель действительно на улицы Москвы вышли танки. Мы опередили время.
Я работал в России много лет. И своими глазами наблюдал за революцией в журналистике. Сначала все было официально. Все писали в духе "Правды". Но возникли новые издания вроде "Московских новостей" - и все изменилось. Все больше появлялось людей, которые писали без страха, без старого эзопова языка. Это были удивительные журналисты. Они умудрялись выведывать все секреты. И на их примере иностранные журналисты многому учились. В 90-е годы шла война в Чечне, были скандалы и огромное количество проблем. Ожидать гладкого перехода от идеологических намеков в рай стабильности было бы наивным. Но в жизни этой страны был момент, когда определенная часть общества наслаждалась полной свободой прессы. Происходило это примерно до 2001 года, до захвата "Медиа-МОСТа". А потом все опять изменилось. Российская система средств массовой информации сегодня менее драконовская, чем была в советские времена, но она куда эффективней по своему построению. На вершине этой системы - государственное телевидение. И это совершенно обособленная вселенная, в которой существуют свои новости, свои герои. А тут же рядом параллельная вселенная - Интернета, газет и журналов, в которых можно обсуждать те вопросы, которые никогда не появляются на телевидении. И казалось бы - вот она, свобода слова. Вот только эта вселенная ограничена образованным городским средним классом. Именно он и смотрит эти сайты, газеты и журналы. А массы смотрят ящик. И государство это устраивает.
Мы все помним речь Леонида Парфенова, когда он получал премию имени Листьева. Это был правильный жест. И он дает представление о том, что такое журналистика и кем должен быть журналист. Журналист должен быть независимым и оказывать влияние на власть. Именно так. И ни в коем случае не наоборот. Российская система стала гибче. Раньше я не смог бы обо всем этом рассказать. В лучшем случае мы бы ограничились приватным разговором в Переделкино. А теперь говорим открыто. Да, СМИ иногда прессуют, давят. Те же "Коммерсант" или "Эхо Москвы" иногда получают по голове, но они существуют - и это главное. Конечно, журналистика может быть разной. Марк Твен путешествовал по всему миру и говорил, что это тоже форма журналистики. Даниель Дефо писал про годы чумы - и это тоже была журналистика. К тому же все мы люди, и мы хотим, чтобы нас развлекали, хотим посмеяться, посплетничать. Этого хотим все мы - вне зависимости от нашего интеллекта и класса. Но тем не менее должна быть и гражданская, независимая журналистика, которая способна оказывать влияние на власть. Есть такой критик в New Yorker - Эй Джи Либлинг, который говорит, что "единственный человек, у которого есть свобода прессы, - это человек, у которого есть печатный пресс". И это действительно так. Все решают владелец и сам журналист. Мы сами рисуем тот мир, который хотим видеть. Но при этом не надо забывать, что пресса - это самая слабая часть в каркасе "кровати демократии". Поэтому нам и сложно.
Что происходит в российском информационном пространстве В разных странах история движется по-разному. И лучше всего эти перемены отражает журналистика. Так происходит везде - и в Европе, и в Америке. В первой половине американской истории каждая газета представляла чьи-то отчетливые политические интересы. В основном - интересы колонистов. Первая приличная газета в Штатах появилась при Бенджамине Франклине. Она называлась "Шпион Массачусетса". И была известна своим радикализмом. Эта газета говорила с читателями на их же языке. Сейчас так уже никто не пишет. Это грубое. Жесткое. Сухое письмо. Но тогда этот стиль прекрасно отражал колониальную атмосферу. Слова подбирались такие, что они с легкостью заставили бы вашего Доренко или Суркова покраснеть. Никто не колебался назвать соперника проституткой, лжецом или змеей. Но время было такое. И очень многое было на кону. Позднее, в XIX веке, появились совершенно другие газеты. Вроде современных. И охладился пыл ругательств. Тон стал сдержанней, спокойней. Просто мир вокруг изменился. И газеты не могли не измениться вслед за миром. Или это они меняют мир?
Я не волшебник, я просто журналист. Я с 1988 года был корреспондентом Washington Post в СССР. И в августе 1991 года я брал интервью у Александра Яковлева - довольно важного в тот момент деятеля. Это было последнее интервью в рамках моей работы на корпункте. Мы с женой уже собрали чемоданы, она доделывала последние дела, а я говорил с Яковлевым. На следующий день после этой встречи мы должны были уехать навсегда. И под конец нашей встречи он вдруг сказал: "Дэвид, через две недели будет путч". Я выслушал его, написал, как он сказал. И мы улетели. Текст вышел в газете на первой полосе. А через пару недель действительно на улицы Москвы вышли танки. Мы опередили время.
Я работал в России много лет. И своими глазами наблюдал за революцией в журналистике. Сначала все было официально. Все писали в духе "Правды". Но возникли новые издания вроде "Московских новостей" - и все изменилось. Все больше появлялось людей, которые писали без страха, без старого эзопова языка. Это были удивительные журналисты. Они умудрялись выведывать все секреты. И на их примере иностранные журналисты многому учились. В 90-е годы шла война в Чечне, были скандалы и огромное количество проблем. Ожидать гладкого перехода от идеологических намеков в рай стабильности было бы наивным. Но в жизни этой страны был момент, когда определенная часть общества наслаждалась полной свободой прессы. Происходило это примерно до 2001 года, до захвата "Медиа-МОСТа". А потом все опять изменилось. Российская система средств массовой информации сегодня менее драконовская, чем была в советские времена, но она куда эффективней по своему построению. На вершине этой системы - государственное телевидение. И это совершенно обособленная вселенная, в которой существуют свои новости, свои герои. А тут же рядом параллельная вселенная - Интернета, газет и журналов, в которых можно обсуждать те вопросы, которые никогда не появляются на телевидении. И казалось бы - вот она, свобода слова. Вот только эта вселенная ограничена образованным городским средним классом. Именно он и смотрит эти сайты, газеты и журналы. А массы смотрят ящик. И государство это устраивает.
Мы все помним речь Леонида Парфенова, когда он получал премию имени Листьева. Это был правильный жест. И он дает представление о том, что такое журналистика и кем должен быть журналист. Журналист должен быть независимым и оказывать влияние на власть. Именно так. И ни в коем случае не наоборот. Российская система стала гибче. Раньше я не смог бы обо всем этом рассказать. В лучшем случае мы бы ограничились приватным разговором в Переделкино. А теперь говорим открыто. Да, СМИ иногда прессуют, давят. Те же "Коммерсант" или "Эхо Москвы" иногда получают по голове, но они существуют - и это главное. Конечно, журналистика может быть разной. Марк Твен путешествовал по всему миру и говорил, что это тоже форма журналистики. Даниель Дефо писал про годы чумы - и это тоже была журналистика. К тому же все мы люди, и мы хотим, чтобы нас развлекали, хотим посмеяться, посплетничать. Этого хотим все мы - вне зависимости от нашего интеллекта и класса. Но тем не менее должна быть и гражданская, независимая журналистика, которая способна оказывать влияние на власть. Есть такой критик в New Yorker - Эй Джи Либлинг, который говорит, что "единственный человек, у которого есть свобода прессы, - это человек, у которого есть печатный пресс". И это действительно так. Все решают владелец и сам журналист. Мы сами рисуем тот мир, который хотим видеть. Но при этом не надо забывать, что пресса - это самая слабая часть в каркасе "кровати демократии". Поэтому нам и сложно.
| * Настоящий текст является изложением публичной лекции, прочитанной Дэвидом Ремником в рамках книжной выставки non/fiction в Москве 30 ноября 2011 года. |
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
