Архивная публикация 2008 года: "Пора мыслить по-новому"

Один вопрос пяти лауреатам Нобелевской премии по экономике: каким должен стать мировой экономический порядок?
На встрече глав более 20 государств и правительств в Вашингтоне

обсуждались последствия глобального финансового кризиса. Часть стран

считает, что достаточно усилить государственное влияние на методы

материального поощрения менеджеров, другие настаивают на проведении

новой конференции типа той, что состоялась в Бреттон-Вудсе

(американском курортном местечке, где в 1944 году была разработана

система твердых обменных курсов, противодействовавшая протекционизму и

игре на понижение). «Шпигель» обратился к пяти лауреатам Нобелевской

премии по экономике, попросив каждого высказать свое личное мнение:

каким следует сделать мировой экономический порядок?

Пройтись по списку неудач и провалов

Эдмунд С. Фелпс, 75 лет: Нелепо разглагольствовать о закате

капитализма, в чем сегодня упражняются некоторые из европейцев. Чтобы

жить в достатке, нужно иметь работу — интересную и приносящую доход.

Работа предполагает и перемены, и решение возникающих проблем. А для

этого необходим нормально функционирующий капитализм.
Никто не спорит: та отрасль экономики США, которая называется

банковским делом, продемонстрировала свою несостоятельность. Банки

скупали ипотечные кредиты, увязывали их в пакеты бумаг, обеспеченных

недвижимостью, и сбывали в больших количествах за рубеж, где

приобретавшие их финансовые институты давали им завышенную оценку.
В этом были повинны в значительной степени рейтинговые агентства,

строящие анализ исключительно на оптимистичных прогнозах и никогда не

принимающие в расчет сценариев Worst-Case — худшего поворота событий.
Банки сбывали дериваты, например страхование от неплатежей по

кредитам и страховки других долговых обязательств, имевших обеспечение.

А для многих вкладчиков эти финансовые продукты были слишком

запутанными и потому непонятными.
В итоге наибольший ущерб банки нанесли сами себе. Объемы

выдававшихся ссуд и размеры кредитов, которые они брали сами, чтобы эти

ссуды выдавать, сильно превышали их ресурсы или их собственный капитал.

Поэтому любой серьезный удар по ценам, например, волна неплатежей или

резкий подъем ликвидных премий, мог повлечь за собой опустошительные

последствия для бизнеса и для выживания конкретного банка.
Но из-за того, что сотрудникам платились высокие оклады, банки были

готовы идти на все бЧльшие риски — вплоть до банкротства. Каждый день,

в который банк мог заниматься бизнесом, повышал благосостояние

сотрудника. Премии получал, например, и тот, кто вовсе не показывал

высоких результатов в течение длительного времени, — правил,

устанавливавших ответственность за работу в долгосрочном плане, не

было.
Помогут ли в таких случаях предписания свыше? Вне всякого сомнения, кое-где новые положения и правила необходимы.
Тем не менее многие наблюдатели объясняют отсутствие сдерживающих

факторов в работе банков в первую очередь тем, что органы надзора не

использовали ту власть, которая у них была, а вовсе не тем, что

регулирующих учреждений было слишком мало. Как бы то ни было — пришло

время мыслить по-новому.
В нынешней дискуссии о регулировании необходимо разобраться с

принципиальной проблемой: какую функцию выполняют банки в обществе.

Последние два десятилетия они пытались зарабатывать преимущественно с

помощью индивидуальных и корпоративных ипотечных кредитов. Поскольку с

этим возникли сложности, банкам придется впредь или сократить объем

кредитных операций вообще, или перебросить часть их на корпорации.
К сожалению, большинство банков разучились оценивать риски по

корпоративным кредитам и инвестициям, чем в годы процветания славились

такие инвестиционные банки, как Deutsche Bank и J. P. Morgan.
Смогут ли крупные американские банки вновь освоить этот навык?
Впечатление такое, что строго регулируемые банки не очень хороши,

когда речь заходит о финансировании предпринимательских инвестиций,

особенно инновационных бизнес-идей. Естественным источником средств для

молодых амбициозных фирм являются «богатые дядюшки». Их еще иногда

называют ангелами-хранителями бизнеса — у них чутье на молодых

предпринимателей, которого у профессиональных банкиров не встретишь.
Другим естественным кредитором являются авантюрные финансисты, не

боящиеся рискнуть капиталом, часто сами в прошлом предприниматели. Они

готовы консультировать молодые фирмы и оказывать им финансовую

поддержку. Не чужда изобретательность и некоторым из хедж-фондов, когда

на повестке дня оказывается финансирование инновационных проектов.
Совершенно ясно, что не в интересах общества ограничивать

деятельность состоятельных вкладчиков, рисковых финансистов и

хедж-фондов, вкладывающих деньги в небольшие или новые фирмы или дающих

им ссуды. Если общество совершит эту ошибку, пострадает его

инновационный потенциал, ухудшится ситуация с оплатой труда и рабочими

местами.

Самая острая проблема — рецессия
Роберт Э. Лукас, 71 год: Во время финансового кризиса события

разворачиваются стремительно. Бум на рынке недвижимости и ипотечный

кризис, вызванный плохими кредитами (subprime), давно ушли в прошлое.
Американский эмиссионный банк Federal Reserve в этой ситуации

вынужден предоставлять бЧльшие объемы наличных средств, и с этой

задачей он справляется.
10 сентября резервы составляли $47 млрд, а 8 октября — уже $180

млрд, к 22 октября они поднялись до $322 млрд. Это хорошая политика

Центрального банка.
Следует ли расстраиваться из-за того, что люди эти новые резервы

просто решили придержать и продолжают сокращать свои расходы?

Действительно, это частично и происходит, но ведь можно в любой момент

добавить новые резервы.
Следует ли задумываться по поводу инфляции? Непременно и всегда. Но

самая острая проблема сегодняшнего дня — рецессия. Если инфляция

продолжит расти, резервы могут быть так же быстро изъяты, как они

наращивались.
По моему разумению, эти соображения самые важные для нынешней

американской политики. Я верю в то, что у нас есть шанс избежать такой

глубокой рецессии, которая была в 1982 году, если кредитная политика

Federal Reserve останется и впредь такой же напористой.
В настоящий момент именно это я считаю самым выгодным из всего, чего

можно ожидать. И это намного лучше, чем повторение ситуации 1930-х

годов.
Механизм правил, из-за которых стало возможным такое развитие

событий, должен быть выстроен по-новому. Не обязательно на текущей

неделе. Но лучше это сделать, пока развитие кризиса еще можно

остановить.
Проблемы регулирования, подлежащие решению, можно свести воедино

следующим образом: общественности необходимо платежное средство,

которое было бы легко предоставить, которое не подвержено опасности

стать дефицитным и не может вызвать ажиотажного спроса в банках.

Наилучший путь достичь этого — создать конкурентную систему банков,

вклады в которых страховало бы государство.
Но это может сработать лишь в том случае, если в отношении

имущественных ценностей банков будут установлены строгие правила.

Создав такое равновесие, можно позволить любому институту вне этой

системы ограничений предлагать и более рисковые вложения.
Они предлагали бы бЧльшую прибыльность, нежели вклады в банках,

подлежащие строгому надзору. Кто-то из потребителей и предпринимателей

сочтет такой вариант выгодным и переместит туда свои вложения. Но если

так будут поступать все, правительство не сможет защитить никого.

Структура регулирования, уходящая корнями в 1930-е годы, в течение 60

лет эту проблему решала. Но на ближайшие 60 лет нам потребуется что-то

иное.

Важно регулировать финансовые рынки
Райнхард Зельтен, 78 лет: Хочу напомнить, что кризис финансовых

рынков начался с того, что на американском рынке недвижимости надули

пузырь. Это головная боль не только финансовых рынков, но и вообще

проблема рынков, на которых торгуют имущественными ценностями. Эти

рынки гораздо менее устойчивы, чем другие товарные рынки. И как раз на

них часто складываются необоснованные ожидания.
Например, многие надеялись, что подъем цен на недвижимость в Америке

будет продолжаться вечно. В основе лежали простые аргументы: денег у

людей все больше, численность населения увеличивается, а земельных

участков все меньше. Значит, цены на частное жилье должны расти. И

именно этот прогноз оказался в корне ошибочным.
Регулировать финансовые рынки важно потому, что там, где торгуют

имущественными ценностями, устойчивости ожидать не приходится. Нужно

сделать так, чтобы в качестве противовеса спекулятивным сделкам

правилами была предписана достаточная доля собственного капитала. Это

относится и к ипотечным кредитам. В США они выдавались вплоть до 110%

рыночной стоимости объекта. К тому же оговаривалось, что процентные

ставки по этим кредитам могут меняться, а ответственность получателя

кредита ограничивалась стоимостью строения.
За тот период, когда Federal Reserve США с короткими интервалами раз

за разом повышал учетную ставку на 0,25%, ставки по ипотечным кредитам

увеличились вдвое. В результате многие получатели кредитов предпочли

вернуть банку ключи от дома и снять себе жилье подешевле. Это, конечно,

вызвало падение цен на частные дома. Из-за этого банки и попали в

полосу неприятностей.
За прошедшие десять лет в банковском деле свершилась революция.

Банки выбрасывали на рынок все больше ценных бумаг нового типа, в

которых увязывались сотни кредитных обязательств с приблизительно

одинаковыми рисками. Название subprime — плохие кредиты — стали

применять для кредитных пакетов с особенно высоким риском. Никто не

ожидал, что время возврата столь многих из ненадежных кредитов

настолько совпадет. И потому такие ценные бумаги, приносившие очень

привлекательные прибыли, покупались в больших объемах и банками

Германии, считавшими их выгодной инвестицией. По рейтингам агентств эти

бумаги проходили с индексом ААА.
Очевидно, что рынок новые комплексные бумаги оценивает неверно.

Потому необходимо внедрить правила по допуску продуктов нового типа. Их

следовало бы так же, как и продукты питания, снабжать маркировками,

релевантными для уровня риска.
Доминирующая в экономической теории картина поведения экономических

субъектов исходит из непоколебимой уверенности в их благоразумии. На

практике это подтверждается далеко не всегда. Если бы субъекты

экономической деятельности были действительно абсолютно благоразумны,

рынки можно было бы предоставить самим себе, и никаких тяжелых и

долгосрочных последствий не наступило бы.
Оптимизм относительно устойчивости рынков не оправдан. Экономическая

теория должна научиться видеть реалистичную картину поведения человека.

Для этого необходимо много исследований — и эмпирических, и

экспериментальных.
Правила жизни, действительные для финансовых рынков, должны

распространяться не только на банки, но и на другие институты, такие,

как хедж-фонды. Нужно полностью исключить возможность, чтобы банки

прокручивали спекулятивные сделки через специально создаваемые мелкие

фирмы, как это имело место в случае с несколькими земельными банками

Германии. Фирмы-однодневки не подпадают под действие строгих правил,

обязательных для банков.
Необходимо следить за тем, чтобы предложенные правила и ограничения,

с одной стороны, были максимально просты, а с другой — чтобы их нельзя

было обойти. Чтобы разработать такие правила, необходимо, конечно,

располагать глубокими юридическими и менеджерскими знаниями. Как это

часто бывает, дьявол прячется в деталях.
Справедливость
по отношению к развивающимся странам
Джозеф Э. Стиглиц, 65 лет: Глобальный финансовый кризис требует

глобального решения. То же можно сказать и о регулировании. Долго

соревновались в том, чтобы понизить уровень регулирования,

руководствуясь при этом заблуждением, что отсутствие регулирования

ведет к инновациям.
По сути, финансовые рынки должны быть лишь средством к достижению

цели — процветающей и стабильной экономике, которая может быть создана

путем предоставления ресурсов на выгодных условиях и благодаря более

совершенному управлению рисками. Но финансовые рынки рисками не

управляли — они их создавали.
Американские семьи оказались не в состоянии подстраиваться под

непредсказуемые процентные ставки, в результате чего миллионы людей

теряют свои жилища. К тому же сотни миллиардов долларов оказались

вложенными неправильно, что вызвало ущерб в размере триллионов.
Добавить к этому приходится еще цену, которую платит конкретный

человек: семьи, чьи мечты разрушены из-за того, что они потеряли и

жилье, и работу и все сбережения.
Мы хотим и на будущее обеспечить либерализацию мировых финансовых

рынков, чтобы финансовые продукты могли без проблем перемещаться через

границы. Ради этого нужно следить за тем, чтобы эти продукты не таили в

себе опасности, продающие их финансовые институты отвечали за

разработанные ими продукты и заодно были сами здоровыми и защищенными

от опасностей.
Национальные и международные органы надзора за финансовыми рынками

со своими задачами не справились. Новые инструкции Базельского комитета

по банковскому надзору (Basel II) в основной своей массе рассчитаны на

саморегулирование, в чем уже заложено противоречие.
Банки доказали, что они не в состоянии управлять собственными

рисками. Но даже если бы они и могли это делать, оставалась бы

фундаментальная проблема системных рисков.
Нынешняя глобальная финансовая структура не только несовершенна, она

далека от справедливости, особенно в отношении развивающихся стран. Они

стали безвинными жертвами всемирного кризиса, возникшего в США. Даже

страны, которые все делали правильно — и регулировали хозяйственную

деятельность, и проявляли макроэкономическую осторожность, страдают

сегодня от тех промахов, что совершены в американской экономике.
Еще хуже то, что Международный валютный фонд (МВФ) в прошлом

требовал проведения проциклических мер (например, поднятия процентных

ставок и налогов и покрытия затрат в период рецессии), тогда как Европа

и США действовали как раз наоборот, то есть предпринимали

антициклические шаги. Приводит это к тому, что в случае кризиса капитал

уходит из развивающихся стран. Так складывается порочный круг.
Все говорит за то, что развивающимся странам потребуется много

денег. Больше, чем те суммы, которыми располагает МВФ. Источники

ликвидных средств находятся в Азии и на Ближнем Востоке. Однако уместен

вопрос: зачем эти страны должны предоставлять свои тяжким трудом

заработанные средства учреждению, зарекомендовавшему себя как крайне

неэффективное? Тому институту, чья политика отказа от регулирования и

стала первопричиной нынешней неразберихи и который продолжает проводить

асимметричную политику, способствующую нестабильности?
Необходимо новое финансовое учреждение для развивающихся стран,

руководство которого учитывало бы сегодняшние реалии. Это новое

учреждение могло бы указать Международному валютному фонду путь к

глубоким реформам.
Создать это учреждение нужно незамедлительно. Если в него направить

экспертов министерств финансов и центральных банков, оно сможет начать

работу весьма скоро.
А далее потребуется череда реформ: глобальная система валютных

резервов, ориентированная на доллар, явно износилась; как средство

сохранения ценностей доллар оказался несостоятельным. Но переход к

системе доллар—евро или доллар—евро—иена может вызвать еще бЧльшую

нестабильность. Глобальная финансовая система предполагает глобальную

систему валютных резервов.
США не были бы экономической сверхдержавой, если бы каждый из 50

штатов самостоятельно управлял собственной финансовой системой. Без

национального правительства обойтись невозможно. А сейчас у нас

сложилась глобальная финансовая система, но управление ею мы в слишком

большой степени перекладываем на отдельные страны. Такая система просто

не может быть работоспособной.
Абсолютной стабильности нашей финансовой системы или наших

национальных экономик достичь невозможно. Рынки сами себя

корректировать не могут. Но мы в состоянии многое делать лучше.
Хотелось бы надеяться, что, начиная с вашингтонской встречи,

государства и правительства Европы и Азии возьмутся за создание

глобальной финансовой структуры, для того чтобы ХХI столетие могло

стать веком надежности и успеха.

Динамичен только центр
Пол Э. Самуэльсон, 93 года: Опираясь на свои краткосрочные и

долгосрочные наблюдения за историей экономики, я полагаю, что рыночной

экономике как организационной форме богатых и бедных обществ не

существует удовлетворительной альтернативы.
Но рынки не следует отождествлять с нерегулируемым капитализмом,

который так превозносят сторонники необузданной рыночной экономики. Эти

системы не способны регулировать сами себя ни в микро-, ни в

макроэкономическом плане. Всюду, где предпринимались попытки такой

саморегуляции, в итоге возникали недопустимые диспропорции.
Можно было бы считать их необходимой ценой, которую нужно заплатить,

чтобы достичь прогресса посредством инноваций в технологии и

менеджменте. Но вместо этого предпринимательское самоуправление ведет к

возникновению слабых мест в экономике. Убедительным доказательством

этого стало падение экономики США в период с 2001-го по 2008 год. В то

время как оклады глав правлений по сравнению со средними заработками

сотрудников от более-менее нормального соотношения 40:1 сделали скачок

к совершенно неприемлемому коэффициенту 400:1, замедлился промышленный

прогресс — вместо того, чтобы ускориться.
Потому я — за центр. Политический центризм и должен быть целью США

на 2009 год и последующие годы. Он должен стать ориентиром как для

крупных, так и для мелких стран. Чистые экономисты-рыночники — это не

только люди неполноценные в эмоциональном отношении, но и плохие

советники. Я при этом, естественно, опираюсь на воззрения Милтона

Фридмана и Фридриха Хайека. «Кабала», от которой они предостерегают,

это не то, что несли с собою Чингисхан, Ленин, Сталин, Мао, Гитлер или

Муссолини. Это умеренные государства современного мира. Достаточно

вспомнить Швейцарию, Великобританию, США, скандинавские страны и

государства тихоокеанской зоны. Почему живущие там люди в массе своей

чувствуют себя счастливыми и располагают высокой мерой свободы

волеизъявления и вероисповедания?
Президент Джордж Буш-младший войдет в учебники истории как худший

президент за 232 года существования Соединенных Штатов Америки. Одним

из результатов его пребывания у власти наверняка станет угроза, что в

США с 2009-го по 2014 год сложится левое большинство, сильно удаленное

от политического центра. Если Америка станет на путь протекционизма,

вина за это ляжет на республиканцев, исключивших государственное

регулирование из экономики. И это будет прекрасным примером закона о

последствиях, которых никто не хотел.
Я согласен с тем, что государственные предписания должны

регулировать предпринимательскую деятельность (и регулировать разумно)

и ставить себе целью стабилизацию экономики в целом. Финансовая система

будущего должна в определенной мере сократить число случаев вопиющего

неравенства. Однако умеренная система, если она слишком увлечется

устранением неравенства, может принести и большой вред. Моей целью

поэтому является ограниченно умеренное государство.
Я стою на позициях политического центра не потому, что не могу

выбрать, с кем быть — с левыми или с правыми. А потому, что оба лагеря

доказали, что они не оптимальны, в результате чего благоразумие и опыт

привели меня в динамичный центр.