25 апреля 2024
USD 92.51 -0.79 EUR 98.91 -0.65
  1. Главная страница
  2. Архив
  3. Архивная публикация 2010 года: "РАСТЛЕНИЕ"

Архивная публикация 2010 года: "РАСТЛЕНИЕ"

Взрывы в Москве показали, что сильнее всего даже не страх, а унизительное сознание беспомощности, бесперспективности всех усилий. Многие задаются интересным вопросом: почему после терактов 29 марта они паникуют сильней, чем после московских и волгодонских взрывов 1999 года, взрывов в метро в 2004 году и даже бесланского захвата? Бывали в России теракты и пострашней, и как-то мы с ними справлялись. И в метро люди спускались, вопреки всему, и даже видели в этом некий вызов террору… Теперь же они словно парализованы, ими владеет тупой ужас: кто это мог быть? Кому такое надо?
По этому поводу уже успело высказаться несколько литераторов и политологов - прежде всего тех, кто никак не простится с тучными годами и объясняет возросший страх возросшим же благосостоянием. Вот тогда нам нечего было терять, кроме Ельцина и младореформаторов, а теперь мы страшно разбогатели во времена стабильности и трясемся над нажитым. Апологеты этой версии, призванной доказать, что при Путине стало гораздо лучше, не столь многочисленны, сколь крикливы. Они объясняют страх сугубо материальными причинами, доказывая наглядным примером, что о чем бы мы ни говорили - получается всегда о себе. Думаю, смехотворность этого аргумента очевидна, и нет нужды его разоблачать. Любопытнее дру-гой аргумент: иррациональность террора, полная его бессмысленность. В 1999 году Россия воевала на Кавказе, а сейчас что? Однако и этот аргумент предельно наивен. Кавказ воюет, на этот счет никто особо не заблуждается. Так называемый порядок в Чечне держится исключительно на лояльности Рамзана Кадырова, о надежности этой гарантии можно спорить, а про-чий Кавказ - Дагестан, Ингушетия, Северная Осетия - сегодня куда дальше от стабильности, нежели в 1999 году. И если взрыв в Кизляре никому не кажется иррациональным и бес-причинным, почему иррациональны взры-вы в Москве? Все это один фронт, и Россия воюет по-прежнему. Иной вопрос, что се-годня Россия куда меньше готова к войне, чем в первый год Путина. Неготовность эта прежде всего моральная, и объясняется она как раз предельно просто: несвобода растлевает, ложь деморализует, ликвидация гражданского общества приводит к отсутствию граждан. А неграждане воюют соответственно.
К сожалению, о цене так называемой путинской (ныне тандемной) стабильности говорят и думают немногие - а ведь на оплату этого общественного пакта о покое и довольстве пошли нелишние в хозяйстве вещи: смелость, активность, неравнодушие, альтруизм, интерес к чужим делам… Вместо них утвердился характерный для репрессивных систем принцип "не трогают, и ладно". Мне могут возразить, что система жидковата, чтобы полноправно называться репрессивной, - но ведь под это определение подпадают не только государства, где вовсю берут, а любые сообщества, где не сомневаются в своем праве брать. В России сегодня в любой момент могут начаться поголовные аресты, и это никого не удивит; может произойти изъятие всей крупной собственности, и никто не воспротивится, максимум разбегутся. Как защищают Родину граждане, не способные защитить даже себя самих, - история демонстрировала многократно, в том числе в первые месяцы Великой Отечественной.
Девяностые годы могли быть отвратительны во многих отношениях. Одного не отнять у людей той эпохи: они были храбрей нынешних. Их не развращало откровенное вранье, от них кое-что зависело, им не была очевидна тщетность всех усилий, их будущее не было стопроцентно предсказуемо. Сегодняшние же российские перспективы настолько очевидны, что говорить о них скучно: два оставшихся медведевских го-да не принесут никаких перемен, возвращение Путина бу-дет восторженно приветствоваться всеми, кого утомил кризис и напугал террор, все проблемы будут списаны на нынешнего российского пре-зидента, а нынешний премьер с утроенной силой продолжит делать все, что и привело к нынешним шатаниям и уличным волнениям. В таких условиях единственной абсолютной ценностью для гражданина становится собственная жизнь - все остальное либо отнято, либо скомпрометировано.
Это и называется растлением - превращением граждан в массу, одинаково не способную сопротивляться ни своим, ни чужим захватчикам.

Взрывы в Москве показали, что сильнее всего даже не страх, а унизительное сознание беспомощности, бесперспективности всех усилий. Многие задаются интересным вопросом: почему после терактов 29 марта они паникуют сильней, чем после московских и волгодонских взрывов 1999 года, взрывов в метро в 2004 году и даже бесланского захвата? Бывали в России теракты и пострашней, и как-то мы с ними справлялись. И в метро люди спускались, вопреки всему, и даже видели в этом некий вызов террору… Теперь же они словно парализованы, ими владеет тупой ужас: кто это мог быть? Кому такое надо?
По этому поводу уже успело высказаться несколько литераторов и политологов - прежде всего тех, кто никак не простится с тучными годами и объясняет возросший страх возросшим же благосостоянием. Вот тогда нам нечего было терять, кроме Ельцина и младореформаторов, а теперь мы страшно разбогатели во времена стабильности и трясемся над нажитым. Апологеты этой версии, призванной доказать, что при Путине стало гораздо лучше, не столь многочисленны, сколь крикливы. Они объясняют страх сугубо материальными причинами, доказывая наглядным примером, что о чем бы мы ни говорили - получается всегда о себе. Думаю, смехотворность этого аргумента очевидна, и нет нужды его разоблачать. Любопытнее дру-гой аргумент: иррациональность террора, полная его бессмысленность. В 1999 году Россия воевала на Кавказе, а сейчас что? Однако и этот аргумент предельно наивен. Кавказ воюет, на этот счет никто особо не заблуждается. Так называемый порядок в Чечне держится исключительно на лояльности Рамзана Кадырова, о надежности этой гарантии можно спорить, а про-чий Кавказ - Дагестан, Ингушетия, Северная Осетия - сегодня куда дальше от стабильности, нежели в 1999 году. И если взрыв в Кизляре никому не кажется иррациональным и бес-причинным, почему иррациональны взры-вы в Москве? Все это один фронт, и Россия воюет по-прежнему. Иной вопрос, что се-годня Россия куда меньше готова к войне, чем в первый год Путина. Неготовность эта прежде всего моральная, и объясняется она как раз предельно просто: несвобода растлевает, ложь деморализует, ликвидация гражданского общества приводит к отсутствию граждан. А неграждане воюют соответственно.
К сожалению, о цене так называемой путинской (ныне тандемной) стабильности говорят и думают немногие - а ведь на оплату этого общественного пакта о покое и довольстве пошли нелишние в хозяйстве вещи: смелость, активность, неравнодушие, альтруизм, интерес к чужим делам… Вместо них утвердился характерный для репрессивных систем принцип "не трогают, и ладно". Мне могут возразить, что система жидковата, чтобы полноправно называться репрессивной, - но ведь под это определение подпадают не только государства, где вовсю берут, а любые сообщества, где не сомневаются в своем праве брать. В России сегодня в любой момент могут начаться поголовные аресты, и это никого не удивит; может произойти изъятие всей крупной собственности, и никто не воспротивится, максимум разбегутся. Как защищают Родину граждане, не способные защитить даже себя самих, - история демонстрировала многократно, в том числе в первые месяцы Великой Отечественной.
Девяностые годы могли быть отвратительны во многих отношениях. Одного не отнять у людей той эпохи: они были храбрей нынешних. Их не развращало откровенное вранье, от них кое-что зависело, им не была очевидна тщетность всех усилий, их будущее не было стопроцентно предсказуемо. Сегодняшние же российские перспективы настолько очевидны, что говорить о них скучно: два оставшихся медведевских го-да не принесут никаких перемен, возвращение Путина бу-дет восторженно приветствоваться всеми, кого утомил кризис и напугал террор, все проблемы будут списаны на нынешнего российского пре-зидента, а нынешний премьер с утроенной силой продолжит делать все, что и привело к нынешним шатаниям и уличным волнениям. В таких условиях единственной абсолютной ценностью для гражданина становится собственная жизнь - все остальное либо отнято, либо скомпрометировано.
Это и называется растлением - превращением граждан в массу, одинаково не способную сопротивляться ни своим, ни чужим захватчикам.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».