23 апреля 2024
USD 93.25 -0.19 EUR 99.36 -0.21
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2009 года: "РАЗБОР ПОЛЕТОВ"

Архивная публикация 2009 года: "РАЗБОР ПОЛЕТОВ"

Глава Минюста уверен, что общество и власть готовы к тому, чтобы запустить радикальные реформы системы исполнения уголовных наказаний. Смерть содержавшегося в СИЗО адвоката Hermitage Capital Сергея Магнитского всколыхнула общественное мнение и снова поставила на повестку дня вопрос о реформе уголовно-исполнительной системы. Об этом в интервью "Профилю" рассуждает министр юстиции РФ Александр КОНОВАЛОВ.
- Президент дал поручение Минюсту и Генпрокуратуре расследовать обстоятельства смерти адвоката Сергея Магнитского. Как вы оцениваете историю с гибелью Магнитского?
- Комментарий, к сожалению, не будет полным, потому что сейчас идет проверка обстоятельств смерти юриста. Но я читал опубликованные тюремные дневники Магнитского, и, если изложенное там подтвердится, это, конечно, будет серьезный урон репутации ФСИН. Но и без этих дневников и без результатов проверки и расследования уголовного дела давно ясно, что российская система исполнения наказаний тяжело больна. Масштабная реформа системы исполнения уголовных наказаний, разработанная и предлагаемая сегодня Минюстом, - это как раз признак понимания масштабов существующих проблем. То прискорбное происшествие, что произошло в Бутырке, должно стать импульсом к серьезному пересмотру целого ряда функций, которые должны обеспечиваться ФСИН, в том числе и медицинских. Возможно, имеет смысл решить проблему за счет перехода на те или иные формы аутсорсинга.
- У нас ежегодно в СИЗО гибнет почти 2,5 тыс. подозреваемых: в СССР расстреливали на порядок меньше. Правильно ли, что люди в таком количестве и так долго сидят в СИЗО - по году, по два года?
- Наша следственная практика, к сожалению, очень просто относится к досудебному аресту: по тяжким и особо тяжким преступлениям это - обычное дело. При этом чаще всего мера пресечения, избранная до суда, по сложившейся - весьма порочной - традиции предопределяет и отношение судьи к подсудимому.
- По сталинской логике - "невиновных у нас не арестовывают".
- По крайней мере, подавляющая часть содержащихся под стражей до суда приговаривается к лишению свободы. Сегодня Минюст России и ФСИН активно предлагают изменить практику досудебных арестов и назначения наказаний, связанных с изоляцией от общества. Готово постановление Пленума Верховного суда на эту тему. И в Послании президента Федеральному Собранию есть прямое указание на необходимость более широкого использования залога как альтернативной меры пресечения. Но есть и другая сторона проблемы. Знаменитая американская модель, когда люди, внеся залог, через сутки, как птички, выпархивают из-под ареста и до суда находятся на свободе, обеспечивается усилиями эффективно функционирующих специальных служб. Именно они своей прекрасно организованной работой обеспечивают безусловную уверенность государства в том, что лицо, в отношении которого есть подозрение, может быть до суда оставлено на свободе. И что если нужно, его из-под земли достанут и приведут в судебное заседание. Нужно признать, что российские правоохранительные органы таких гарантий пока дать не могут. Поэтому по особо дерзким и особо опасным преступлениям обвиняемых придется арестовывать - без этого не обойтись. Но есть возможности сократить число арестованных. Например, у нас часто арестовывают лиц без определенного места жительства, ведущих асоциальный образ жизни, совершивших мелкие и неопасные преступления. Просто потому, что дознаватель, выпустив такого подозреваемого под подписку, больше никогда его не увидит. По таким делам нужно упрощать процедуру дознания, чтобы уже через три дня человек представал перед судом. Кроме того, можно было бы подумать о создании для таких людей неких спецприемников с более мягким, чем в СИЗО, режимом и с меньшими затратами на их охрану.
- Что для вас самое отталкивающее в том явлении, которое президент называет "правовой нигилизм граждан"?
- Самое отталкивающее - правовой нигилизм юристов. Парадокс, но сегодня это наиболее опасное проявление правового нигилизма. Когда люди, знающие законы и умеющие их профессионально обходить, делают это своим промыслом. Адвокаты, которые учат врать своих подзащитных и делают виноватых правыми, и наоборот. Бизнес-консалтеры, разрабатывающие схемы хищений и уклонения от уплаты налогов. Чиновники, которые находят лазейки в законе с целью коррупционной деятельности, или просто чтобы скрыть свое бездействие и неэффективность. Но проблема еще глубже и укоренена на ментальном уровне. У нас по-прежнему отсутствуют надлежащие стимулы вести себя законопослушно, и до сих пор не обеспечена неотвратимость наказания. А общество давно уже выработало подход, по которому нужно делать все, чтобы государство тебя не достало. Культура сотрудничества граждан с государством у нас крайне низка. Нужно признать, что и само государство за многие века своего существования сделало для этого очень немало. Но сейчас, как мне кажется, наступает такой момент, когда пора изменить эту ситуацию и начинать двустороннее движение. Именно так ставит задачу и президент.
- Почему сейчас население должно верить государству и лично Медведеву?
- Подтекст вашего вопроса понятен: одно дело - постановка вопроса, другое - реализация. Любой лозунг, любые благие пожелания можно оценить только по результату. Лично я верю в то, что многое из того, что озвучил президент Медведев, может быть осуществлено в России, причем в относительно короткие сроки. Наша основная задача - создать условия, при которых правомерное поведение будет настолько выгодно по сравнению с неправомерным, что это само по себе станет стимулом для формирования законопослушного стиля жизни.
- Как вы считаете, насколько правильно содержание под стражей Михаила Ходорковского: будем считать, что он сидит законно, но разумно ли держать за решеткой людей, совершивших экономические преступления?
- Я не знаком с материалами этого уголовного дела, и потому мне не вполне корректно его комментировать. Могу сказать только одно: схемы уклонения от налогов, которые были инкриминированы Ходорковскому, носили довольно изощренный характер. Можно по-разному относиться к судьбе самого Ходорковского, но упрекать государство за то, что оно взялось за проблему уклонения от налогов, стало искоренять эти схемы и что Ходорковский оказался лишь первым в ряду наказанных, мне кажется не совсем правильным.
- Один из приоритетов "нового курса" Медведева - борьба со злоупотреблениями власти. Правильно ли, что государство решило не создавать специальный орган по борьбе с коррупцией?
- На этот счет есть разные подходы. Одно время я сам был сторонником того, что такой орган необходим. Но потом поймал себя на мысли о том, что у нас в России, за что бы мы ни взялись, имея самые благие цели, все обязательно имеет шанс закончиться опричниной. В этом смысле путь создания спецоргана с экстраординарными полномочиями не бесспорен: в России такой путь - довольно скользкий.
- Вы работали и прокурором, и полпредом президента в федеральном округе и знаете ситуацию с коррупцией изнутри. Какой процент людей, заслуживающих наказания, попадает в поле зрения тех, кто борется с коррупцией?
- Я думаю, очень небольшой. И это притом, что подход к организации борьбы с коррупцией сегодня беспрецедентный. И меры, которые сейчас принимаются, системные и правильные. Другое дело, что они должны жестче реализовываться на всех уровнях системы. А этого пока нет. Наверное, для успеха антикоррупционной политики было бы полезно выявление по-настоящему масштабных коррупционных схем и эффективное их расследование. А затем - справедливая оценка судом и серьезное наказание виновных: на долгий срок и с полной конфискацией всего нечестно нажитого. Если бы в короткий срок удалось провести сотню или две таких процессов, думаю, это позитивно повлияло бы на общий климат в стране.
{PAGE}
- То есть вы за то, что нужны процессы в отношении крупных чиновников-коррупционеров?
- Разумеется: если есть расследованные факты, таких людей нужно судить. Учитывать заслуги, прошлое, нынешнее, будущее - это дело суда. Суд имеет на это право. Но это должно быть предметом уголовного разбирательства.
- Недавно газета "Ведомости" провела исследование, посвященное тому, какие часы носят наши чиновники. И выяснила, что у одного из московских функционеров часы стоят примерно 1 млн долларов. Но борцов с коррупцией эта информация, похоже, не заинтересовала. В советское время был бы как минимум "разбор полетов" на парткоме…
- "Разбор полетов", может быть, еще будет. Но пока у нас нет механизмов привлечения чиновника к ответственности за ношение дорогих часов.
- То есть если человек всю жизнь провел на госслужбе и при этом обзавелся такими часами - это еще не повод для расследования?
- Он мог получить их в подарок не в связи со служебной деятельностью.
- А в связи с чем?
- Бабушка могла подарить на день рождения. Но если говорить серьезно, конечно, как открытое, так и любое иное использование очень дорогих предметов, автомобилей, недвижимости может стать основанием для оперативных проверок. Спецслужбы должны интересоваться этим.
- Но ведь элементы недоверия общества к власти именно отсюда: пресса пишет, а власть не реагирует - значит, покрывает коррупцию!
- Я согласен с вами, что разрыв здесь существует. Но то, что у человека на руке дорогие часы и он при этом - чиновник, не дает оснований для заключения его в тюрьму. Нужно судебное решение. И слава богу, что это так! Однако реакция государства на такие одиозные и всем очевидные вещи должна быть жесткой и оперативной. Было бы неплохо, если бы после распространения такой информации СМИ получали в свое распоряжение и публиковали отчет о том, к чему привело расследование по этим сигналам.
- Вы согласны с народной мудростью, что рыба гниет с головы?
- Целиком она гниет.
- В ваших неофициальных биографиях есть разночтения: то пишут, что вы были аспирантом у будущего президента Медведева, то - что его сокурсником. Где правда?
- Ни то и ни другое. Я окончил юрфак на пять лет позже, чем Дмитрий Анатольевич, и успел застать его уже преподавателем кафедры гражданского права, но у него не учился. По окончании университета, уже будучи прокурорским работником, я работал совместителем на этой кафедре, но мы с ним не часто пересекались - в основном на заседаниях кафедры.
- Это Медведев привел вас в большую политику?
- Когда я стал полпредом в Приволжском федеральном округе, на одном из закрытых брифингов для журналистов я сказал: "Как вам всем известно, в моем политическом успехе есть всего две составляющие. Первая - я родился в Ленинграде. Вторая - имел отношение к кафедре гражданского права ЛГУ". Если хотите, можете и вы так же обо мне написать. Но если у вас была возможность составить представление и о каких-то иных моих человеческих качествах, - это хорошо.
- Но вы пришли в Минюст после Владимира Устинова - признанного силовика. Как вы считаете, что-то по-новому здесь завертелось?
- Я не склонен переоценивать свою собственную роль в истории: все мы в конечном счете оказываемся в нужном месте и в нужное время. Просто к моему приходу на этот пост сложились все условия для того, чтобы что-то стало меняться на тех направлениях, где раньше этого не было. Я точно знаю, что и мои предшественники были бесконечно обеспокоены положением дел в той же уголовно-исполнительной системе и всячески старались его исправлять. Но вот сейчас так сложилось, что и общество, и власть оказались готовы к тому, чтобы запустить радикальные реформы.
- СМИ куда вас только не прочат: то в генпрокуроры, то в руководители президентской администрации…
- Я слышал даже более свежие слухи на этот счет. Это наш национальный вид спорта: гадать и сеять слухи, кого куда назначат (смеется).
- То есть с вами пока не обсуждались перспективы ваших дальнейших служебных перемещений?
- Не обсуждались.
- Всегда, когда журналисты пишут про "команду Медведева", вы оказываетесь там среди первых. Существует ли в реальности "команда Медведева" и если да, то какова в ней ваша роль?
- Вы мне задаете вопросы, которые от меня достаточно далеки. Поверьте, я совершенно не лукавлю. Я всегда был и являюсь чиновником, который выполняет возложенные на него функции. И я всегда был верен руководителю, который меня на то или иное место поставил. Если ты доверяешь человеку и принимаешь предложение о назначении на должность, ты берешь на себя определенные моральные обязательства: ты не вправе его предать, ты не вправе вести с ним двойную игру. В этом смысле можно сказать, что я - человек Путина и я - человек Медведева. Информацией же о "команде Медведева" я, наверное, с вами не поделюсь, потому что сам располагаю такой информацией в минимальной степени. Я могу догадываться, что есть люди, которые известны президенту Медведеву лучше, чем вы, или я, или ваш фотокорреспондент. Есть, например, его однокурсники, которые работают на достаточно высоких постах. Я думаю, в целом соответствует истине то, что у наших лидеров сегодня есть общность подходов, и именно это исключает напряжение в работе представителей всех ветвей власти.

Глава Минюста уверен, что общество и власть готовы к тому, чтобы запустить радикальные реформы системы исполнения уголовных наказаний. Смерть содержавшегося в СИЗО адвоката Hermitage Capital Сергея Магнитского всколыхнула общественное мнение и снова поставила на повестку дня вопрос о реформе уголовно-исполнительной системы. Об этом в интервью "Профилю" рассуждает министр юстиции РФ Александр КОНОВАЛОВ.
- Президент дал поручение Минюсту и Генпрокуратуре расследовать обстоятельства смерти адвоката Сергея Магнитского. Как вы оцениваете историю с гибелью Магнитского?
- Комментарий, к сожалению, не будет полным, потому что сейчас идет проверка обстоятельств смерти юриста. Но я читал опубликованные тюремные дневники Магнитского, и, если изложенное там подтвердится, это, конечно, будет серьезный урон репутации ФСИН. Но и без этих дневников и без результатов проверки и расследования уголовного дела давно ясно, что российская система исполнения наказаний тяжело больна. Масштабная реформа системы исполнения уголовных наказаний, разработанная и предлагаемая сегодня Минюстом, - это как раз признак понимания масштабов существующих проблем. То прискорбное происшествие, что произошло в Бутырке, должно стать импульсом к серьезному пересмотру целого ряда функций, которые должны обеспечиваться ФСИН, в том числе и медицинских. Возможно, имеет смысл решить проблему за счет перехода на те или иные формы аутсорсинга.
- У нас ежегодно в СИЗО гибнет почти 2,5 тыс. подозреваемых: в СССР расстреливали на порядок меньше. Правильно ли, что люди в таком количестве и так долго сидят в СИЗО - по году, по два года?
- Наша следственная практика, к сожалению, очень просто относится к досудебному аресту: по тяжким и особо тяжким преступлениям это - обычное дело. При этом чаще всего мера пресечения, избранная до суда, по сложившейся - весьма порочной - традиции предопределяет и отношение судьи к подсудимому.
- По сталинской логике - "невиновных у нас не арестовывают".
- По крайней мере, подавляющая часть содержащихся под стражей до суда приговаривается к лишению свободы. Сегодня Минюст России и ФСИН активно предлагают изменить практику досудебных арестов и назначения наказаний, связанных с изоляцией от общества. Готово постановление Пленума Верховного суда на эту тему. И в Послании президента Федеральному Собранию есть прямое указание на необходимость более широкого использования залога как альтернативной меры пресечения. Но есть и другая сторона проблемы. Знаменитая американская модель, когда люди, внеся залог, через сутки, как птички, выпархивают из-под ареста и до суда находятся на свободе, обеспечивается усилиями эффективно функционирующих специальных служб. Именно они своей прекрасно организованной работой обеспечивают безусловную уверенность государства в том, что лицо, в отношении которого есть подозрение, может быть до суда оставлено на свободе. И что если нужно, его из-под земли достанут и приведут в судебное заседание. Нужно признать, что российские правоохранительные органы таких гарантий пока дать не могут. Поэтому по особо дерзким и особо опасным преступлениям обвиняемых придется арестовывать - без этого не обойтись. Но есть возможности сократить число арестованных. Например, у нас часто арестовывают лиц без определенного места жительства, ведущих асоциальный образ жизни, совершивших мелкие и неопасные преступления. Просто потому, что дознаватель, выпустив такого подозреваемого под подписку, больше никогда его не увидит. По таким делам нужно упрощать процедуру дознания, чтобы уже через три дня человек представал перед судом. Кроме того, можно было бы подумать о создании для таких людей неких спецприемников с более мягким, чем в СИЗО, режимом и с меньшими затратами на их охрану.
- Что для вас самое отталкивающее в том явлении, которое президент называет "правовой нигилизм граждан"?
- Самое отталкивающее - правовой нигилизм юристов. Парадокс, но сегодня это наиболее опасное проявление правового нигилизма. Когда люди, знающие законы и умеющие их профессионально обходить, делают это своим промыслом. Адвокаты, которые учат врать своих подзащитных и делают виноватых правыми, и наоборот. Бизнес-консалтеры, разрабатывающие схемы хищений и уклонения от уплаты налогов. Чиновники, которые находят лазейки в законе с целью коррупционной деятельности, или просто чтобы скрыть свое бездействие и неэффективность. Но проблема еще глубже и укоренена на ментальном уровне. У нас по-прежнему отсутствуют надлежащие стимулы вести себя законопослушно, и до сих пор не обеспечена неотвратимость наказания. А общество давно уже выработало подход, по которому нужно делать все, чтобы государство тебя не достало. Культура сотрудничества граждан с государством у нас крайне низка. Нужно признать, что и само государство за многие века своего существования сделало для этого очень немало. Но сейчас, как мне кажется, наступает такой момент, когда пора изменить эту ситуацию и начинать двустороннее движение. Именно так ставит задачу и президент.
- Почему сейчас население должно верить государству и лично Медведеву?
- Подтекст вашего вопроса понятен: одно дело - постановка вопроса, другое - реализация. Любой лозунг, любые благие пожелания можно оценить только по результату. Лично я верю в то, что многое из того, что озвучил президент Медведев, может быть осуществлено в России, причем в относительно короткие сроки. Наша основная задача - создать условия, при которых правомерное поведение будет настолько выгодно по сравнению с неправомерным, что это само по себе станет стимулом для формирования законопослушного стиля жизни.
- Как вы считаете, насколько правильно содержание под стражей Михаила Ходорковского: будем считать, что он сидит законно, но разумно ли держать за решеткой людей, совершивших экономические преступления?
- Я не знаком с материалами этого уголовного дела, и потому мне не вполне корректно его комментировать. Могу сказать только одно: схемы уклонения от налогов, которые были инкриминированы Ходорковскому, носили довольно изощренный характер. Можно по-разному относиться к судьбе самого Ходорковского, но упрекать государство за то, что оно взялось за проблему уклонения от налогов, стало искоренять эти схемы и что Ходорковский оказался лишь первым в ряду наказанных, мне кажется не совсем правильным.
- Один из приоритетов "нового курса" Медведева - борьба со злоупотреблениями власти. Правильно ли, что государство решило не создавать специальный орган по борьбе с коррупцией?
- На этот счет есть разные подходы. Одно время я сам был сторонником того, что такой орган необходим. Но потом поймал себя на мысли о том, что у нас в России, за что бы мы ни взялись, имея самые благие цели, все обязательно имеет шанс закончиться опричниной. В этом смысле путь создания спецоргана с экстраординарными полномочиями не бесспорен: в России такой путь - довольно скользкий.
- Вы работали и прокурором, и полпредом президента в федеральном округе и знаете ситуацию с коррупцией изнутри. Какой процент людей, заслуживающих наказания, попадает в поле зрения тех, кто борется с коррупцией?
- Я думаю, очень небольшой. И это притом, что подход к организации борьбы с коррупцией сегодня беспрецедентный. И меры, которые сейчас принимаются, системные и правильные. Другое дело, что они должны жестче реализовываться на всех уровнях системы. А этого пока нет. Наверное, для успеха антикоррупционной политики было бы полезно выявление по-настоящему масштабных коррупционных схем и эффективное их расследование. А затем - справедливая оценка судом и серьезное наказание виновных: на долгий срок и с полной конфискацией всего нечестно нажитого. Если бы в короткий срок удалось провести сотню или две таких процессов, думаю, это позитивно повлияло бы на общий климат в стране.
{PAGE}
- То есть вы за то, что нужны процессы в отношении крупных чиновников-коррупционеров?
- Разумеется: если есть расследованные факты, таких людей нужно судить. Учитывать заслуги, прошлое, нынешнее, будущее - это дело суда. Суд имеет на это право. Но это должно быть предметом уголовного разбирательства.
- Недавно газета "Ведомости" провела исследование, посвященное тому, какие часы носят наши чиновники. И выяснила, что у одного из московских функционеров часы стоят примерно 1 млн долларов. Но борцов с коррупцией эта информация, похоже, не заинтересовала. В советское время был бы как минимум "разбор полетов" на парткоме…
- "Разбор полетов", может быть, еще будет. Но пока у нас нет механизмов привлечения чиновника к ответственности за ношение дорогих часов.
- То есть если человек всю жизнь провел на госслужбе и при этом обзавелся такими часами - это еще не повод для расследования?
- Он мог получить их в подарок не в связи со служебной деятельностью.
- А в связи с чем?
- Бабушка могла подарить на день рождения. Но если говорить серьезно, конечно, как открытое, так и любое иное использование очень дорогих предметов, автомобилей, недвижимости может стать основанием для оперативных проверок. Спецслужбы должны интересоваться этим.
- Но ведь элементы недоверия общества к власти именно отсюда: пресса пишет, а власть не реагирует - значит, покрывает коррупцию!
- Я согласен с вами, что разрыв здесь существует. Но то, что у человека на руке дорогие часы и он при этом - чиновник, не дает оснований для заключения его в тюрьму. Нужно судебное решение. И слава богу, что это так! Однако реакция государства на такие одиозные и всем очевидные вещи должна быть жесткой и оперативной. Было бы неплохо, если бы после распространения такой информации СМИ получали в свое распоряжение и публиковали отчет о том, к чему привело расследование по этим сигналам.
- Вы согласны с народной мудростью, что рыба гниет с головы?
- Целиком она гниет.
- В ваших неофициальных биографиях есть разночтения: то пишут, что вы были аспирантом у будущего президента Медведева, то - что его сокурсником. Где правда?
- Ни то и ни другое. Я окончил юрфак на пять лет позже, чем Дмитрий Анатольевич, и успел застать его уже преподавателем кафедры гражданского права, но у него не учился. По окончании университета, уже будучи прокурорским работником, я работал совместителем на этой кафедре, но мы с ним не часто пересекались - в основном на заседаниях кафедры.
- Это Медведев привел вас в большую политику?
- Когда я стал полпредом в Приволжском федеральном округе, на одном из закрытых брифингов для журналистов я сказал: "Как вам всем известно, в моем политическом успехе есть всего две составляющие. Первая - я родился в Ленинграде. Вторая - имел отношение к кафедре гражданского права ЛГУ". Если хотите, можете и вы так же обо мне написать. Но если у вас была возможность составить представление и о каких-то иных моих человеческих качествах, - это хорошо.
- Но вы пришли в Минюст после Владимира Устинова - признанного силовика. Как вы считаете, что-то по-новому здесь завертелось?
- Я не склонен переоценивать свою собственную роль в истории: все мы в конечном счете оказываемся в нужном месте и в нужное время. Просто к моему приходу на этот пост сложились все условия для того, чтобы что-то стало меняться на тех направлениях, где раньше этого не было. Я точно знаю, что и мои предшественники были бесконечно обеспокоены положением дел в той же уголовно-исполнительной системе и всячески старались его исправлять. Но вот сейчас так сложилось, что и общество, и власть оказались готовы к тому, чтобы запустить радикальные реформы.
- СМИ куда вас только не прочат: то в генпрокуроры, то в руководители президентской администрации…
- Я слышал даже более свежие слухи на этот счет. Это наш национальный вид спорта: гадать и сеять слухи, кого куда назначат (смеется).
- То есть с вами пока не обсуждались перспективы ваших дальнейших служебных перемещений?
- Не обсуждались.
- Всегда, когда журналисты пишут про "команду Медведева", вы оказываетесь там среди первых. Существует ли в реальности "команда Медведева" и если да, то какова в ней ваша роль?
- Вы мне задаете вопросы, которые от меня достаточно далеки. Поверьте, я совершенно не лукавлю. Я всегда был и являюсь чиновником, который выполняет возложенные на него функции. И я всегда был верен руководителю, который меня на то или иное место поставил. Если ты доверяешь человеку и принимаешь предложение о назначении на должность, ты берешь на себя определенные моральные обязательства: ты не вправе его предать, ты не вправе вести с ним двойную игру. В этом смысле можно сказать, что я - человек Путина и я - человек Медведева. Информацией же о "команде Медведева" я, наверное, с вами не поделюсь, потому что сам располагаю такой информацией в минимальной степени. Я могу догадываться, что есть люди, которые известны президенту Медведеву лучше, чем вы, или я, или ваш фотокорреспондент. Есть, например, его однокурсники, которые работают на достаточно высоких постах. Я думаю, в целом соответствует истине то, что у наших лидеров сегодня есть общность подходов, и именно это исключает напряжение в работе представителей всех ветвей власти.

ДОСЬЕ
АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВИЧ КОНОВАЛОВ родился 6 июня 1968 года в Ленинграде. Окончил юрфак Санкт-Петербургского госуниверситета и (заочно) Свято-Тихоновский гуманитарный университет. В 2001-2005 годах - заместитель, первый зампрокурора Санкт-Петербурга. В 2005 году - прокурор Башкирии. В 2005-2008 годах - полпред президента РФ в Приволжском федеральном округе. С 12 мая 2008 года - министр юстиции РФ. Кандидат в мастера спорта по академической гребле. Женат.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».