Архивная публикация 2003 года: "Родственные души"

Над входом в Пушкинский музей колышутся два плаката с изображением швей. На одном -- "Девушка за шитьем" (1868) немца Ханса Тома, на другом -- современная ей "Швея" Константина Маковского. Точно так же -- парой -- они висят в зале на выставке "Гармония и контрапункт. Россия--Германия. Живопись. XIX век" (1 декабря--2 февраля), иллюстрируя пересечение двух национальных школ. Немецкая швея сосредоточена на работе, русская -- смотрит на горстку монет (видимо, плата за труд) и горюет о своей судьбе.В этом сопоставлении русского и немецкого художественного сознания и состоит главная интрига проекта, придуманного директором ГМИИ Ириной Антоновой для фестиваля "Декабрьские вечера". Не дожидаясь, пока в Москве-2004 грянет Год Германии, Пушкинский уже сейчас сравнил две живописные державы, какими они были в XIX веке. А были они, оказывается, довольно похожи.

Берем, к примеру, "Портрет сына Арсения" московского бытописца Василия Тропинина и добавляем к нему "Портрет мальчика" Иоганна Иле из Касселя. Получаем почти полное стилевое совпадение: те же пухлые щечки и детская непосредственность. Типичный бюргерский бидермейер (стиль мелких буржуа). Таких "сиамских близнецов" на выставке -- с добрый десяток. Немецкие и русские художники XIX века черпали сюжеты из одних и тех же источников -- газетных репортажей (для драматических картин) и семейных хроник (для умильных портретов).

Обе живописные школы проходили одни и те же этапы: романтизм, реализм, символизм. Обе школы, скажем честно, находились на культурных задворках Европы, увлеченной Францией. Наконец, и немцев, и русских ожидал мощный художественный взрыв в начале ХХ века: первых -- авангард, вторых -- экспрессионизм.

Единственное, в чем по-настоящему преуспели наши мистические нации, -- это классическая музыка. Поэтому все пересекающиеся линии зациклятся на меломане, попавшем в Белый зал музея. В тот момент, когда австрийская "звезда" Бернарда Финк запоет Вагнера, ему, меломану, следует повернуть голову налево и ощутить всю пейзажную мощь Гаспара-Давида Фридриха, главного живописца немецкого романтизма. В то время как Михаил Плетнев перейдет от фортепьянных сочинений Шумана к опусам Чайковского, нужно оборотиться направо и почувствовать религиозный экстаз вместе с русскими и немецкими художниками, живописавшими Рим (здесь и Карл Брюллов, и Федор Бруни, и немцы Антон Кох с Карлом Шинкелем). Впрочем, лучше не вертеться, а еще до концерта посмотреть немецкие картины, привезенные из восьми германских музеев (именно они -- самое ценное в экспозиции), а после этого спокойно, без сравнений и сопоставлений, отдаться музыке.