Архивная публикация 2003 года: "Рожденная революцией"
Самый "громкий" художник, сценограф и театральный продюсер Павел Каплевич положил глаз на свою будущую жену именно как художник, сценограф и продюсер. Катя Бонч-Бруевич, в свою очередь, отнеслась к роману с ним как к авантюре. Закончилось все неожиданно для них обоих: домом, сыном и нежностью, которая не растворяется уже пятнадцать лет.Наталья Щербаненко: Самые громкие премьеры последних лет: "Луна-парк" Лунгина, "Горе от ума" Меньшикова, "Мама" Евстигнеева, "Три товарища" в Современнике, "Калигула" Фоменко -- не обошлись без участия вашего мужа. Не тяжело жить с человеком, который слышит много комплиментов? Вы имеете право критически оценивать то, что он делает?
Катя Бонч-Бруевич: О том, что не нравится, лучше говорить осторожно. То есть сказать, что все было замечательно, вот только одна деталь... Хотя мне, честно говоря, в основном нравится все, что делает Паша.
Н.Щ.: И давно?
К.Б.-Б.: Много лет назад я с группой французов (я тогда учила французский язык и подрабатывала гидом) пришла на спектакль Мирзоева, для которого Паша делал костюмы. Спектакль мне понравился больше, чем сам Паша. А он тогда как раз искал мальчика на роль в новом фильме. Он меня увидел и сказал кому-то, что жалко, что я француженка, а то очень подхожу. Но его успокоили, что я никакая не француженка, а своя. В том фильме я, впрочем, не снялась. Потом, правда, я все-таки сыграла в кино, в эпизоде. Павел рекомендовал меня на роль в фильм братьев Алейниковых. Съемки проходили в Ленинграде, а мне туда все равно надо было ехать в зоологическую библиотеку.
Н.Щ.: А зачем вам нужно было в зоологическую библиотеку?
К.Б.-Б.: Я собирала материал для диссертации. Я ведь тогда еще была биологом. Можно так сказать: начало моего романа с Каплевичем совпало с концом моей научной карьеры.
Н.Щ.: Одно из другого вытекло или это были параллельные события?
К.Б.-Б.: Параллельные. Я окончила биофак МГУ, работала на кафедре в Академии наук и занималась анатомией кольчатых червей. Думаю, продолжи я этим заниматься, сейчас была бы каким-нибудь доктором наук. Но началась перестройка, и наука на глазах стала приходить в упадок. Я понимала, что через несколько лет у института не будет денег, чтобы заменить зеркало в микроскопе. Выхода имелось два: уезжать работать за границу или влачить полунищенское существование. И то и другое в мои планы категорически не входило.
Н.Щ.: И чем же вы решили заняться?
К.Б.-Б.: Всем понемногу. Например, вместе с подругой создала фирму, которая занималась недвижимостью. Это было полулегальное мероприятие, и мы балансировали на грани закона, что мне ужасно нравилось. Потом я рекламой и пиаром занималась, совсем недавно организовала и открыла детский развлекательный центр на Кутузовском. Но как только все получилось, я отдала этот проект в другие руки.
Я вообще люблю в авантюры ввязываться, и потом, мне просто надоедает заниматься одним и тем же.
Н.Щ.: Ваше детство проходило в советские годы, когда фамилия знаменитого революционера Бонч-Бруевича, соратника Ленина и управделами Совнаркома, должна была, наверное, накладывать определенный отпечаток на его наследников. Вы шли по героическим стопам прадеда?
К.Б.-Б.: Нет, наоборот. Причем не из чувства противоречия, просто так получалось. Я была единственной в классе, кто, например, не участвовал в смотре строевой песни: не могла научиться ходить в ногу. Когда меня выдвинули на руководящий пост, что-то вроде председателя совета отряда, нас с подружками застали за антиобщественным занятием: сбрасыванием бумажных бомбочек с водой с балкона. Так что пионерская карьера не задалась.
Н.Щ.: А вы разве не с золотой молодежью дружили?
К.Б.-Б.: Нет. Золотая молодежь, наверное, или жила в другом месте, или ее родители на улицу не выпускали. Я жила в центре Москвы, в Кисловском переулке, и общалась в основном с детьми из коммунальных квартир.
Учителя говорили, что мне надо соответствовать своей фамилии. Я пробовала, но у меня не получалось. Но училась я очень хорошо.
Н.Щ.: У вас дома есть знаменитые книги вашего прадеда -- "Ленин и дети", например, или "Общество чистых тарелок"?
К.Б.-.Б.: Конечно. Мы живем на его даче, построенной в конце 20-х годов, всюду его портреты висят и книги стоят. Для меня мой прадед -- не столько государственный деятель, сколько ученый, историк и издатель. Он вскоре после революции отошел от политической жизни. В 30-е годы он основал Государственный литературный музей в Москве.
Н.Щ.: Но все-таки революция -- это была та еще авантюра! Есть вам в кого быть такой рискованной девушкой.
К.Б.-Б.: У меня, кстати, к политическим авантюрам точно душа не лежит. Наверное, для природного равновесия -- прадед уже все на несколько поколений вперед в этом плане сделал.
Н.Щ.: Но вы на себе вес этого имени ощущаете?
К.Б.-Б.: Однажды Нонна Мордюкова, одна из любимых Пашиных актрис, когда в первый раз меня увидела, сказала: "Знаешь, Паша, у твоей Катьки хочется спросить: "Дамочка, у вас не будет кипяточку?" У меня ощущение, что она там где-то с Лениным рядом". Но сама я ничего особенного не чувствую.
Н.Щ.: Чем вам Павел понравился?
К.Б.-Б.: Тем, что не ощущаешь умом, это что-то уровне феромонов. А потом, он думает быстро и с юмором у него все в порядке. Сейчас Паша делает вид, что это я первая начала движение навстречу, хотя на самом деле, конечно, он. Или, точнее, мы одновременно. Замуж за него я, кстати, не собиралась. Мне просто было очень интересно то, что он делает.
Н.Щ.: У вас был долгий роман?
К.Б.-Б.: Не быстрый. Дело в том, что я тогда была замужем и у меня была дочка пяти лет. Это был такой детский брак: мы с однокурсником поженились, едва нам исполнилось восемнадцать. Мой первый муж -- Антон Ланге -- занимался насекомоядными растениями и даже диссертацию защитил. А сейчас он один из самых известных фотографов моды.
Н.Щ.: Павла не смущало, что вы замужняя женщина?
К.Б.-Б.: Думаю, нет. Скажем, так: постепенно у меня сменился муж. Но я и мой муж, мой первый муж и его новая жена, наши дети -- все мы дружим и помогаем друг другу в работе. Мы же все получаемся в каком-то смысле родственники.
Н.Щ.: Такое миролюбие -- черта творческих людей?
К.Б.-Б.: Нет, просто нормальных людей. Вот Маша Миронова со своим первым мужем, который почти олигарх, и вторым мужем, который рекламщик, вместе ездят отдыхать. Мы, правда, отдыхать вместе пока не ездим.
Н.Щ.: Вы ссоритесь?
К.Б.-Б.: Сейчас нет. А раньше случалось. Я обижалась, что он мало бывает дома. Было время, когда мы почти разошлись: некоторые Пашины друзья проводили большую работу по спасению его от меня -- для себя. Он ведь был душой компании, а стал домашним.
Н.Щ.: Какой Павел отец?
К.Б.-Б.: Сумасшедший. Ему было уже достаточно лет, когда родился Максим. У нас сохранилась забавная видеозапись: муж с Димой Харатьяном забирают меня из роддома, а дома нас ждет Саша Балуев. Я отлучаюсь в другую комнату к ребенку, а они сидят за столом, такие отрешенные, как будто случилось что-то страшное. И Паша говорит: "Нет, ну вы видели -- урод-то какой". И снова молчание. Правда, через неделю Паша понял, что его сын -- самый красивый сын на свете.
Сейчас Максу восемь лет, и он учится уже в четвертом классе. Он очень наблюдательный мальчик. У нас есть толстая тетрадь с его высказываниями. Несколько лет назад, например, когда по всем телеканалам говорили о выборах, Макс увидел сюжет о сиамских близнецах. И вполне серьезно спросил папу: "А как же они будут голосовать?"
Н.Щ.: Максим -- будущий художник?
К.Б.-Б.: Нет, он спортсмен. Сейчас, например, график моей жизни целиком подчинен графику его спортивных тренировок. Он точно решил, что будет футболистом или горнолыжником. Но в перерыве между матчами, может быть, откроет ресторан или, на худой конец, спродюсирует спектакль.
К творчеству он относится философски. Паша как-то показывал ему свои новые эскизы. Макс говорит: "Хорошо, папа, очень красиво. Но, знаешь, если бы это были не ты и не я, то подумали бы, что кто-то просто красную краску разлил".
Н.Щ.: Для вас важно, чтобы мужчина, который рядом с вами, много зарабатывал?
К.Б.-Б.: Это важно, в первую очередь, для него самого, потому что тогда он сам себя уважает. Ну и мне, разумеется, не надо из сил выбиваться.
Н.Щ.: Вы, пользуясь семейным положением, получаете у своего мужа-художника профессиональные советы, как и что одевать?
К.Б.-Б.: Да, но есть вещи, которые Паше очень нравятся, а я их ни за что не хочу надевать. Например, больше черные балахоны от японских модельеров. Зря, что ли, я в фитнес-зале качаюсь, чтобы всю красоту скрывать под ними?
Н.Щ.: Вам нравится меняться?
К.Б.-Б.: Я иногда работаю моделью -- мне нравится сам процесс, а особенно фотографии получать, я себе обычно нравлюсь. Часто снимаюсь в Пашиных костюмах. Пару лет назад мой первый муж снимал меня для рекламы сигарет. А в прошлом году за роль в клипе Земфиры "Траффик" я получила приз "Улыбка года". Хотя улыбка там была немного зловещей.
Н.Щ.: Вы Павла ревнуете?
К.Б.-Б.: Я его ревную к театру, а он меня -- к людям. Помню забавный случай. У меня плохая память на лицах. Как-то я шла по улице, ко мне подошел Валентин Гнеушев, а я его не узнала. Так и так, говорит, я знаменитый цирковой режиссер. Я, как вежливая девушка, дала ему свою визитку. Он ее взял, прочитал и как ошпаренный швырнул обратно со словами: "Умоляю, только ничего не говори Паше!"
Н.Щ.: В двух последних театральных проектах -- "Чайка" в Театре Наций и "Имаго" во МХАТе, который стал ренессансом Анастасии Вертинской, -- ваш муж выступил в качестве продюсера. Где та грань между художественным беспорядком богемного человека и деловой четкостью, без которой невозможен коммерческий успех?
К.Б.-Б.: Паша всегда был не просто художником. Он еще и занимался производством: шил костюмы, подбирал артистов, гримеров, находил деньги. Он общается с влиятельными людьми и благодаря своему обаянию и профессионализму увлекает их своими идеями.
Н.Щ.: Вот я себе как-то не очень хорошо представляю, с какими словами художник входит в кабинет делового человека?
К.Б.-Б.: А он и не ходит. Они его сами находят. После кризиса 98-го года люди оправились и поняли, что нужно не только деньги на хорошую жизнь зарабатывать, но и жить.
Н.Щ.: Муж вас в свои проблемы посвящает?
К.Б.-Б.: Нет. Думаю, он меня пустил бы в свою рабочую жизнь, но я сама туда не хочу. В театре я появляюсь только в день премьеры, и не за кулисами, а в партере. Во всей "кухне" не участвую, по природе терпеть не могу никаких интриг. Просить меня, чтобы я замолвила слово, бессмысленно: я не рычаг воздействия на мужа.
Н.Щ.: А на домашней кухне вы много времени проводите?
К.Б.-Б.: Нет, я редко готовлю. У нас готовит няня. Мы с Пашей спокойно относимся к еде. Классический вариант, когда жена ждет мужа с горячим ужином к его приходу с работы, для нас невозможен: ужин сто раз остынет.
Н.Щ.: Когда вы вместе, чем в свободное время занимаетесь?
К.Б.-Б.: В нарды играем.
Н.Щ.: Вы часто звоните мужу в течение дня, чтобы узнать, как дела?
К.Б.-Б.: Мне некуда звонить. У него нет мобильного телефона. Он считает мобильник одной из самых отвратительных вещей на свете. Паша вообще свободен от всех этих новорусских атрибутов: машину не водит (нанимает водителей, ездит на такси, или, когда мы путешествуем, за рулем я), часов у него нет, галстука нет. И в Куршевель мы не ездим, потому что он на лыжах не катается. Хотя едва ли не все наши друзья зимние каникулы проводят именно там. Моему мужу не надо соответствовать, он уже и так всем все доказал.
Самый "громкий" художник, сценограф и театральный продюсер Павел Каплевич положил глаз на свою будущую жену именно как художник, сценограф и продюсер. Катя Бонч-Бруевич, в свою очередь, отнеслась к роману с ним как к авантюре. Закончилось все неожиданно для них обоих: домом, сыном и нежностью, которая не растворяется уже пятнадцать лет.Наталья Щербаненко: Самые громкие премьеры последних лет: "Луна-парк" Лунгина, "Горе от ума" Меньшикова, "Мама" Евстигнеева, "Три товарища" в Современнике, "Калигула" Фоменко -- не обошлись без участия вашего мужа. Не тяжело жить с человеком, который слышит много комплиментов? Вы имеете право критически оценивать то, что он делает?
Катя Бонч-Бруевич: О том, что не нравится, лучше говорить осторожно. То есть сказать, что все было замечательно, вот только одна деталь... Хотя мне, честно говоря, в основном нравится все, что делает Паша.
Н.Щ.: И давно?
К.Б.-Б.: Много лет назад я с группой французов (я тогда учила французский язык и подрабатывала гидом) пришла на спектакль Мирзоева, для которого Паша делал костюмы. Спектакль мне понравился больше, чем сам Паша. А он тогда как раз искал мальчика на роль в новом фильме. Он меня увидел и сказал кому-то, что жалко, что я француженка, а то очень подхожу. Но его успокоили, что я никакая не француженка, а своя. В том фильме я, впрочем, не снялась. Потом, правда, я все-таки сыграла в кино, в эпизоде. Павел рекомендовал меня на роль в фильм братьев Алейниковых. Съемки проходили в Ленинграде, а мне туда все равно надо было ехать в зоологическую библиотеку.
Н.Щ.: А зачем вам нужно было в зоологическую библиотеку?
К.Б.-Б.: Я собирала материал для диссертации. Я ведь тогда еще была биологом. Можно так сказать: начало моего романа с Каплевичем совпало с концом моей научной карьеры.
Н.Щ.: Одно из другого вытекло или это были параллельные события?
К.Б.-Б.: Параллельные. Я окончила биофак МГУ, работала на кафедре в Академии наук и занималась анатомией кольчатых червей. Думаю, продолжи я этим заниматься, сейчас была бы каким-нибудь доктором наук. Но началась перестройка, и наука на глазах стала приходить в упадок. Я понимала, что через несколько лет у института не будет денег, чтобы заменить зеркало в микроскопе. Выхода имелось два: уезжать работать за границу или влачить полунищенское существование. И то и другое в мои планы категорически не входило.
Н.Щ.: И чем же вы решили заняться?
К.Б.-Б.: Всем понемногу. Например, вместе с подругой создала фирму, которая занималась недвижимостью. Это было полулегальное мероприятие, и мы балансировали на грани закона, что мне ужасно нравилось. Потом я рекламой и пиаром занималась, совсем недавно организовала и открыла детский развлекательный центр на Кутузовском. Но как только все получилось, я отдала этот проект в другие руки.
Я вообще люблю в авантюры ввязываться, и потом, мне просто надоедает заниматься одним и тем же.
Н.Щ.: Ваше детство проходило в советские годы, когда фамилия знаменитого революционера Бонч-Бруевича, соратника Ленина и управделами Совнаркома, должна была, наверное, накладывать определенный отпечаток на его наследников. Вы шли по героическим стопам прадеда?
К.Б.-Б.: Нет, наоборот. Причем не из чувства противоречия, просто так получалось. Я была единственной в классе, кто, например, не участвовал в смотре строевой песни: не могла научиться ходить в ногу. Когда меня выдвинули на руководящий пост, что-то вроде председателя совета отряда, нас с подружками застали за антиобщественным занятием: сбрасыванием бумажных бомбочек с водой с балкона. Так что пионерская карьера не задалась.
Н.Щ.: А вы разве не с золотой молодежью дружили?
К.Б.-Б.: Нет. Золотая молодежь, наверное, или жила в другом месте, или ее родители на улицу не выпускали. Я жила в центре Москвы, в Кисловском переулке, и общалась в основном с детьми из коммунальных квартир.
Учителя говорили, что мне надо соответствовать своей фамилии. Я пробовала, но у меня не получалось. Но училась я очень хорошо.
Н.Щ.: У вас дома есть знаменитые книги вашего прадеда -- "Ленин и дети", например, или "Общество чистых тарелок"?
К.Б.-.Б.: Конечно. Мы живем на его даче, построенной в конце 20-х годов, всюду его портреты висят и книги стоят. Для меня мой прадед -- не столько государственный деятель, сколько ученый, историк и издатель. Он вскоре после революции отошел от политической жизни. В 30-е годы он основал Государственный литературный музей в Москве.
Н.Щ.: Но все-таки революция -- это была та еще авантюра! Есть вам в кого быть такой рискованной девушкой.
К.Б.-Б.: У меня, кстати, к политическим авантюрам точно душа не лежит. Наверное, для природного равновесия -- прадед уже все на несколько поколений вперед в этом плане сделал.
Н.Щ.: Но вы на себе вес этого имени ощущаете?
К.Б.-Б.: Однажды Нонна Мордюкова, одна из любимых Пашиных актрис, когда в первый раз меня увидела, сказала: "Знаешь, Паша, у твоей Катьки хочется спросить: "Дамочка, у вас не будет кипяточку?" У меня ощущение, что она там где-то с Лениным рядом". Но сама я ничего особенного не чувствую.
Н.Щ.: Чем вам Павел понравился?
К.Б.-Б.: Тем, что не ощущаешь умом, это что-то уровне феромонов. А потом, он думает быстро и с юмором у него все в порядке. Сейчас Паша делает вид, что это я первая начала движение навстречу, хотя на самом деле, конечно, он. Или, точнее, мы одновременно. Замуж за него я, кстати, не собиралась. Мне просто было очень интересно то, что он делает.
Н.Щ.: У вас был долгий роман?
К.Б.-Б.: Не быстрый. Дело в том, что я тогда была замужем и у меня была дочка пяти лет. Это был такой детский брак: мы с однокурсником поженились, едва нам исполнилось восемнадцать. Мой первый муж -- Антон Ланге -- занимался насекомоядными растениями и даже диссертацию защитил. А сейчас он один из самых известных фотографов моды.
Н.Щ.: Павла не смущало, что вы замужняя женщина?
К.Б.-Б.: Думаю, нет. Скажем, так: постепенно у меня сменился муж. Но я и мой муж, мой первый муж и его новая жена, наши дети -- все мы дружим и помогаем друг другу в работе. Мы же все получаемся в каком-то смысле родственники.
Н.Щ.: Такое миролюбие -- черта творческих людей?
К.Б.-Б.: Нет, просто нормальных людей. Вот Маша Миронова со своим первым мужем, который почти олигарх, и вторым мужем, который рекламщик, вместе ездят отдыхать. Мы, правда, отдыхать вместе пока не ездим.
Н.Щ.: Вы ссоритесь?
К.Б.-Б.: Сейчас нет. А раньше случалось. Я обижалась, что он мало бывает дома. Было время, когда мы почти разошлись: некоторые Пашины друзья проводили большую работу по спасению его от меня -- для себя. Он ведь был душой компании, а стал домашним.
Н.Щ.: Какой Павел отец?
К.Б.-Б.: Сумасшедший. Ему было уже достаточно лет, когда родился Максим. У нас сохранилась забавная видеозапись: муж с Димой Харатьяном забирают меня из роддома, а дома нас ждет Саша Балуев. Я отлучаюсь в другую комнату к ребенку, а они сидят за столом, такие отрешенные, как будто случилось что-то страшное. И Паша говорит: "Нет, ну вы видели -- урод-то какой". И снова молчание. Правда, через неделю Паша понял, что его сын -- самый красивый сын на свете.
Сейчас Максу восемь лет, и он учится уже в четвертом классе. Он очень наблюдательный мальчик. У нас есть толстая тетрадь с его высказываниями. Несколько лет назад, например, когда по всем телеканалам говорили о выборах, Макс увидел сюжет о сиамских близнецах. И вполне серьезно спросил папу: "А как же они будут голосовать?"
Н.Щ.: Максим -- будущий художник?
К.Б.-Б.: Нет, он спортсмен. Сейчас, например, график моей жизни целиком подчинен графику его спортивных тренировок. Он точно решил, что будет футболистом или горнолыжником. Но в перерыве между матчами, может быть, откроет ресторан или, на худой конец, спродюсирует спектакль.
К творчеству он относится философски. Паша как-то показывал ему свои новые эскизы. Макс говорит: "Хорошо, папа, очень красиво. Но, знаешь, если бы это были не ты и не я, то подумали бы, что кто-то просто красную краску разлил".
Н.Щ.: Для вас важно, чтобы мужчина, который рядом с вами, много зарабатывал?
К.Б.-Б.: Это важно, в первую очередь, для него самого, потому что тогда он сам себя уважает. Ну и мне, разумеется, не надо из сил выбиваться.
Н.Щ.: Вы, пользуясь семейным положением, получаете у своего мужа-художника профессиональные советы, как и что одевать?
К.Б.-Б.: Да, но есть вещи, которые Паше очень нравятся, а я их ни за что не хочу надевать. Например, больше черные балахоны от японских модельеров. Зря, что ли, я в фитнес-зале качаюсь, чтобы всю красоту скрывать под ними?
Н.Щ.: Вам нравится меняться?
К.Б.-Б.: Я иногда работаю моделью -- мне нравится сам процесс, а особенно фотографии получать, я себе обычно нравлюсь. Часто снимаюсь в Пашиных костюмах. Пару лет назад мой первый муж снимал меня для рекламы сигарет. А в прошлом году за роль в клипе Земфиры "Траффик" я получила приз "Улыбка года". Хотя улыбка там была немного зловещей.
Н.Щ.: Вы Павла ревнуете?
К.Б.-Б.: Я его ревную к театру, а он меня -- к людям. Помню забавный случай. У меня плохая память на лицах. Как-то я шла по улице, ко мне подошел Валентин Гнеушев, а я его не узнала. Так и так, говорит, я знаменитый цирковой режиссер. Я, как вежливая девушка, дала ему свою визитку. Он ее взял, прочитал и как ошпаренный швырнул обратно со словами: "Умоляю, только ничего не говори Паше!"
Н.Щ.: В двух последних театральных проектах -- "Чайка" в Театре Наций и "Имаго" во МХАТе, который стал ренессансом Анастасии Вертинской, -- ваш муж выступил в качестве продюсера. Где та грань между художественным беспорядком богемного человека и деловой четкостью, без которой невозможен коммерческий успех?
К.Б.-Б.: Паша всегда был не просто художником. Он еще и занимался производством: шил костюмы, подбирал артистов, гримеров, находил деньги. Он общается с влиятельными людьми и благодаря своему обаянию и профессионализму увлекает их своими идеями.
Н.Щ.: Вот я себе как-то не очень хорошо представляю, с какими словами художник входит в кабинет делового человека?
К.Б.-Б.: А он и не ходит. Они его сами находят. После кризиса 98-го года люди оправились и поняли, что нужно не только деньги на хорошую жизнь зарабатывать, но и жить.
Н.Щ.: Муж вас в свои проблемы посвящает?
К.Б.-Б.: Нет. Думаю, он меня пустил бы в свою рабочую жизнь, но я сама туда не хочу. В театре я появляюсь только в день премьеры, и не за кулисами, а в партере. Во всей "кухне" не участвую, по природе терпеть не могу никаких интриг. Просить меня, чтобы я замолвила слово, бессмысленно: я не рычаг воздействия на мужа.
Н.Щ.: А на домашней кухне вы много времени проводите?
К.Б.-Б.: Нет, я редко готовлю. У нас готовит няня. Мы с Пашей спокойно относимся к еде. Классический вариант, когда жена ждет мужа с горячим ужином к его приходу с работы, для нас невозможен: ужин сто раз остынет.
Н.Щ.: Когда вы вместе, чем в свободное время занимаетесь?
К.Б.-Б.: В нарды играем.
Н.Щ.: Вы часто звоните мужу в течение дня, чтобы узнать, как дела?
К.Б.-Б.: Мне некуда звонить. У него нет мобильного телефона. Он считает мобильник одной из самых отвратительных вещей на свете. Паша вообще свободен от всех этих новорусских атрибутов: машину не водит (нанимает водителей, ездит на такси, или, когда мы путешествуем, за рулем я), часов у него нет, галстука нет. И в Куршевель мы не ездим, потому что он на лыжах не катается. Хотя едва ли не все наши друзья зимние каникулы проводят именно там. Моему мужу не надо соответствовать, он уже и так всем все доказал.
НАТАЛЬЯ ЩЕРБАНЕНКО
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
