Архивная публикация 2006 года: "Русский бум, вторая волна"
На аукционе Sotheby’s 1988 года в Москве за работы современных русских художников платили сотни тысяч фунтов стерлингов. Покупали иностранцы. Теперь наоборот: русские едут за границу покупать русское искусство. Первый «русский бум» начался с интереса западных коллекционеров к экзотическому и прежде недоступному и закончился по причинам экономическим — с кризисом середины 1990-х. Вторую волну, по объективным данным продаж, мы переживаем сейчас. Как и за любым бумом «национального» искусства (для примера можно взять современную ситуацию на рынке китайского искусства) за теперешним ростом цен на русских художников стоит экономический рост в России и накопление капиталов потенциальными и активными коллекционерами.
«Русские торги» Sotheby’s и Christie’s в Лондоне уже стали значительным событием даже по международным меркам и приносят немалый доход, благо съездить на аукцион в Лондон для состоятельного русского коллекционера не проблема. Но Нью-Йорк, несмотря на огромную русскоязычную диаспору, был в стороне от аукционного бума: спрос на рынке русского искусства определяется в основном коллекционерами, живущими в России. И не в последнюю очередь по географическим и бюрократическим причинам — были случаи, когда важные клиенты или члены их семей не могли вовремя получить американскую визу и не приезжали на торги. Но ставки на Америку в этом году полностью оправдались. Апрельские торги Sotheby’s (русское отделение открылось в Нью-Йорке несколько лет назад) принесли $54372560, что значительно превышает результат лондонских торгов в прошлом декабре ($39 млн.). Нью-йоркское отделение Christie’s открылось только в этом сезоне, и их торги можно считать пробным шаром: результат — $15 млн.
Почему же за русским искусством едут за границу?
Вторичный рынок вне России представляет большой интерес для коллекционеров: очень многое было вывезено и до, и после 1917 года. Работы русских художников, особенно XIX — начала XX века, обнаруживаются по всему земному шару от Японии до Аргентины. Аукционные дома становятся для них центрами притяжения, определенной гарантией подлинности и знаком престижа для покупателя и продавца. Аукционы и отслеживают, и определяют ценообразование. Новые отделения выгодно открывать не только из-за привлечения новых клиентов — на практике большинство из них участвует и в лондонских, и в нью-йоркских торгах. Дело в «увеличении оборотов» и в освоении новых источников работ, что лучше делать на месте.
Правило 3D
Искусствоведу-профессионалу или простому любителю искусства в равной степени бывает трудно осознать, что аукцион — это не музей, и правила на аукционе действуют другие. На ценообразование влияет масса факторов помимо расплывчатого понятия «гениальный художник». Вычерчивать кривые спроса и предложения для рынка искусства также дело непростое. Фактором в ценообразовании может стать, скажем, интерес какого-нибудь важного клиента к железнодорожному транспорту (благо, хороших картин с паровозной тематикой много, начиная с Эдуарда Мане) или умело срежиссированная телефонная битва «покупателей» во время аукциона. Что касается предложения, то и здесь царствует случай, принимающий иной раз форму «правила 3D»: death (смерть владельца коллекции, после которой наследники часто распродают работы, особенно в связи с невероятно высокими налогами на наследство, принятыми в разных процветающих странах), debt (долги), divorce (развод).
Одна из важнейших задач аукционного дома — проследить провенанс, то есть происхождение вещи, удостоверив тем самым ее подлинность. В Америку работы русских художников попадали самыми причудливыми путями, часто через Европу — как,например, коллекция нонконформистов Александра Глезера, многие художники жили в Америке, как Давид Бурлюк и Николай Рерих, сейчас в Нью-Йорке работают современные русские звезды Виталий Комар и Александр Меламид, Леонид Соков, Илья Кабаков.
Устанавливаемая аукционным домом предполагаемая цена лота в теории отражает: 1) «рыночную ситуацию» (то есть историю прежних продаж), 2) политику аукционного дома и 3) экспертные предположения его сотрудников. Но предположениям, как известно, свойственно иногда не оправдываться, тем более что торги — ситуация субъективная.
Количество и качество
Перед торгами глава русского отдела Sotheby’s в Нью-Йорке Соня Беккерман рассказывала о лотах-фаворитах — вещей собрали действительно много, и ставки были велики. Среди лотов был и угрожающих размеров парадный портрет великой княгини Марии Павловны работы Кустодиева, оцененный в $1 млн. В теории вещь для коллекционера привлекательная — изображена историческая личность в исторических драгоценностях (на что Sotheby’s сделал упор, отдельно рассказав о них в каталоге). Но на практике результат оказался иным: лишенный фирменной жизнерадостности, заказной Кустодиев с торгов не ушел. Другой фаворит,Айвазовский,был представлен, в частности, тематически-американской работой — с участием Христофора Колумба, высаживающегося на остров Сан-Сальвадор, — которая, вопреки ожиданиям, не взяла предполагаемых $600 тыс. и ушла за $464 тыс. Еще одна смелая (несмотря на успехи в прошлом сезоне) оценка — эстимейт картины Сомова «Влюбленные» в $1,2 млн. — также на торгах не оправдалась: работа осталась без покупателя. Среди предсказуемых удач торгов были 16 работ Ивана Похитонова конца XIX — 20-х годов XX века, многие из которых ушли в одни руки, или замечательный петербургский пейзаж художника Петра Верещагина, который был продан за $1,472 млн., многократно превысив предполагаемые $180 тыс.
Аукционный дом Christie’s показал в Нью-Йорке «другую игру». Отдав Sotheby’s инициативу в вопросах количества и исторического размаха, сотрудники Christie’s провели за 2 дня до Sotheby’s компактные и в целом удачные торги, где рекордные на тот момент цены взяли, в частности, работа Зинаиды Серебряковой «Спящая обнаженная» — $1,416 млн. против предполагаемых $400 тыс., работа Григория Габашвили «Базар в Самарканде» — $1,136 млн. против предполагаемых $600 тыс. и одна из выставленных на торги картин Рериха — $856 тыс. против предполагаемых $350 тыс. По словам главы международного русского отдела Christie’s Алексея Тизенгаузена, здесь решили сделать ставку не на количество, а на качество. Очевидно, что эти слова означают следующее: в Christie’s заняли выжидательную позицию, но ничто не помешает перенять инициативу Sotheby’s, если она окажется удачной. Видимо, этого и следует ждать в недалеком будущем.
По-настоящему качественные вещи — всегда хорошее капиталовложение. Несмотря на заявления о растущей избирательности клиентов, существует пресловутая мода. Тут сразу вспоминается непременный герой русских торгов и объект шуток эстетов-интеллектуалов — Айвазовский, которого и на рынке много, и картины выставляют на торги разного качества, но раскупают его неизменно как горячие пирожки, что снова было продемонстрировано в Нью-Йорке. Как всегда, делаются ставки на очередное «горячее» направление, и здесь дилеры прочат дальнейший рост цен на авангард начала века, в особенности на ранние, то есть более редкие работы. Об этом в один голос говорили и Соня Беккерман из Sotheby’s, и Алексей Тизенгаузен из Christie’s. Но несмотря на то, что работа Ильи Машкова побила все рекорды в прошлом сезоне на лондонских торгах (2,136 млн. фунтов стерлингов или около $3,745 млн.), в Нью-Йорке расклад был иной. Оцененный в $3,5 млн. Кончаловский на Sotheby’s не продался, две другие его работы продались, но без сенсаций. Если уж говорить о «веяниях», то на русских торгах повеяло ориентализмом, о чем свидетельствуют не только более чем успешные продажи Рериха — на Sotheby’s он намного превзошел рекорд Christie’s двухдневной давности и ушел за $2,2 млн. и $1,248 млн., — но и увлекательная борьба за работы Александра Яковлева, путешествовавшего в 20—30-е годы ХХ века по экзотическим странам. Цена на его работу, изображающую танцора японского театра кабуки, неожиданно поднялась до $1 млн. и достигла $1,808 млн. (против предполагаемых $150—200 тыс.). Другая работа Яковлева — с изображением на этот раз китайского актера — ушла за $1,248 млн. ($150—200 тыс.). В цене оказалась и более традиционная и легкоусвояемая красота — работа любимого соотечественниками «русского импрессиониста» Коровина (интерьер мастерской художника в Гурзуфе с идиллическим ночным пейзажем за открытым французским окном) взяла $1,696 млн., а совсем уж гладкая и, как сейчас любят выражаться, «гламурная» картина Богданова-Бельского с изображением читающей дамы среди цветов (эта вещь еще в 1915 году оказалась на обложке журнала «Столица и усадьба») ушла за $1,696 млн. Гигантский и воинствующе слащавый Маковский («Туалет Венеры») до этой суммы недотянул, но тем не менее был продан за солидные $800 тыс.
Актуальность и современность
Для людей, интересующихся современным искусством, наиболее занимательным оказался эксперимент Sotheby’s с «актуальными» художниками (этот термин используют, чтобы не путать новых авторов, скажем, с нонконформистами-шестидесятниками). Инициатива, подкрепленная историческим прецедентом 1988 года, должна пойти на пользу продажам актуального искусства, которое, в отличие от славных 80-х, представляет сейчас наиболее зыбкую почву для дилеров. Ведь Sotheby’s — это знак качества для робких клиентов, по-прежнему сомневающихся в художественной ценности современного искусства. Поэтому галеристы стремятся под любым соусом выставить работы на торги. Есть только одно «но»: при этом желательно, чтобы работы продались, хотя бы за низкую цену. На нью-йоркском аукционе таким «соусом» стала благотворительность: одна из самых амбициозных (и обеспеченных) московских галеристок — Стелла Кей, владелица галереи «Стелла Арт», — выставила несколько лотов, средства от продажи которых должны были пойти в пользу русских детей, больных СПИДом. Среди лотов были работы московских звезд — Анатолия Осмоловского, Дмитрия Гутова, Вадима Захарова.
Организаторы не учли нескольких особенностей: прохладное отношение русских к благотворительности; тот неоспоримый факт, что отечественному коллекционеру незачем ехать в Нью-Йорк за работами, представленными в московских галереях; и, наконец, почти полное неведение потенциальных американских клиентов относительно русского актуального искусства. Из девяти лотов продались только три — Осмоловский за $2400, Павел Пепперштейн за $1440 и Кирилл Челушкин за $3600.
Более живо раскупали современную фотографию, которая, видимо, лучше соответствовала представлениям о диковатом «русском колорите» — например, работы Аллы Есипович и Игоря Мухина. По словам сотрудников Sotheby’s, фотографию активно покупали иностранные клиенты. Кроме того, Sotheby’s в сотрудничестве с ведущими московскими галереями современного искусства была организована «выставка-продажа» — своеобразное дополнение к торгам. На момент написания материала были проданы две работы группы АЕС (за $10 тыс. и $20 тыс.) и одна работа Олега Кулика за $22 тыс. Самая дорогая работа на выставке — Виноградова и Дубосарского — по-прежнему доступна желающим за $350 тыс.
Ситуация, как мы видим, самым драматическим образом отличается от 1988 года — ведь Гриша Брускин, чья работа была тогда продана за 240 тыс. фунтов стерлингов, на момент аукциона был не более известен, чем Дмитрий Гутов. Но во времена «железного занавеса» и непосредственно после его падения идеология была мощнейшим фактором в раскрутке современного русского искусства на Западе. По словам Рональда Фельдмана, известного нью-йоркского галериста, который первым начал выставлять и продавать работы Комара и Меламида, Ильи Кабакова и других звезд,«интерес публики к первой выставке Комара и Меламида в Нью-Йорке был огромный. Люди с изумлением обнаруживали, что в Советском Союзе вообще существует современное искусство, а тем более искусство, оппозиционное официальной доктрине... Первые выставки этих художников в Америке были окружены романтическими легендами о конспиративных встречах, о невероятных способах вывоза работ из Советского Союза, об опасностях, которым подвергались художники и их соратники».
Теперь же, когда на идеологию рассчитывать не приходится, основным фактором стал рынок, и рынок этот формируется именно в России, а не за ее пределами. Кроме того, по словам г-на Фельдмана, сейчас современные русские художники, чтобы добиться успеха, должны не только представлять свою локальную художественную ситуацию, но и вписываться в международный контекст на соответствующем уровне. Тут стоит отметить, что работа Комара и Меламида начала 1970-х годов была продана на Sotheby’s по сравнительно низкой для этих художников цене в $39 тыс. — видимо, потенциальные участники аукционного соревнования также решили обратиться к другим источникам.
Иная «конъюнктура» сложилась на торгах Sotheby’s для шестидесятников-лианозовцев: картина Владимира Немухина была продана за $240 тыс. против предварительной оценки в $50 тыс.—$70 тыс., ушли и все работы Оскара Рабина, одна из них — за $102 тыс., картина московской абстракционистки-шестидесятницы Лидии Мастерковой — за $107 тыс. Многие из проданных работ, включая упомянутые вещи Немухина и Рабина, были выставлены на аукцион Романом Табакманом, который в свое время приобрел известную коллекцию шестидесятников Глезера. Чем ближе к современности, тем «прозрачнее» происхождение работ, и Роман Табакман указал свое имя в каталоге, активно общался с прессой и с гордостью отмечал, что на сессии 26-го числа ушли все предоставленные им работы, а 28-го — практически все.
Возможно, такие успехи вдохновят коллекционеров на приобретение пока доступных по цене работ современных художников, потому что гарантировать их доступность через несколько лет уже нельзя.
На аукционе Sotheby’s 1988 года в Москве за работы современных русских художников платили сотни тысяч фунтов стерлингов. Покупали иностранцы. Теперь наоборот: русские едут за границу покупать русское искусство. Первый «русский бум» начался с интереса западных коллекционеров к экзотическому и прежде недоступному и закончился по причинам экономическим — с кризисом середины 1990-х. Вторую волну, по объективным данным продаж, мы переживаем сейчас. Как и за любым бумом «национального» искусства (для примера можно взять современную ситуацию на рынке китайского искусства) за теперешним ростом цен на русских художников стоит экономический рост в России и накопление капиталов потенциальными и активными коллекционерами.
«Русские торги» Sotheby’s и Christie’s в Лондоне уже стали значительным событием даже по международным меркам и приносят немалый доход, благо съездить на аукцион в Лондон для состоятельного русского коллекционера не проблема. Но Нью-Йорк, несмотря на огромную русскоязычную диаспору, был в стороне от аукционного бума: спрос на рынке русского искусства определяется в основном коллекционерами, живущими в России. И не в последнюю очередь по географическим и бюрократическим причинам — были случаи, когда важные клиенты или члены их семей не могли вовремя получить американскую визу и не приезжали на торги. Но ставки на Америку в этом году полностью оправдались. Апрельские торги Sotheby’s (русское отделение открылось в Нью-Йорке несколько лет назад) принесли $54372560, что значительно превышает результат лондонских торгов в прошлом декабре ($39 млн.). Нью-йоркское отделение Christie’s открылось только в этом сезоне, и их торги можно считать пробным шаром: результат — $15 млн.
Почему же за русским искусством едут за границу?
Вторичный рынок вне России представляет большой интерес для коллекционеров: очень многое было вывезено и до, и после 1917 года. Работы русских художников, особенно XIX — начала XX века, обнаруживаются по всему земному шару от Японии до Аргентины. Аукционные дома становятся для них центрами притяжения, определенной гарантией подлинности и знаком престижа для покупателя и продавца. Аукционы и отслеживают, и определяют ценообразование. Новые отделения выгодно открывать не только из-за привлечения новых клиентов — на практике большинство из них участвует и в лондонских, и в нью-йоркских торгах. Дело в «увеличении оборотов» и в освоении новых источников работ, что лучше делать на месте.
Правило 3D
Искусствоведу-профессионалу или простому любителю искусства в равной степени бывает трудно осознать, что аукцион — это не музей, и правила на аукционе действуют другие. На ценообразование влияет масса факторов помимо расплывчатого понятия «гениальный художник». Вычерчивать кривые спроса и предложения для рынка искусства также дело непростое. Фактором в ценообразовании может стать, скажем, интерес какого-нибудь важного клиента к железнодорожному транспорту (благо, хороших картин с паровозной тематикой много, начиная с Эдуарда Мане) или умело срежиссированная телефонная битва «покупателей» во время аукциона. Что касается предложения, то и здесь царствует случай, принимающий иной раз форму «правила 3D»: death (смерть владельца коллекции, после которой наследники часто распродают работы, особенно в связи с невероятно высокими налогами на наследство, принятыми в разных процветающих странах), debt (долги), divorce (развод).
Одна из важнейших задач аукционного дома — проследить провенанс, то есть происхождение вещи, удостоверив тем самым ее подлинность. В Америку работы русских художников попадали самыми причудливыми путями, часто через Европу — как,например, коллекция нонконформистов Александра Глезера, многие художники жили в Америке, как Давид Бурлюк и Николай Рерих, сейчас в Нью-Йорке работают современные русские звезды Виталий Комар и Александр Меламид, Леонид Соков, Илья Кабаков.
Устанавливаемая аукционным домом предполагаемая цена лота в теории отражает: 1) «рыночную ситуацию» (то есть историю прежних продаж), 2) политику аукционного дома и 3) экспертные предположения его сотрудников. Но предположениям, как известно, свойственно иногда не оправдываться, тем более что торги — ситуация субъективная.
Количество и качество
Перед торгами глава русского отдела Sotheby’s в Нью-Йорке Соня Беккерман рассказывала о лотах-фаворитах — вещей собрали действительно много, и ставки были велики. Среди лотов был и угрожающих размеров парадный портрет великой княгини Марии Павловны работы Кустодиева, оцененный в $1 млн. В теории вещь для коллекционера привлекательная — изображена историческая личность в исторических драгоценностях (на что Sotheby’s сделал упор, отдельно рассказав о них в каталоге). Но на практике результат оказался иным: лишенный фирменной жизнерадостности, заказной Кустодиев с торгов не ушел. Другой фаворит,Айвазовский,был представлен, в частности, тематически-американской работой — с участием Христофора Колумба, высаживающегося на остров Сан-Сальвадор, — которая, вопреки ожиданиям, не взяла предполагаемых $600 тыс. и ушла за $464 тыс. Еще одна смелая (несмотря на успехи в прошлом сезоне) оценка — эстимейт картины Сомова «Влюбленные» в $1,2 млн. — также на торгах не оправдалась: работа осталась без покупателя. Среди предсказуемых удач торгов были 16 работ Ивана Похитонова конца XIX — 20-х годов XX века, многие из которых ушли в одни руки, или замечательный петербургский пейзаж художника Петра Верещагина, который был продан за $1,472 млн., многократно превысив предполагаемые $180 тыс.
Аукционный дом Christie’s показал в Нью-Йорке «другую игру». Отдав Sotheby’s инициативу в вопросах количества и исторического размаха, сотрудники Christie’s провели за 2 дня до Sotheby’s компактные и в целом удачные торги, где рекордные на тот момент цены взяли, в частности, работа Зинаиды Серебряковой «Спящая обнаженная» — $1,416 млн. против предполагаемых $400 тыс., работа Григория Габашвили «Базар в Самарканде» — $1,136 млн. против предполагаемых $600 тыс. и одна из выставленных на торги картин Рериха — $856 тыс. против предполагаемых $350 тыс. По словам главы международного русского отдела Christie’s Алексея Тизенгаузена, здесь решили сделать ставку не на количество, а на качество. Очевидно, что эти слова означают следующее: в Christie’s заняли выжидательную позицию, но ничто не помешает перенять инициативу Sotheby’s, если она окажется удачной. Видимо, этого и следует ждать в недалеком будущем.
По-настоящему качественные вещи — всегда хорошее капиталовложение. Несмотря на заявления о растущей избирательности клиентов, существует пресловутая мода. Тут сразу вспоминается непременный герой русских торгов и объект шуток эстетов-интеллектуалов — Айвазовский, которого и на рынке много, и картины выставляют на торги разного качества, но раскупают его неизменно как горячие пирожки, что снова было продемонстрировано в Нью-Йорке. Как всегда, делаются ставки на очередное «горячее» направление, и здесь дилеры прочат дальнейший рост цен на авангард начала века, в особенности на ранние, то есть более редкие работы. Об этом в один голос говорили и Соня Беккерман из Sotheby’s, и Алексей Тизенгаузен из Christie’s. Но несмотря на то, что работа Ильи Машкова побила все рекорды в прошлом сезоне на лондонских торгах (2,136 млн. фунтов стерлингов или около $3,745 млн.), в Нью-Йорке расклад был иной. Оцененный в $3,5 млн. Кончаловский на Sotheby’s не продался, две другие его работы продались, но без сенсаций. Если уж говорить о «веяниях», то на русских торгах повеяло ориентализмом, о чем свидетельствуют не только более чем успешные продажи Рериха — на Sotheby’s он намного превзошел рекорд Christie’s двухдневной давности и ушел за $2,2 млн. и $1,248 млн., — но и увлекательная борьба за работы Александра Яковлева, путешествовавшего в 20—30-е годы ХХ века по экзотическим странам. Цена на его работу, изображающую танцора японского театра кабуки, неожиданно поднялась до $1 млн. и достигла $1,808 млн. (против предполагаемых $150—200 тыс.). Другая работа Яковлева — с изображением на этот раз китайского актера — ушла за $1,248 млн. ($150—200 тыс.). В цене оказалась и более традиционная и легкоусвояемая красота — работа любимого соотечественниками «русского импрессиониста» Коровина (интерьер мастерской художника в Гурзуфе с идиллическим ночным пейзажем за открытым французским окном) взяла $1,696 млн., а совсем уж гладкая и, как сейчас любят выражаться, «гламурная» картина Богданова-Бельского с изображением читающей дамы среди цветов (эта вещь еще в 1915 году оказалась на обложке журнала «Столица и усадьба») ушла за $1,696 млн. Гигантский и воинствующе слащавый Маковский («Туалет Венеры») до этой суммы недотянул, но тем не менее был продан за солидные $800 тыс.
Актуальность и современность
Для людей, интересующихся современным искусством, наиболее занимательным оказался эксперимент Sotheby’s с «актуальными» художниками (этот термин используют, чтобы не путать новых авторов, скажем, с нонконформистами-шестидесятниками). Инициатива, подкрепленная историческим прецедентом 1988 года, должна пойти на пользу продажам актуального искусства, которое, в отличие от славных 80-х, представляет сейчас наиболее зыбкую почву для дилеров. Ведь Sotheby’s — это знак качества для робких клиентов, по-прежнему сомневающихся в художественной ценности современного искусства. Поэтому галеристы стремятся под любым соусом выставить работы на торги. Есть только одно «но»: при этом желательно, чтобы работы продались, хотя бы за низкую цену. На нью-йоркском аукционе таким «соусом» стала благотворительность: одна из самых амбициозных (и обеспеченных) московских галеристок — Стелла Кей, владелица галереи «Стелла Арт», — выставила несколько лотов, средства от продажи которых должны были пойти в пользу русских детей, больных СПИДом. Среди лотов были работы московских звезд — Анатолия Осмоловского, Дмитрия Гутова, Вадима Захарова.
Организаторы не учли нескольких особенностей: прохладное отношение русских к благотворительности; тот неоспоримый факт, что отечественному коллекционеру незачем ехать в Нью-Йорк за работами, представленными в московских галереях; и, наконец, почти полное неведение потенциальных американских клиентов относительно русского актуального искусства. Из девяти лотов продались только три — Осмоловский за $2400, Павел Пепперштейн за $1440 и Кирилл Челушкин за $3600.
Более живо раскупали современную фотографию, которая, видимо, лучше соответствовала представлениям о диковатом «русском колорите» — например, работы Аллы Есипович и Игоря Мухина. По словам сотрудников Sotheby’s, фотографию активно покупали иностранные клиенты. Кроме того, Sotheby’s в сотрудничестве с ведущими московскими галереями современного искусства была организована «выставка-продажа» — своеобразное дополнение к торгам. На момент написания материала были проданы две работы группы АЕС (за $10 тыс. и $20 тыс.) и одна работа Олега Кулика за $22 тыс. Самая дорогая работа на выставке — Виноградова и Дубосарского — по-прежнему доступна желающим за $350 тыс.
Ситуация, как мы видим, самым драматическим образом отличается от 1988 года — ведь Гриша Брускин, чья работа была тогда продана за 240 тыс. фунтов стерлингов, на момент аукциона был не более известен, чем Дмитрий Гутов. Но во времена «железного занавеса» и непосредственно после его падения идеология была мощнейшим фактором в раскрутке современного русского искусства на Западе. По словам Рональда Фельдмана, известного нью-йоркского галериста, который первым начал выставлять и продавать работы Комара и Меламида, Ильи Кабакова и других звезд,«интерес публики к первой выставке Комара и Меламида в Нью-Йорке был огромный. Люди с изумлением обнаруживали, что в Советском Союзе вообще существует современное искусство, а тем более искусство, оппозиционное официальной доктрине... Первые выставки этих художников в Америке были окружены романтическими легендами о конспиративных встречах, о невероятных способах вывоза работ из Советского Союза, об опасностях, которым подвергались художники и их соратники».
Теперь же, когда на идеологию рассчитывать не приходится, основным фактором стал рынок, и рынок этот формируется именно в России, а не за ее пределами. Кроме того, по словам г-на Фельдмана, сейчас современные русские художники, чтобы добиться успеха, должны не только представлять свою локальную художественную ситуацию, но и вписываться в международный контекст на соответствующем уровне. Тут стоит отметить, что работа Комара и Меламида начала 1970-х годов была продана на Sotheby’s по сравнительно низкой для этих художников цене в $39 тыс. — видимо, потенциальные участники аукционного соревнования также решили обратиться к другим источникам.
Иная «конъюнктура» сложилась на торгах Sotheby’s для шестидесятников-лианозовцев: картина Владимира Немухина была продана за $240 тыс. против предварительной оценки в $50 тыс.—$70 тыс., ушли и все работы Оскара Рабина, одна из них — за $102 тыс., картина московской абстракционистки-шестидесятницы Лидии Мастерковой — за $107 тыс. Многие из проданных работ, включая упомянутые вещи Немухина и Рабина, были выставлены на аукцион Романом Табакманом, который в свое время приобрел известную коллекцию шестидесятников Глезера. Чем ближе к современности, тем «прозрачнее» происхождение работ, и Роман Табакман указал свое имя в каталоге, активно общался с прессой и с гордостью отмечал, что на сессии 26-го числа ушли все предоставленные им работы, а 28-го — практически все.
Возможно, такие успехи вдохновят коллекционеров на приобретение пока доступных по цене работ современных художников, потому что гарантировать их доступность через несколько лет уже нельзя.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
